Михаил Ахманов - Шутки богача

– Раз ты забыл про Мэри-Энн, выпьем за Париж! Ты расскажешь мне о Париже, Керк?

– О Париже? Как-нибудь потом. Сначала поговорим о тебе и о твоих прекрасных глазах.

Глядя сквозь янтарную жидкость на свет лампы, Каргин с чувством произнес:

Карие глаза – песок,

Осень, волчья степь, охота,

Скачка, вся на волосок

От паденья и полета.

– Киплинг…– зачарованно прошептала Кэти. – Ты знаешь Киплинга, солдат?

– Я его просто обожаю, – сказал Каргин, обняв Кэти за гибкую талию. – Выпьем! Они выпили.

Жизнь прожить – не поле перейти, но в жизни той были проложены разные тропки для разных целей, в том числе – для покорения женских сердец. Каргин ведал многие из них. Тропки вились прихотливо и были. столь же отличны одна от другой, как женские души. Кого-то покоряли нежностью, кого-то – лестью, кого-то – кавалерийской атакой; одни клевали на грубую силу, на мундир в золоченых шнурах, на блеск погон и крепкие мышцы, других приходилось обольщать ласками и поцелуями, цветами и сладкими речами, третьим пускать пыль в глаза, повествуя о ранах, битвах и подвигах в африканских джунглях. В общем, годилось все, кроме угроз и прямого обмана.

Кэти, как полагал Каргин, нужно было брать напором и интеллектом. Тоска по Парижу выдавала натуру романтическую, мечтательную, склонную к лирике и поэзии, но в то же время он подозревал, что лирика с романтикой замешаны на здоровом американском прагматизме, идеалами коего были успех, энергия и сила. Это обещало сделать их отношения не только приятными, но и полезными. Романтика подогревает страсть и хороша в постели, а с женщиной практичной можно потолковать, узнав немало нового. Скажем, о том, какие эксперты шли на приступ халлорановых владений, и чем им это улыбнулось.

Он разлил коньяк в маленькие стаканчики. – Теперь – за тебя, – сказала Кэти, перебираясь к нему на колени. – Люблю мужчин с серыми глазами. Хотя среди них встречаются такие…-она хотела что-то добавить, но вовремя прикусила язычок и лишь с брезгливостью передернула плечами. – За тебя, Керк! Как там у Киплинга?.. Серые глаза – рассвет, пароходная сирена, дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены…

Воздушное одеяние Кэти распахнулось, и Каргин стал целовать ее соски. Они ожили под его губами, напряглись, распустились, стали розовыми и твердыми, как ягоды шиповника. Внезапно Кэти вздрогнула, застонала, склонившись над ним; ее дыхание обожгло шею, пальцы принялись торопливо расстегивать рубашку Каргина, потом коснулись шрама под левой ключицей, нащупали длинный тонкий рубец, погладили его, спустились ниже. Халатик девушки с легким шелестом соскользнул на пол.

"Как-то все очень быстро получается”, – подумал Каргин, и это было его последней мыслью. Дальше – лишь ощущение нежной упругой плоти, жадно прильнувшей к нему, запах жасмина и роз, тихие вздохи, страстная песня цикад за окном и чувство, какое испытывает пловец, покачиваясь в ласковых, теплых, плавно бегущих к берегу волнах. Это повторялось снова и снова, пока сладкая истома не охватила Каргина, заставив смежить веки.

Он задремал, прижав к себе теплое тело девушки, и в эту ночь ему не снились ни яма в афганских горах, ни джунгли Анголы, ни перепаханная бомбами боснийская земля.

Три следующих дня Каргин пил кофе большими кружками, рылся в справочниках и картах и терзал компьютер. Компьютеров в его рабочей комнате было, собственно, два: один обеспечивал доступ в сеть и выдачу всевозможных сведений, в другом, автономном, хранилась информация об Иннисфри. Первым делом Каргин попытался уточнить географические координаты острова, но вскоре выяснил, что объект с таким названием нe существует ни в одном из земных океанов. Впрочем, имелась справка, что остров, после его приобретения Халлораном, был переименован на ирландский манер по желанию нового владельца, а прежде носил имя Мадре-де-Дьос. Для этого координаты нашлись, но с тем примечанием, что их исчислил в восемнадцатом веке какой-то испанский капитан из благородных кабальеро, не слишком сведущий в навигации, а потому ошибка могла составлять полсотни миль в любую сторону.

Что же касается острова как такового, то он имел овальную форму, вытянутую с запада на восток, и площадью равнялся Мальте. Длина Иннисфри составляла двадцать, а максимальная ширина – четырнадцать километров, и этот солидный кусок тверди являлся ничем иным, как разрушенным и частью затопленным кратером древнего вулкана. Его западный склон был пологим, сглаженным ливнями и ветрами, и тянулся от бухты, похожей на круглый рыбий рот в обрамлении стреловидных челюстей, до скалистого гребня стометровой высоты. Два мыса-серпа были самыми западными точками Иннисфри; между ними пролегал пролив, довольно. глубокий, шириною в триста метров, переходивший в. просторную бухту Ап-Бей – иными словами, Верхнюю.

Лоу-Бей, или Нижняя бухта, располагалась в четырех-пяти километрах на юго-востоке и была не круглой, а вытянутой, напоминавшей фиорд, поскольку ее обрамляли с двух сторон обрывистые базальтовые утесы – след давнего разлома кратерной стены. В самой ее глубине имелся искусственный песчаный пляж, а больше ничего, если не считать пляжных домиков и тентов.

Вся остальная часть острова, за исключением западного склона, являла собой вулканический кратер, занесенный камнями, песком и слоем довольно плодородной почвы. Кратер охватывала скалистая стена, кое-где в двести-триста метров высотой и совершенно неприступная с моря, но с осыпями, трещинами и пещерами с внутренней стороны. В этом базальтовом кольце рос сырой и душный мангровый лес, переходивший иногда в трясину, с редкими пальмами, панданусом и болотным кипарисом на более сухих местах. Бросовые земли, занимавшие три четверти Иннисфри и совсем не похожие на рай; но для создания рая все-таки оставались западный склон, продуваемый свежими морскими бризами, и обширная низменность около Верхней бухты.

Бухта имела в диаметре километра два, дальний ее конец был отгорожен молом с маячной башенкой, а на берегу располагался вполне современный поселок с казармой для солдат охраны, полусотней коттеджей, складами, причалами и питейными заведениями. Северней поселка лежал аэродром, не очень большой, но и не маленький, вполне подходящий для пятитонных транспортов и, разумеется, вертолетов. Там же находились электростанция, склад горючего, ремонтные мастерские, ангары и гаражи, обрамлявшие прямоугольник взлетного поля.

К востоку от бухты местность постепенно повышалась, и в самой высокой точке, посередине западной кратерной стены, стоял замок Патрика Халлорана – судя по фотографиям, монументальное сооружение в древнеегипетском стиле, с прилегающим парком, жилым трехэтажным корпусом для персонала, конюшнями, бассейнами, антенной спутниковой связи и обзорной террасой. От поселка к дворцу поднималось серпантином благоустроенное шоссе, а по гребню кратера были проложены дороги: на юг, к Нижней бухте и пляжу, и на север, до небольшого мыса, где находился наблюдательный блок-пост. Имелись и другие магистрали, а также луга, леса, ручьи, пальмовые рощи и тропки для пеших и конных прогулок; все-таки обитаемая часть Иннисфри была отнюдь не малой, раза в три побольше, чем княжество Монако.

Но главной достопримечательностью острова был не дворец и не поселок, не мангровый лес, заполонивший кратер, не живописные разломы скальных стен и не каменистые осыпи и пещеры. На западном гребне, в двух километрах к югу от дворца, лежало горное озеро эллиптической формы, и эта странная деталь пейзажа повергла Каргина в недоумение. Горные озера полнятся ручьями, текущими с заснеженных хребтов, а здесь не имелось ни снега, ни подходящего хребта – зато был ручей, струивший воды по склону к Верхней бухте. Даже не ручей, а целая река: неподалеку от устья через нее был переброшен мост, и от него дорога поднималась в горы, к замку. Мост, конечно, охранялся – на плане; в этой точке был изображен кружок с крохотным пулеметом.

На первый взгляд происхождение озера было загадкой, поразительным и непонятным феноменом. Однако порывшись в файле с геологическим описанием острова, Каргин выяснил, что в земных глубинах, где-то под вулканической подошвой Иннисфри, есть водяная линза, питавшая озеро с неиссякающей щедростью. Разумеется, не Божьим промыслом – скважину пробурили лет десять назад, в период интенсивного благоустройства, прокладки дорог и насаждения пальмовых рощ.

Данный факт казался весьма любопытным, однако имел десятое отношение к задачам Каргина. Его гораздо больше интересовали бетонные ячейки блок-постов, наземные радары и сектора обстрела, спаренные крупнокалиберные пулеметы, авиационные пушки, “стингеры”, три патрульных вертолета и шесть катеров береговой охраны. Все это хозяйство, само собой, удалось бы приговорить и раздолбать силами десантного батальона при шестикратном превосходстве в численности, с артподдержкой с воздуха и моря, но такую операцию скрытной не назовешь. Никак не назовешь! И потому парашютный десант и ковровое бомбометание исключались, равным образом как “Черные акулы” и “апачи”, “стелсы” и “МиГи”, транспортные амфибии, ударные авианосцы и атомные субмарины класса “Стерджен” и “Лафайетт”. Морская пехота тоже могла спать спокойно, как и другие части спецназа великих и мелких держав. Такие солдаты не подходили для резни, тотального уничтожения гарнизона и полутора сотен гражданских лиц. Тут требовался контингент иной выучки, убийцы и башибузуки вроде тех, какими командовал Кренна – мастера зачисток и облав, получавшие плату с головы. Там, где они прошли, живых не оставалось, пленных они не брали и потому носили с честью имя “эскадрона смерти”.