Михаил Ахманов - Шутки богача

Поселок располагался километрах в трех от рабочей зоны, у подножия холма с президентской виллой. Параллельно Грин-авеню шли пятнадцать или двадцать улочек с поэтическими именами вроде “Аллеи Роз”, “Бульвара Утренней Зари” и “Большой Секвойи”; на каждой – тридцать-сорок уютных домиков, тонувших в зелени и цветах. Растительность была пышной, разнообразной и радовала глаз: стройные пальмы соседствовали с кипарисами и дубами, рододендронами, калифорнийскими кедрами и еще каким-то хвойным деревом, неведомым Каргину. В конце улочки Большая Секвойя обнаружился древесный гигант неохватной толщины, подпиравший, казалось, самое небо, и он решил, что это и есть секвойя. Среди ее чудовищных корней ютился автомат с банками кока-колы.

На Грин-авеню нашлось питейное заведение посолидней – бар, стилизованный под испанскую венту, где подавали пиво, виски и вино. Он стоял напротив коттеджа под номером двадцать два, а рядом высился бревенчатый салун под названием “Старый Пью”, с бильярдной, кегельбаном и тиром, располагавшимся несколько поодаль и огороженным дубовой стойкой. Проезжая мимо, Каргин втянул носом воздух и расплылся в блаженной улыбке: пахло жареными цыплятами и какой-то острой мексиканской приправой.

В шесть часов атмосфера наполнилась запахом бензина и гулом машин; их пестрый поток устремился к дороге под вязами и дубами, распадаясь на два полноводных ручья: одни катились к поселковым улочкам, другие – в Уолнат-Крик, а возможно, и дальше, на запад, к заливу. Сообразив, что рабочий день закончился, Каргин подрулил к “Старому Пью”, со вкусом пообедал, выпил пива в баре и приценился к шампанскому. Местное стоило пятнадцать долларов, французское – семьдесят пять. Он вздохнул, поскреб в затылке, но купил французское; бросил тяжелую бутыль на сиденье “шевроле”, снял пиджак и направился к стрельбищу.

Публики там не было, если не считать чернокожего паренька, содравшего с Каргина пяток “зеленых”. В обмен ему были предложены спортивный пистолет, “беретта”, “кольт” модели девятьсот одиннадцатого года и“специальный полицейский” сорок пятого калибра. Каргин выбрал полицейский револьвер и под восхищенное улюлюканье мальчишки всадил шесть пуль в десятку. Стреляли здесь по мишеням армейского образца, прибитым к фанерному щиту и представлявшим поясной контур без рук, но с головой. От револьверных пуль фанера летела клочьями, а гром стоял такой, будто палили все батальонные минометы разом. Каргин пошарил в карманах, сунул парню мелочь, какая нашлась, и расстрелял еще пару обойм.

Когда рассеялся дым и смолк грохот последнего выстрела, сзади раздались аплодисменты. Он обернулся и встретился взглядом с рыжеволосой девицей в красной маечке и шортиках. Она была по плечо Каргину, невысокая, стройная, хрупкая, но с полной грудью; майка так обтягивала ее, что выделялись соски. Бледное личико с веснушками у вздернутого носа казалось бы приятным, даже красивым, если бы не губы, кривившиеся в ухмылке, и некая облачность в серо-зеленых глазах.

Причину такого тумана Каргин определил с пяти шагов: от рыжеволосой красотки попахивало спиртным. Запах стал особенно заметен, когда она, шагнув поближе, ткнула его кулачком в плечо.

– Ты кто, ковбой? Новый охранник? Откуда?

– Спецагент Алекс Керк, сестренка, из самой Черной Африки, – ответил Каргин и свирепо оскалился. – Киллер! Нанят мистером Ченнингом, чтобы пришить мистера Мэлори.

– Киллер, ха! А я – майское дерево!

– Не веришь? – он похлопал себя по карманам. – Черт, мелочь кончилась…

Доллар-другой у тебя найдется? Дай мальчишке, пусть набьет барабан, и я пристрелю вас обоих.

– А если без пистолета, руками? – она придвинулась так близко, что напряженные соски уперлись в грудь Каргину.

– Можно и руками, – согласился он, взял ее за талию, приподнял и отодвинул на полметра. – Ты как желаешь: чтобы я тебе шею свернул, сердце проткнул или вырвал печенку?

Рыжая захихикала.

– Лучше проткни. Только начинай снизу, – она уцепилась за локоть Каргина и потянула его к бару. – А ты ничего, ковбой! Как тебя?.. Алекс? Ну, Алеке так Алекс… Весельчак! Люблю весельчаков… Пой-дем-ка, отметим знакомство… Угостишь бедную юную леди?

– В другой раз, – пообещал Каргин, шагая рядом и искоса разглядывая ее.

«Леди, может, и бедная, однако не юная, – подумалось ему. – Постарше Кэти, но не намного, на год или два. Нахальная, но вполне ничего… ежели в трезвом виде и приличном платье… или вовсе без платья… Посмотрим сначала, что с Кэти выйдет!» – решил он и, осторожно выдернув руку из цепкой хватки рыжей, поинтересовался:

– Имя у юной леди есть?

– Мэри-Энн, – пробормотала девушка, покачнулась и привалилась к плечу

Каргина, обдавая его запахом виски и горьковатым ароматом духов.

Он поддержал ее под локоток.

– Мэри-Энн? Проще Нэнси…

Рыжая вздрогнула и резко отстранилась. Возможно, она была не так уж пьяна или протрезвела на мгновенье, но сейчас, когда девушка стояла перед Каргиным, в ее глазах он не заметил ни облачности, ни туманной мглы. Совсем наоборот! Они блестели и сверкали, и казалось, что из них вот-вот с шипеньем вылетят молнии, испепелив его дотла.

– Не проще! – покачиваясь, она погрозила ему пальцем. – Не проще, ковбой!

Запомни: никаких Нэнси! Меня зовут Мэри-Энн!

– А меня – Керк! И никаких ковбоев.

Он повернулся и зашагал к машине…

Смеркалось тут рано, в девятом часу. Добравшись домой, Каргин пошарил в шкафах, нашел спортивный костюм, переоделся, устроился на крыльце и приступил к изучению соседнего коттеджа. Небеса, усыпанные звездами, располагали к приятным мечтам, в траве верещали и пели цикады, ветер шелестел листвой, рябил воду в бассейне и пах чем-то приятным – жасмином или розами, или цветущей акацией. Дом за поляной был почти не виден, как и флаг, полоскавшийся над ним, но вместо флага трепетала в освещенном окне занавеска – будто призывный сигнал, в единый миг заставивший Каргина позабыть о рыжей. На фоне полупрозрачной кремовой занавески скользила тень. Он разглядел стройную фигурку Кэти у большого овального зеркала; руки девушки ритмично двигались вверх-вниз, волосы струились темным облаком, обнимали плечи, шаловливыми змейками ласкались к груди.

Временами ветер приподнимал занавеску, и тогда Каргин мог бросить взгляд в глубину комнаты, на столик у дивана, где горела лампа и что-то поблескивало и сверкало – кажется, хрусталь.

Налюбовавшись, он поднялся, прихватил бутылки с шампанским и коньяком, распугивая цикад, пересек лужайку и, очутившись под окном, продекламировал:

– Моряк возвратился с моря, охотник вернулся с холмов… [2] Пустят ли его в дом?

– Пустят, – послышался голос Кэти, и занавеска отдернулась. – Но должна заметить, что ты не торопился.

– Зато я принес шампанское, – сказал Каргин и, единым махом перескочил через подоконник.

Он не ошибся: на столике у дивана блестели хрустальные бокалы и небольшие стаканчики, замершие на страже при вазе с фруктами. Его несомненно ждали и встретили ласковым взглядом и поощрительной улыбкой. В комнате царил полумрак, в овальном зеркале у окна отражались звезды, лампа под голубым абажуром бросала неяркий свет на лицо Кэти. На ней было что-то воздушное, серебристое, неземное – одна из тех вещиц, какими женщины дразнят и тешат мужское воображение. Впрочем, Каргин не приглядывался к ее наряду, интересуясь больше тем, что находилось под тонкой полупрозрачной тканью.

Однако дело – прежде всего, и он, вытащив паспорт, вручил его Кэти. Она раскрыла красную книжицу.

– Тебе тридцать три?

– Хороший возраст, – сказал Каргин, открывая шампанское. – Уже есть, что вспомнить, и есть еще время, чтобы об этом забыть.

Кэти, поджав ноги, устроилась рядом на диване.

– О чем же ты хочешь забыть, солдат? О неудачной любви? О женщине?

– О женщине? Хм-м, возможно… Такая рыжая, с манерами герлскаут на школьной вечеринке… Много пьет и липнет к незнакомым парням. Не хочет отзываться на имя Нэнси.

Зрачки Кэти внезапно похолодели, будто пара замерзших темных агатовых шариков. Отодвинувшись, девушка с подозрением уставилась на Каргина.

– Где ты ее подцепил, Керк?

– Не подцепил, а встретил. В “Старом Пью”.

– Рыжая шлюха… Где ей еще сшиваться…– Кэти презрительно поджала губы. – Держись подальше от Мэри-Энн, солдат! Если тебе интересны такие… такие…

Каргин был не прочь разузнать побольше о загадочной Мэри-Энн, но обстановка к тому не располагала. Притянув Кэти к себе, он нежно поцеловал ее в шею.

– Совсем не интересны, и я о ней уже забыл, детка. О всех забыл, кроме тебя.

Личико Кэти смягчилось.

– Льстец! Ну, ладно, что тут поделаешь… все вы льстецы… в определенное время…– она подняла бокал и с мечтательной улыбкой промолвила:

– Раз ты забыл про Мэри-Энн, выпьем за Париж! Ты расскажешь мне о Париже, Керк?