Татьяна Степанова - Драконы ночи

– О, «Дали» по местным меркам – это просто шикарно. Значит, в отпуск?

– У меня подруга там живет.

– Еще лучше. Значит, уже две москвички, – владелец катера совсем оживился. – То ни одной, а то сразу две. Я, между прочим, сам жил в столице. Хаять не буду – хороший город, сытый, крутой. А это вот Двуреченск. Столицу только по телику зрит – Кремль, Пугачеву с Галкиным, Малахова с Собчак. Спать укладывается рано, встает по заводскому гудку. Пьет, и не только по праздникам. Но, знаете ли, природа все искупает – рыбалка, грибы, ягоды. Я тут, например, торчу исключительно ради ягод. Ради клюквы болотной. Кстати, меня зовут Симон.

Катя направлялась к стоянке такси. За спиной ее галдели грузчики, хлопали какие-то железяки. Она, сторговавшись, уже садилась в старенький «жигулек», как к нему подрулило, подрезав и перекрыв выезд синее «Вольво». Симон высунулся из окна.

– Я как раз мимо «Далей» еду, – объявил он. – Это кто у нас за рулем? Эй, читланин, Серег, Паш, или как тебя? Ген? Сколько там тебе причитается? Сто? На, получи. И пулей – ее вещички ко мне в машину.

– Что это? – опешила Катя.

– КЦ. – Симон кивнул шоферу, и тот, спрятав сторублевку, ухмыляясь, потащил Катины вещи из багажника.

– Да я с вами не собираюсь никуда ехать!

– Почему? Я что, на пацака похож? Это они все читлане, сплошь мафия. Бандюки. А я тихий, смирный. Нет, если совсем серьезно, очень рад с вами познакомиться. И я рад быть вам чем-то полезным.

Катя покачала головой и сдалась. Если уж так ее чары неотразимы – что ж, это приятно. И потом он, этот Симон, довольно симпатичен. Не какой-нибудь там слесарь-пропойца, а хозяин катера, и машина у него не то что этот раздолбанный «жигуль», на котором и ехать-то по кривым местным дорогам, наверное, страшно.

Она устроилась на заднем сиденье. Только в машине она ощутила исходивший от Симона слабый запах алкоголя. И это в такую-то рань? И снова упрекнула себя: нельзя быть такой опрометчивой. Садиться в машину к первому встречному в чужом городе. Мало ли что он «понравился», они все, эти пройдохи, сначала нравятся, а потом…

– По правде говоря, мне не хотелось, чтобы вы ехали одна с кем-то из этих, что гужуются тут у вокзала, – сказал Симон, точно подслушал ее мысли. – Народ тут пестрый. И острый. И с приезжими порой не церемонится.

– Спасибо за заботу.

– Пожалуйста. Вы, кстати, так мне имени своего и не сказали.

– Екатерина.

Он одобрительно кивнул в зеркальце. У него был высокий лоб и широко поставленные темные глаза. Короткие кудрявые волосы колечками падали на лоб. На вид ему было за тридцать. Для Двуреченска он был, пожалуй, слишком даже живой и непосредственный в своем желании общаться.

– Вы здесь живете постоянно? – спросила Катя.

– Более или менее. Я дом тут купил. Думал, буду просто наезжать летом. Да вот как в апреле приехал, так и завис до сентября. Бизнес на компаньона бросил. Боюсь, наворотит он там дел без меня. А вы чем-то обеспокоены, ведь так? Вы сюда из-за подруги приехали?

– С чего вы взяли? – Катя ощутила смутную тревогу. Этот странный парень, как он угадал?

– Но это ведь правда?

– Да, то есть не совсем. Почти что. Но как вы определили?

– Не знаю. У меня иногда получается это самое. Того бандита на площади, таксиста, Генкой зовут, но я его имя, как видите, только с третьей попытки снял.

– Как это сняли, откуда?

– Из его подсознания, – Симон улыбнулся, – из мозгов. А, не берите в голову. Это я так, шучу. Хочется порой приколоться. Я ведь тут один живу. С домработницей. Домработница бабка Мирониха. Тетка мировая. Но лет-то ей уже под восемьдесят. Волком закукуешь с такой зазнобой. А тут утро ясное, мне катер притырили наконец-то – сколько ждал. И бац – венцом всего такая милая, очаровательная девушка. Туристка. И без спутника.

– Я замужем.

– А я это сразу понял.

– Так уж и поняли.

– С ходу. Но мысль грустная, и я ее отмел. Пока что. – Симон повернулся к Кате. – Нет, серьезно, здесь это значения никакого не имеет.

– Это? А вы правда катер купили? Они же миллионы стоят.

– Ну, это почти что катер.

– А, ясно, – Катя усмехнулась. – Мальчишки там, на вокзале, вам тоже не очень-то поверили.

Она поймала в зеркальце его взгляд. Какой-то другой – не прежний. Искорка настороженности и недоверия вспыхнула и погасла.

– Вот любуйтесь – это городская баня. А дальше – мэрия, это вот собор, – Симон неспешно вел машину по центральной улице. – Это здание городского театра драмы и комедии, когда-то в нем даже цирк выступал. А вот и мост.

Миновали мост, за которым старый Двуреченск, по сути, уже кончился. Тут было что-то вроде пригорода – слободы, частный сектор: дома за заборами в яблоневых и вишневых садах. На участках собирали осенний урожай. Пахло прелой листвой и дымком.

Потом и слобода кончилась, и дорога зазмеилась по берегу реки. Над лугами, влажными от осенних дождей, в солнечном сентябрьском небе по-прежнему искрилась радуга.

– Красиво как. И какие цвета яркие, – Катя не смогла сдержать восхищения.

– Не смотрите на нее долго.

– Почему? Я такую радугу видела всего пару раз, наверное.

– Ваше счастье. Примета скверная.

– Радуга? Кто это сказал?

– Я это говорю. А еще древние греки, кельты, даяки с острова Борнео. Еще сорок лет тому назад, завидев в небе радугу, они хватались за ножи. Радуга – это знак, что боги жаждут, что они голодны и неспокойны. А людям это ничего хорошего не сулит.

– Вы что, бывали на Борнео?

– Бывал. Но Двуреченск как-то милее моему сердцу, Екатерина.

Машина миновала маленькую рощу, за которой были снова луга, а над ними радуга красно-оранжево-зеленой дугой. Послышался громкий лай собак. Солнце било Кате прямо в глаза, и она даже зажмурилась. А потом, открыв, увидела слева гладь воды, справа все тот же луг, над ним радужную сферу и словно выходящие, выступающие из оранжево-зеленого акварельного цвета темные фигуры. Их было много, и двигались они медленно, на равном расстоянии друг от друга.

Симон резко сбавил ход, машина медленно ползла по шоссе. А по обочинам его стояли военные грузовики. По лугу, по направлению к лесу и вдоль реки шли солдаты в полевой форме. Здесь же было полно и милиции. Вся эта масса людей перемещалась от дороги в глубь территории. Слышались отрывистые команды. Среди милиционеров Катя увидела и кинологов – они вели на поводках овчарок.

– Что случилось? Что это тут у вас такое? – Острое чувство тревоги захлестнуло Катю. Все произошло так внезапно, и так велик был контраст между полным безмятежности и покоя пейзажем и этими людьми в военной и милицейской форме, собранными здесь и сейчас в таком количестве, двигавшимися так сосредоточенно и мрачно, что это никак, ну никак не походило на учения, а смахивало только на одно – на тотальную проческу местности.

Симон совсем сбавил ход, машина почти остановилась, но гаишник на обочине возле грузовиков, глянув в салон, махнул жезлом: проезжайте быстрее, не задерживайтесь.

– Кого-то ищут, – тихо сказал Симон. – Утром и на вокзале все кого-то искали, я заметил – проверяли электрички и вагоны в отстойнике.

Черная ворона устроилась на покатой крыше гаража. «Карр!» – требовательный хриплый вопль вороньей черной души: карр! карр!

Ольга Борщакова стояла у окна своего кабинета – в «Валдайских далях» управленческий офис располагался на втором этаже в пристройке. Так пожелал когда-то муж Ольги, утверждая архитектору проект строящегося здания.

Центральная часть здания была отведена под номера, на первом этаже помещались ресторан, бар, кинозал, спортивно-тренажерный комплекс, сауна. Имелся небольшой зимний сад, а также уютная терраса с видом на реку по всему фасаду. Муж Ольги Борис Борщаков – главный застрельщик и организатор строительства – был захвачен идеей сделать «Дали» одним из лучших частных отелей на Валдае. Он не жалел для этого ни сил, ни средств. Сил тогда у него хватало на все. А средства он умел добывать, налаживая выгодные отношения с банками, бизнеспартнерами, местной администрацией и некоторыми весьма влиятельными структурами в Москве. Он многое умел и во многом преуспел для своих сорока шести лет. Полтора года назад он погиб в автокатастрофе – нелепой и страшной аварии по дороге в Москву. И с тех пор время в «Валдайских далях» – месте, которое он так любил, которое, по сути, создал с нуля, как будто остановилось.

Черная ворона, склонив голову набок, смотрела в окно кабинета и видела за стеклом крупную сорокавосьмилетнюю женщину – стриженую блондинку, солидно раздавшуюся вширь, несмотря на тысячи разных диет и модный фитнес, которыми она себя изнуряла постоянно.

Ворона каркнула и, словно заводная уродливая игрушка, заскакала по крыше. Она плясала свой вороний танец, то и дело проверяя – наблюдает ли за ней женщина в окне. Ворона прилетала на крышу гаража вот уже несколько дней. И начинала каркать, надсаживать глотку до тех пор, пока Ольга не подходила к окну. Эта повторяющаяся каждое утро сцена начала уже действовать ей на нервы. Утро было самым горячим временем для управленческого штата отеля и для его хозяйки. Ворона словно знала это, и прилетала, и начинала орать как будто нарочно, провоцируя Ольгу. Словно ждала, что та в сердцах распахнет окно и запустит в нее чем-нибудь увесистым, убивающим наповал – например керамической кружкой для кофе или же мраморной пепельницей, оставшейся в кабинете с тех времен, когда здесь в кожаном кресле за столом сидел Борис Борщаков.