Монс Каллентофт - Осенний призрак

Я должен уничтожить Фогельшё.

Андерс платит. Потом садится в машину и направляется в сторону Дроттнинггатан.

— Йохен Гольдман, — еще раз слышится в мобильнике.

«Есть голоса, похожие на удар плеткой по самому больному месту, — думает Малин. — Свинья».

Она стоит под дождем на улице Юргордсгатан возле дома престарелых «Серафен», прижав телефон к уху. Раздражена и в то же время чувствует, как внутри растекается странное тепло, начинающееся где-то в самых неподконтрольных сознанию участках тела.

Малин вспоминает загорелое лицо Гольдмана на фоне сверкающей глади бассейна. Жесткость и уязвимость, придающую ему сходство с Йерри Петерссоном.

— Вы что-то хотели?

Малин открывает дверцу автомобиля свободной рукой и опускается на сиденье. Йохен дышит в трубку.

— Фотографии, — говорит она. — Ведь это вы прислали мне снимки моих родителей?

— Какие еще снимки?

Малин видит улыбающееся лицо Йохена Гольдмана. «Разве нам больше не о чем поговорить, а?»

— Вы знаете какие.

— Я ничего не знаю ни про какие снимки. Ваших родителей? Где же я мог снять их? Даже не представляю.

— Вы в Швеции?

— Да.

— Вы заезжали в Линчёпинг?

— Что мне там делать?

— Это вы шантажировали Йерри Петерссона? Вы посылали ему письма с угрозами, вымогали деньги?

— Денег у меня более чем достаточно, если так вообще бывает.

Разверзлись хляби небесные. Град, похожий на маленькие белые зерна, ритмично барабанит по крыше машины.

— Слушаете африканскую музыку?

— Град, — отвечает Малин.

— Если у меня и были дела в Линчёпинге, вряд ли я поехал бы туда сам.

Намеки, колкости.

— Чего вы хотите?

— Я снял номер в «Гранд-отеле» в Стокгольме. Не хотите взглянуть? Мы могли бы весело привести время: выпить шампанского, пофотографировать… Что скажете?

Малин обрывает разговор. Закрывает глаза.

Ей кажется странным, что Гольдман до сих пор существует, что до сих пор где-то живут ее родители и что любому человеческому поступку можно найти сколько угодно объяснений.

Автомобиль проезжает мимо дома Акселя Фогельшё по Дроттнинггатан.

Ни Малин, ни Харри не заметили человека с длинными черными волосами, тенью прошмыгнувшего в подъезд.

Все играешь, Йохен? Все равно ты когда-нибудь отомстил бы мне, ведь ты не прощаешь измены, хотя сам предавал не раз.

Сейчас я парю над равниной и лесом, над замком и полем, где когда-то случилось несчастье. Я пролетаю над домом арендатора Линдмана, вижу, как его русская жена собирает вещи. Она торопится, в другом месте ее ждет новый мужчина. Он богаче Линдмана, так она планировала с самого начала.

Линдман.

Ведь это я увел у него первую жену, когда она приезжала на конференцию в Стокгольм. Мы встретились в баре, а потом она кричала в офисе на Кюнгсгатан. Каково ей было после этого возвращаться в деревню?

Он нашел меня, как и обещал в письме. Я помню тот звонок из автомата возле «Икеа». Его голос был похож на крик и разрывал мне барабанные перепонки.

Линчёпинг, сентябрь

Йерри стоит возле своего «Рендж Ровера» на парковке у торгового центра «Икеа» в Торнбю. Монотонный стук дождевых капель по крыше автомобиля напоминает ему зуммер. Стоянка рассчитана на тысячу машин, но сейчас, поздним дождливым вечером, она почти пуста. Вокруг переливаются огнями вывески магазинов: «Иса макси», «Сиба», «Куп Форум». Вдали виднеется башня собора. Медная крыша ее позеленела, а цифры на часах горят так, что, несмотря на туман и дождь, их видно с парковки.

«Жди меня возле машины. Я подойду в одиннадцать», — так сказал ему неизвестный по телефону.

Йерри смотрит на часы, вытирая со лба дождевые капли. Он знает, что ему делать.

На парковку сворачивает красный «Гольф» и останавливается рядом. Дверца открывается, из нее выходит человек примерно одних лет с Йерри.

«Это ты, Юнас? — думает Йерри. — Юнас Карлссон, спасший меня много лет назад?»

Но нет, это не Юнас.

Не дожидаясь, пока человек в зеленой куртке заговорит с ним, Йерри бросается на него, прижимая к передней дверце «Рендж Ровера», хватает за горло и шепчет:

— Что ты о себе возомнил? Кто ты такой? Думаешь, я тебя испугался?

Тело человека в зеленой куртке становится податливым и мягким, словно его мышцы атрофируются от страха, и он выскальзывает из рук Йерри.

— Извини, что так получилось. Я ошибся.

— Ты ошибаешься насчет аварии в ту новогоднюю ночь.

— Да, я ошибся.

— Кто тебе об этом сказал?

— Я получил письмо.

— От кого?

Йерри еще крепче хватает мужчину за горло.

— Я не знаю, — чуть слышно отвечает тот, — на конверте стоял штамп Тенерифе.

Йохен.

— Кто ты?

— Ты меня не знаешь.

Человек в зеленой куртке называет свое имя, и Йерри отчаянно роется в памяти, но ничего не может выудить из нее.

— Мне плевать, кто ты.

Он изо всей силы толкает человека в зеленой куртке, и тот падает на землю. Йерри пинает его и снова кричит: «Кто ты?!»

Человек в зеленой куртке стонет и еще раз называет свое имя.

— Андреас Экстрём был моим единственным другом, — добавляет он на этот раз.

Йохен.

Пунта-дель-Эсте. Мне следовало держать язык за зубами. Бог знает, как ты вышел на этого типа, Гольдман. Но он тебе понадобился, и ты его нашел, ведь так?

Йерри продолжает бить мужчину, лежащего на земле. Он чувствует под зеленой курткой его мягкое тело.

— Так ты хочешь денег, да? Моих денег? Держись от меня подальше, иначе тебя ждут большие неприятности.

Мужчина продолжает стонать; дождь льет как из ведра.

Йерри садится в машину и наблюдает за человеком в зеленой куртке в зеркальце заднего вида: тот ползет по асфальту, а потом пытается подняться.

Дома, в большом пустом замке, он снова набирает на мобильном номер женщины, которая давно хочет слышать его голос.

Но этот разговор так и не состоится, он останется в голове Йерри беззвучным мысленным диалогом. А потом его заглушит гул работающей газонокосилки и топот босых ног по траве. Эта машина никогда не догонит мальчика, а он никогда не убежит от нее.

Аксель Фогельшё слышит звонок в дверь, слабый, словно зов о помощи из давнишнего сна.

«Какому черту я еще понадобился? — думает он, направляясь в прихожую. — Полиция? Когда же они, наконец, оставят меня в покое! Меня, со всеми моими недостатками и ошибками, со всем тем, что я потерял. Журналисты? Надо отключить телефон, выдернуть к черту дверной звонок».

Четвертая власть опять осаждает его. А он так надеялся, что надоел им!

Я тоскую, Беттина, по тебе, по нашему сыну. Это единственное, что мне осталось. И я хочу остаться со своей тоской наедине.

Никогда еще звонок не звучал так пронзительно. Кто это, уличный торговец? Свидетель Иеговы?

Аксель Фогельшё смотрит в глазок, но ничего не видит.

Что за черт?

Он вглядывается внимательнее.

Тишина, и на лестнице, похоже, никого нет. «Кому я понадобился?» — только и успевает подумать он, прежде чем дверь распахивается, ударяя его в лоб. Аксель Фогельшё теряет равновесие и падает на пол.

Лежа на паркете, он видит направленное на него дуло ружья. Перед ним возникает человек с длинными черными волосами и глазами, полными скорби, отчаяния и одиночества.

В домике на поляне по-прежнему темно и тихо. В вечерних сумерках вид у него еще более тоскливый, словно он разделяет горести и обиды своего хозяина и вот-вот готов обрушиться, не в силах вынести их тяжести. Харри останавливает машину. Красный «Гольф» Андерса Дальстрёма нигде не виден.

Полицейские выходят из автомобиля. Малин озирается вокруг, стараясь понять, есть ли кто еще здесь, кроме них.

— Дальстрёма здесь нет, — говорит она наконец. — Где же он может быть?

Она поднимается на крыльцо и заглядывает в дом через окошко во входной двери.

На столе в гостиной мерцает монитор.

Малин берется за дверную ручку. Не заперто.

— Мы не войдем сюда, пока у нас нет ордера на обыск, — предупреждает Мартинссон.

— Ты шутишь?

— Да, я смеюсь над тобой, Малин. Дверь открыта, мы подозреваем кражу со взломом. Вперед!

Они проходят в гостиную и видят оружейный сейф. Малин обхватывает пальцами край дверцы — она разблокирована. Внутри охотничий дробовик. На дне сейфа боеприпасы для какого-то другого ружья, но самого его нет.

«Он взял отсюда ствол?» — спрашивает себя Малин. И вслух:

— Где бы он сейчас ни был, он может быть вооружен.

Она проходит в спальню Дальстрёма. Жалюзи опущены. В комнате темно, холодно и сыро.