Пациент - Алексей Юрченко

он порвал со своей семьёй, уехав учиться как можно дальше на восток страны. Лишь брат Эдди, что поплёлся вскоре за ним, оставался последней ниточкой, что связывала его с семьёй. К слову, именно он и стал источником его бед, что ещё раз подтверждало его правоту. В школе маленький Билли искренне дружил со всеми, но сразу понимал, что те, кто его окружают, не имеют право быть с ним всю его жизнь. Была надежда на колледж, но и там ждал провал. Алкоголь, секс и первая травка – вот, что действительно интересовало его сверстников. Так он остался совсем один. Без семьи, друзей, сокурсников или коллег. Один лицом к лицу со своими проблемами. Однако его профессия предполагала, что себя ему должно быть достаточно для их решения.

– Может, дать им денег, они же у меня есть, – рассуждал вслух доктор.

Захватив на заправке упаковку пива, Лейман приехал на окраину города. Дом у брата был роскошный. Он заработал на него какой-то удачной махинацией, про которую доктор не желал знать. Трёхэтажный особняк с пятью спальнями, белоснежной террасой с цветами, стеклянным столом и стульями из ротанга, зимним садом и даже небольшим полем для гольфа. Однако вскоре дела у брата стали идти средне, а уход за домом требовался постоянный. Краска на террасе потрескалась, поле для гольфа покрылось выбоинами, а зимний сад засеяли марихуаной.

– Билли, ты паршиво выглядишь, – произнёс изрядно подпитый Эдвард, перехватывая упаковку с пивом. Его выцветшая футболка «Доктор Пеппер» была вся покрыта жирными пятнами от пиццы.

– Мне опять звонили из страховой, – без раскачки начал Лейман.

– Вот увидишь, совсем скоро они выплатят мне всю сумму. Обещаю, тебе тоже перепадёт часть. Вижу, ты настрадался из-за них.

– Настрадался?! – взорвался доктор. – Твою мать, Эдди! Они дошли до ФБР! Они подняли архив и нашли нашу с тобой липовую аварию пятилетней давности!

– Это все блеф, Билли, – ухмыляясь, ответил Эдвард, открывая банку пива, – падай на диван. Посмотрим футбол.

– Боже мой, Эдди, – застонал доктор, усаживаясь рядом с братом, – я могу потерять всё.

– Ты всегда был неврастеником, – Эдвард схватил жирными руками пульт. На широком экране забегали футболисты.

Лейман склонил голову и уставился себе под ноги. Безумная паника сменилась апатичной растерянностью. Гул болельщиков с экрана заполонил голову и, казалось, вытеснил все мысли. Доктор вновь посмотрел на брата. Эдди увлечённо смотрел матч, будто не знал, кто в итоге победит.

– Давай я денег тебе дам, и ты им передашь. Сразу за две аварии. Или себе возьми и откажись от их компенсации, – обречённо предложил Лейман.

– Нет, Билли, – брат откупорил вторую банку так, что пена пролилась на ковёр, его глаза зловеще заблестели, – деньги от тебя я не возьму. У них на нас ничего нет. ФБР – чушь собачья. Не те масштабы, чтобы аж федералы нами заинтересовались. Скоро выйдут сроки, когда они должны мне выплатить страховку. Я уверен, деньги будут у меня на карте, – Эдвард хлопнул себя по широким армейским шортам.

– Как же мне сейчас быть? – доктору хотелось врезать кулаком прямо по жирной морде брата.

Эдвард убрал небольшую квадратную подушку, что лежала между ними.

– Возьми это. Можешь посветить им перед этими ублюдками.

На диване переливался на свету длинным стволом револьвер «Смит и Вессон». Лейман машинально отшатнулся, однако не мог оторвать от оружия взгляда.

– Зачем он тебе? – спросил доктор.

– На охоту ходил раньше. Бери, – ответил Эдди, пережёвывая последний кусок пиццы, – тебе нужнее. Только мой тебе совет. Перед тем как запугать их, убедись, что вас никто не видит. Иначе ещё больше бед на твою голову упадёт.

У Леймана от волнения похолодели ладони, а во рту возник кислый привкус. Ему было страшно, но одновременно он чувствовал силу револьвера, которая могла его защитить.

Нет! Я не буду стрелять!

Словно заворожённый, он всматривался в округлый барабан, внутри которого теплились пять патронов, в длинный, словно гусиная шея, ствол, прорезиненную рукоятку. Пистолет, с помощью которого можно защититься от гризли! От двух жалких страховщиков он и подавно спасёт! Ему хотелось взять его, но почему-то было стыдно. Будто тем самым он уронит свой авторитет в глазах брата.

– Учти, у него сумасшедшая отдача, – произнёс Эдди, наблюдая за зачарованным братом.

– Я не собираюсь стрелять, – твёрдо произнёс доктор, схватил револьвер и сразу почувствовал приятное тепло, растёкшееся по грудной клетке.

– У вас большая библиотека, – взор Эвриджа держался поверх головы доктора. Пит вальяжно раскинулся в кресле. Его локоть упёрся в ручку стула, а голова, наклонившись, лежала на кулаке. На смуглом лице поблёскивала лёгкая улыбка.

– Да, книги – моя слабость, – закивал он.

– Не нахожу почему-то поэзии, – глаза пациента прыгали от полки к полке.

– Должен быть Уолт Уитмен. Его сборник «Листья травы».

– А что-нибудь современное?

– Нет, – отрезал доктор, – тут я согласен с Теодором Адорно, который говорил, что поэзии после Освенцима быть не может.

– Возможно, – протяжно произнёс пациент, не отрываясь от стеллажей.

Доктор пристально смотрел на Эвриджа. Он пытался понять, зачем тот сюда приходит? Что им движет? Банальное хвастовство? Весь его удовлетворённый вид показывал, что он не хочет никакой помощи, что ему комфортно с его «подвигами». Если это так, то стандартная схема от Леймана по примирению пациента с собой на нём не работает. Ему просто не с кем поделиться своим безумными идеями. И тут он нашёл человека, который внимательно выслушает и никому об этом не скажет. Пит был прекрасно осведомлён о репутации доктора, готового принять самые чудовищные истории от своих клиентов. Надо ли вообще ему что-то советовать или достаточно выслушать историю про очередное зверство с целью якобы изменить общество?

– Вы верите в Высшие силы, – обрушил молчание Лейман.

– Я верю, что весь наш мир – случайность, – ответил Пит.

– Тогда зачем что-то здесь менять?

– Случайность не значит бессмысленность. Мы получили эту жизнь, и вправе творить и созидать в отведённый мне и всему человечеству век.

– Считаете то, что вы делаете, искусством?

– Изменения, которые я воплощаю в жизнь – тоже созидание, доктор.

– Но вы разрушаете тем самым себя.

– Не уверен.

– Возможно, это не так заметно, но все идёт постепенно. И скоро стена рухнет.

– Пусть даже так. Я уже сделал многое для будущих поколений. Причём, это было сделано так ювелирно, что никто этого не поймёт.

– Вам не хотелось бы славы?

– Я не сумасшедший. Я прекрасно понимаю, что никто не признается, что солидарен со мной или даже благодарен. Если всё раскроется, то меня поднимут на вилы. И всем будет казаться,