Максим Шаттам - Кровь времени

— Он здесь?

Грегуар оставался невозмутимым; потом отступил назад, освобождая проход. Когда Марион оказалась внутри, юноша ответил:

— Джо здесь нет, он наверху, в аббатстве. — Он произнес это очень спокойно, в голосе ни беспокойства, ни страха.

— Я прочла его до конца, — тихо сказала Марион, кивая на дневник.

— Мы так и думали.

Марион внимательно рассматривала гостиную, как будто пришла сюда в первый раз: искала какую-нибудь деталь, знак, который позволил бы ей лучше понять личность старика — того, кем стал Джереми Мэтсон за все эти годы.

— Теперь у него почти нет акцента, — заметила она вслух.

— Он живет во Франции очень давно…

— И совсем не выглядит на свои годы.

Грегуар поднял брови, явно смущенный.

— Послушайте… — начал он, — я хотел бы извиниться за то, что случилось сегодня днем… Я не собирался причинять вам вред. И подумать не мог, что все так обернется. Просто хотел взять книгу. Вовсе не планировал сталкиваться с вами и…

— Проехали, Грег. С годами ты поймешь, что приходится отвечать за свои поступки независимо от их последствий. Бывают случаи, когда неплохо бы, нет… необходимо вспомнить об этом заранее.

Начиная просить извинения, юноша явно не ожидал, что ему будут читать нотации; он насупился и скрестил руки на груди. Видя это, Марион воздержалась от заключительного замечания — от их столкновения физически больше пострадал сам Грегуар.

— Если я не помешаю, я останусь и подожду, пока он вернется с концерта, — сказала она.

— На самом деле он предполагал, что вы придете с ним поговорить — этим вечером или завтра с утра. Его нет в концертном зале, он на крыше. Я объясню вам, как туда пройти.

Грегуар подробно описал ей дорогу и проводил до входной двери.

— И последний вопрос, — решилась Марион, — почему Джереми оставил свой дневник среди книг в библиотеке Авранша?

Грегуар нахмурился.

— Джереми? — повторил он. — Джереми Мэтсон? Он вовсе не оставлял свой дневник в Авранше…

— Как… ведь именно он…

— Мэтсон исчез в тысяча девятьсот двадцать восьмом году.

Марион покачала головой.

— Нет, Мэтсон… Подожди секунду. Джо и есть Джереми, он что, тебе об этом никогда не говорил?

Грегуар взглянул на нее так, как если бы она нанесла ему худшее из возможных оскорблений.

— Что вы такое говорите?! Разве вы не знаете? Джереми Мэтсон исчез в марте двадцать восьмого года. Его тело так и не нашли. Джо — это не Джереми. — Внезапно он хлопнул себя по лбу. — Так вы еще не знаете, да?

— Не знаю чего?

— Кто он на самом деле.

Грегуар оперся плечом о входную дверь.

— Так вы не знаете, что случилось той ночью? — настаивал он.

Сердце Марион забилось сильнее, готовое выскочить из груди. Ее жизнь оказалась связанной с этой историей теснее, чем она рассчитывала. Теперь это уже не просто чтение чужого дневника, как раньше, — это реальность, и частью ее является она сама.

Грегуар начал рассказ:

— Прежде чем исчезнуть в ту ночь, Джереми Мэтсон действительно позвонил в полицию и объяснил, где находятся тела сына Кеораза и гул. Полицейские пробрались туда и обнаружили все в таком состоянии, как описано в прочитанном вами дневнике. За исключением одного: ребенок не погиб. Он сидел в углу — еще живой. В этой суматохе Мэтсон совершил ошибку: убежденный, что гул убила ребенка, не стал как следует проверять его состояние. На самом деле к моменту появления детектива мальчик был без сознания, но живой. Он очнулся незадолго до того, как на место прибыла полиция.

Марион прижала дневник к себе.

— Джорджа Кеораза вылечили, — продолжал юноша. — Он вырос, отправился учиться в Англию, затем приехал во Францию. Наша страна ему настолько понравилась, что он решил остаться здесь навсегда. Именно в это время принял монашеский постриг. Обосновался в Мон-Сен-Мишель вместе с другими членами монашеского ордена, к которому принадлежал. Спустя несколько десятилетий внутренние склоки привели к тому, что аббат распорядился перевести Джорджа в другое место. Тот отказался: он был привязан к Мон-Сен-Мишель больше, чем ко всему остальному. Спустя год он покинул братию и поселился в этом доме. Прекратил посещать монастырские службы и вместо этого стал ходить в маленькую приходскую церковь. Так и состарился.

— Джо — это Джордж… — пробормотала Марион. — Джордж Кеораз…

— Да. Бывший член братии.

— Вот откуда у него ключи… Он сохранил связку еще с тех времен.

— Копии, — подтвердил Грегуар. — Они позволяют свободно передвигаться по аббатству и даже зайти к вам в дом.

— Это также объясняет неприязнь между ним и братом Жилем…

Грегуар ответил не сразу.

— Думаю, дело здесь в сестре Люсии… Оба были слишком близки с ней, и в итоге возникли проблемы, — предположил он без всякого смущения.

Внезапно все части головоломки сложились в единое целое перед мысленным взором Марион. Она открыла рот, но не произнесла ни слова. Джереми Мэтсон исчез той ночью… наверняка был убит. Женщина поняла, что побуждало Джо так энергично бороться за возвращение дневника: в нем вся правда о его отце; истина, которая так и не прозвучала. И которая стоила жизни Джереми Мэтсону. Джо изо всех сил старался вернуть книгу назад, чтобы не позволить никому глумиться над памятью отца. А это неминуемо произошло бы, если бы давняя история выплыла наружу. Фрэнсис Кеораз убил Джереми той же ночью, когда детектив пришел к нему в дом за признанием. Миллионер одолел его и избавился от тела. Расследование по делу об убийстве детей было закрыто: гул оказалась идеальным обвиняемым. Жуткий безумец в роли убийцы прекрасно отвечал запросам общественного мнения той эпохи. А Фрэнсису Кеоразу удалось добиться, чтобы скандал не посадил ни пятнышка на его безукоризненную репутацию, — богача никто даже не потревожил. Тем или иным способом Кеораз сумел заполучить дневник Джереми Мэтсона.

— Мне нужно с ним повидаться! — заявила Марион.

Грегуар вышел вместе с ней на улицу.

С западной террасы Марион могла любоваться великолепным видом на окрестности, укрытые звездным одеялом ночи. Сквозь высокую дверь монастырской церкви, расположенной у нее за спиной, доносились лирические речитативы «Времен года» Вивальди: звучали первые такты «Зимы» — allegro поп molto.[86] Марион задержала дыхание и попыталась как можно незаметнее открыть створку, чтобы войти внутрь храма. На концерте присутствовало около сотни слушателей; они с сосредоточенным видом сидели на скамьях. Стараясь не привлекать к себе внимания, вновь вошедшая пересекла придел и дошла до южного трансепта.[87] Здесь она отыскала дверь, о которой ей говорил Грегуар, — не заперта. Женщина переступила через порог и стала подниматься по узкой винтовой лестнице. Ноги тут же выказали свое неудовольствие таким поворотом дела, налившись тяжестью. Эхо упоительной музыки гуляло по темному колодцу… Марион добралась до первой лестничной площадки и около минуты простояла здесь, отдыхая. Грегуар предупредил, что ей предстоит забраться на самый верх.

Одолев последнюю ступеньку, она приоткрыла еще одну дверь и протиснулась на крышу. Ветер тут же схватил новую игрушку — ринулся к женщине быстрее дикого зверя и обнюхал ее со всех сторон; вцепился в одежду, взъерошил волосы, грубо оттолкнул и вновь принялся кружить между щипцами крыши, под колокольней, подобно невидимому стражу, поставленному самим Господом. Постепенно Марион свыклась с этим беспокойным соседством; внимательно оглядевшись, пришла к выводу, что потерялась среди декоративных башенок, арок и колоколенок, которые торчали из крыши повсюду, то сливаясь, то вырастая одна из другой в виде живого букета каменных цветов. Мощные прожекторы, направленные на тонкие архитектурные элементы, создавали золотой занавес между высокими черными витражами и уродливыми мордами горгулий.

Покрытый резьбой гранитный мост протягивался над пустотой и соединял башню — Марион находилась на ее вершине — с крышей над хорами. Крутые ступеньки на мосту издали напоминали мехи аккордеона. Женщина рискнула пойти по этой лестнице, изо всех сил вцепившись в перила — настолько ажурные, с таким количеством отверстий, что возникало сомнение в прочности всего сооружения. Марион почувствовала, как мощное дыхание стихии раскачивает ее из стороны в сторону, и стала смотреть только под ноги, чтобы избежать головокружения. Взобралась еще выше и остановилась, не дойдя двух ступенек до вершины; там ее ждала величественная фигура.

— Лестница-кружево — так мы ее называем, — произнес Джордж Кеораз вместо приветствия, протягивая Марион руку. — Вы позволите?

Она не знала, что делать, и в итоге приняла его предложение. Старик взял ее за руку и помог подняться на самый верх.