Стивен Кинг - Пост сдал

– Я промахнулась! – в отчаянии кричит Холли. – Глупая и бесполезная! Глупая и бесполезная! – Она бросает револьвер и бьет себя по лицу.

Ходжес перехватывает ее руку, не позволяя проделать это снова, опускается рядом с ней на колени.

– Нет, один раз ты в него попала, а может, и два. Только благодаря тебе мы до сих пор живы.

Но сколько им осталось жить? Винтовка по-прежнему у Брейди, возможно, с запасной обоймой, а то и двумя, и Ходжес знает, что тот не врал насчет способности «SCAR 17S» пробивать бетонные блоки. Видел, как аналогичная штурмовая винтовка, «HK 416», проделывала то же самое на частном стрельбище в округе Виктория. Он ездил туда с Питом, и на обратном пути они шутили, что следует сделать «HK» табельным оружием копов.

– Что дальше? – спрашивает Холли. – Что нам предпринять?

Ходжес берет у нее револьвер, откидывает барабан. Два патрона, и это оружие ближнего боя. У Холли как минимум сотрясение мозга, сам Ходжес практически выведен из строя. Горькая правда такова: у них был шанс, но Брейди ушел.

Ходжес обнимает Холли.

– Я не знаю.

– Может, нам спрятаться?

– Не думаю, что получится, – отвечает он, но не уточняет причину и рад, что она не задает больше вопросов. Дело в том, что в какой-то степени Брейди по-прежнему в его разуме. Возможно, ненадолго, но пока он там, и Ходжес подозревает, что это – маяк в ночи.

Брейди плетется по снегу – он доходит уже до середины голени – и все еще не верит в случившееся. Шестидесятитрехлетнее сердце Бэбино бухает в груди. На языке металлический привкус, плечо горит, а в голове бьется одна и та же мысль: Эта сука, эта сука, эта мерзкая, пронырливая сука, почему я не убил ее, когда у меня был шанс?

И «Заппита» больше нет. Старого доброго «Заппита-зеро», а запасного он с собой не привез. И теперь он лишен возможности проникнуть в разум тех, кто активировал свои приставки. Тяжело дыша, Брейди стоит перед охотничьим домиком, без пальто, под сильным ветром и снегом. Ключи от автомобиля Зет-боя у него в кармане, вместе с запасной обоймой для винтовки, но какой прок от этих ключей? Колымага не одолеет и первый подъем.

Я должен их убить, думает он, и не только потому, что за ними должок. Внедорожник, на котором они приехали, – его единственное спасение, а ключ наверняка или у Ходжеса, или у этой суки. Возможно, они оставили ключ в замке зажигания, но идти туда и проверять – недопустимый риск.

Кроме того, он не собирается оставлять их в живых.

Он знает, что должен сделать, и переводит винтовку в режим автоматической стрельбы. Упирает приклад в здоровое плечо и начинает стрелять, ведет ствол слева направо, уделяя особое внимание гостиной.

Дульные вспышки освещают ночь, словно фотографируя падающий снег. Грохот оглушает. Окна взрываются внутрь, обшивка фасада взмывает в воздух, будто стая летучих мышей. Парадная дверь, оставшаяся приоткрытой после бегства Брейди, распахивается полностью, ударяется о стену и снова захлопывается. Лицо Бэбино перекошено ненавистью Хартсфилда, и он не слышит ни урчания приближающегося двигателя, ни лязга стальных гусениц.

– Ложись! – кричит Ходжес. – Холли, ложись!

Не ждет, послушает она его или нет, просто валит ее на пол и прикрывает своим телом. Над ними летают щепки, осколки стекла, куски камня. Голова лося падает со стены и приземляется на плиту перед камином. Один стеклянный глаз выбит пулей, и кажется, что лось подмигивает. Холли кричит. Полдесятка бутылок на буфете разбиваются, по гостиной расползаются запахи бурбона и джина. Пуля попадает в горящее бревно в камине, разваливая его надвое и выбивая фонтан искр.

«Пожалуйста, пусть у него будет только эта обойма, – думает Ходжес. – И если он сместит прицел ниже, пусть попадет в меня, а не в Холли».

Вот только «винчестер» триста восьмого калибра прошьет насквозь их обоих, и Ходжес это знает.

Грохот прекращается. Брейди перезаряжает винтовку – или у него закончились патроны? Живой звук или «Меморекс»?

– Билл, встань с меня. Я не могу дышать.

– Лучше не надо, – отвечает он. – Я…

– Это что? Что это за звук? – спрашивает Холли и тут же отвечает на свой вопрос: – Сюда кто-то едет.

Теперь Ходжес тоже слышит. Поначалу думает, что это внук Терстона на одном из снегоходов, о которых упоминал старик, и через минуту-другую его изрешетят пулями за попытку изобразить доброго самаритянина. А может, и нет. Судя по звуку, двигатель слишком мощный для снегохода.

Яркий желто-белый свет вливается в разбитые окна, словно от прожекторов полицейского вертолета. Только это не вертолет.

Брейди вставляет в гнездо запасную обойму, когда наконец слышит рев и скрежет. Поворачивается – при этом раненое плечо дергает, как больной зуб – и видит на дороге огромный силуэт. Яркие фары ослепляют. Тень Брейди прыгает по сверкающему снегу, а тот, кто приехал, направляется к расстрелянному дому, и снег летит из-под металлических гусениц. А потом Брейди вдруг осознает, что водитель не просто едет к дому. Он хочет раздавить его, Брейди.

Брейди нажимает спусковой крючок, и винтовка принимается грохотать. Теперь Брейди видит ярко-оранжевую кабину, высоко поднятую над гусеницами. Ветровое стекло разлетается, и кто-то, спасаясь от пуль, выпрыгивает через боковую дверцу.

Но чудовище продолжает движение. Брейди пытается убежать, однако поскальзывается на снегу. Взмахивает руками, глядя на приближающиеся фары, падает на спину. Незваный оранжевый гость нависает над ним. Брейди видит вращающуюся стальную гусеницу. Пытается оттолкнуть ее, как иногда отталкивал вещи в палате – жалюзи, простыни, дверь в ванную, – но с тем же успехом можно пытаться отбиться зубной щеткой от льва. Брейди поднимает руку и набирает полную грудь воздуха, чтобы закричать. Но тут гусеница снегомобиля «такер-сноукэт» прокатывается по животу, превращая его в кровавое месиво.

У Холли нет ни малейших сомнений относительно их спасителя, так что она не ждет ни секунды. Выбегает через входную дверь, выкрикивая его имя. Поднявшийся Джером выглядит так, будто его засыпало сахаром. Холли и рыдает, и смеется, когда бросается ему в объятия.

– Как ты понял? Как ты понял, что надо приехать?

– Это не я, – отвечает он. – Барбара. Когда я позвонил сказать, что еду домой, она велела мне ехать за вами, иначе Брейди вас убьет… только она называла его Голосом. Не находила себе места от страха.

Ходжес, с трудом передвигая ноги, медленно направляется к ним, но он достаточно близко, чтобы услышать последние слова. Он вспоминает, как Барбара сказала Холли, что в какой-то степени Голос, побуждавший ее к самоубийству, по-прежнему в ней. Как маленький склизкий след. Хождес знает, о чем она говорила, потому что и у него ощущение, будто в голове остается какая-то мерзкая мысль-слизняк. Может, Барбаре хватило этой связи, чтобы узнать про засаду Брейди.

Черт, а может, дело лишь в женской интуиции. Ходжес действительно в нее верит. Представитель старой школы.

– Джером, – говорит он. Точнее, хрипит. – Мой мальчик. – Его колени подгибаются. Он оседает в снег.

Джером высвобождается из железных объятий Холли и в самый последний момент успевает подхватить Ходжеса.

– Вы в порядке? Я знаю, что нет, но вас не подстрелили?

– Нет. – Здоровой рукой Ходжес обнимает Холли. – И мне следовало знать, что ты придешь. Что вам ни говори, все сделаете наоборот.

– Мы же не можем подвести команду перед заключительным концертом, верно? – Джером улыбается. – А теперь давайте…

Слева от них раздается звериный, хриплый стон, словно кто-то хочет произнести что-то, но не может.

Ходжес измотан до потери сознания, однако идет на звук. Потому что…

Что ж, потому что.

Он говорил об этом Холли, когда они ехали сюда, верно? Это их дело, и они должны завершить его.

Украденное тело Брейди вскрыто до позвоночника. Внутренности лежат вокруг, как крылья красного дракона. Дымящаяся кровь впитывается в снег. Но глаза открыты, Брейди в сознании, и Ходжес тут же чувствует проникающие в разум пальцы. Только теперь они не крадутся. Они мечутся, пытаясь за что-то ухватиться. Ходжес отшвыривает их с той же легкостью, что и санитар, протиравший пол в палате 217.

Выплевывает разум Брейди, как арбузную косточку.

– Помогите мне, – шепчет Брейди. – Вы должны мне помочь.

– Думаю, тебе уже не поможешь, – отвечает Ходжес. – Тебя переехало, Брейди. Тебя переехала очень тяжелая машина. И теперь ты знаешь, какие при этом ощущения, правда?

– Больно, – шепчет Брейди.

– Да, – кивает Ходжес. – Могу представить.

– Если вы не можете мне помочь, пристрелите меня.

Ходжес протягивает руку, и Холли кладет в нее револьвер тридцать восьмого калибра, как медсестра, передающая хирургу скальпель. Ходжес откидывает барабан, вынимает один из двух оставшихся патронов. Потом возвращает барабан на место. И хотя это больно, чертовски больно, Ходжес опускается на колени и вкладывает отцовский револьвер в руку Брейди.