Роберт Ричардсон - Призраки зла

— А поконкретнее, что между ними было? — спросил Малтрэверс. — Вы можете вспомнить?

— Почему это вас интересует?

— Джен ни Хилтон выступала на дознании по поводу его смерти в качестве свидетельницы и исчезла спустя несколько недель после этого.

— Так вы говорите, здесь есть какая-то связь?

— Нет, это могло быть простым совпадением, но стоит разобраться.

— Тогда, боюсь, ничем не могу вам помочь. Насколько мне известно, Дженни Хилтон и Барри Кершоу объединяла только принадлежность к миру поп-музыки.

— Но она присутствовала на вечеринке в тот вечер, когда он погиб, — возразил Малтрэверс.

— Как и многие другие, в том числе и я.

Малтрэверс заметил, что при этих словах Люэлла отвела глаза, и почувствовал, что коснулся деликатного места. Он отставил кофе. — Что случилось в ту ночь? Вам запомнилось что-нибудь особенное?

— Ничего такого, — ответила Люэлла. — Барри мельком сказал, что он хочет собрать компанию и не принимает отказов. Мы пили и слушали какую-то музыку. Подлизывались к нему. Я ушла с другом около десяти. На следующее утро кто-то позвонил мне и сказал, что Барри нашли мертвым.

— Я читал отчет дознания, — заметил Малтрэверс. — Он накачался ЛСД и спрыгнул с балкона. Должно быть, ему пришло в голову полетать.

Люэлла едко сказала «да», и это простое слово приобрело какой-то циничный смысл.

— Что «да»? — резко спросил Малтрэверс.

— Да, он был накачан ЛСД, — просто пояснила Люэлла.

— И что из этого следует, либо, наоборот, не следует?

— Барри никогда не принимал ни ЛСД, ни иных наркотиков.

Малтрэверс нахмурился.

— Но на дознании все в один голос говорили…

— Говорили… — передразнила его Люэлла. — И я бы сказала то же самое, если бы меня спросили. Они лгали. До начала дознания кто-то услышал, что вскрытие обнаружило ЛСД, и все поняли, что кто-то обманом заставил Барри его принять.

— И никто не сказал об этом полиции?

— Конечно, нет. Если бы полиция узнала, мы все увязли бы в этом деле. В любом случае, кто бы это ни сделал, мы скорее наградили бы его медалью, чем выдали полиции. Чтобы получился добротный несчастный случай, понадобилось лишь единодушно показать, что Барри время от времени принимал наркотики.

— А кого вы прикрывали?

— Я не знаю, и думаю, что этого не знает никто. В ту ночь, когда Барри погиб, через его квартиру прошло человек сорок-пятьдесят. Вечеринка никак не была организована, к совершенно невозможно было сказать, кто там был, кого не было, и кто когда ушел. Но кто-то оставался с Барри, когда остальные разошлись — один-два человека. Он был достаточно пьян, и ЛСД можно было дать ему без труда. Тогда оставалось только подвести его к балкону и сказать: — Вперед, Барри, лети!

— И вы предполагаете, что все так и произошло?

— Не могу придумать никакого другого объяснения.

— У кого было ЛСД?

Она изумленно подняла глаза;

— Да почти у всех. В нашем кругу оно было не большей редкостью, чем табак.

— И у вас?

— Конечно. Я тоже его один раз попробовала. Но я не давала его Барри. Мне бы не хватило ума такое придумать.

— А кому бы хватило, как вы думаете?

Люэлла пожала плечами.

— Десятку людей. Но сейчас уже ничего не выяснишь.

Малтрэверс наклонился над столом, гася окурок.

— Итак, все сомкнули ряды, свидетели ложно показали, что он был наркоманом… и никто не рассказал то, что вы рассказываете мне сейчас? Разве у него не было друзей, которые поняли, что случилось, и пошли бы в полицию?

— Во-первых, у Барри не было никаких друзей, — сказала Люэлла. — Его многие знали, многие ненавидели, многие боялись, но никто не любил, кроме, может быть, его семьи.

— А семья?

— Его мать приходила на дознание, — ответила Люэлла. — Жуткая женщина, которая все время перебивала свидетелей. Коронер чуть ее не вышвырнул. Она утверждала, что Барри никогда не принимал наркотики. Она, конечно, была права, но вынуждена была признать, что они общались очень мало, и ее показаниям не придали значения. Откровенно говоря, мне кажется, что коронер сам хотел поверить, что Барри принимал ЛСД. Он сделал несколько стандартных ядовитых замечаний на тему о падении нравственности. Нам это не понравилось, но его слова согласовывались с нашей версией.

— Но вы же говорили, что это была ложь?

— Не совсем. У Барри были наркотики, и он предлагал их другим. Они также были инструментом воздействия на человеческие слабости. Наркотики — для придурков, — говорил Барри. А уж кем-кем, но придурком он не был.

— Значит, — Малтрэверс колебался, — вы хотите сказать, что это было убийство?

— Либо убийство, либо шутка с плохим концом.

Малтрэверс откинулся на своем стуле, задумчиво глядя на Люэллу. По виду она не была впечатлительной фантазеркой или лгуньей. Она просто рассказывала возможную версию убийства так хладнокровно, как если бы зачитывала вслух кулинарный рецепт.

— Давайте вернемся немного назад. Вы говорите, перед дознанием стало известно, что в крови Барри обнаружили ЛСД. От кого? Полиция бы не стала разглашать подобные сведения.

— Уже точно не помню, от кого я это услышала, — заметила Люэлла. — Все вокруг обсуждали его смерть, и это откуда-то всплыло.

— Но тогда об ЛСД знал только тот, кто дал его Кершоу, — возразил Малтрэверс. — И распространял эти сведения. Становится похоже на заговор.

— Возможно, но я так не думаю, если вы подразумеваете, что убийство Барри и сокрытие истины были спланированы группой людей. Я уверена, что в противном случае что-нибудь бы об этом услышала.

— Но как только возникла версия об ЛСД, все ее поддержали и стали распространять — либо давая ложные показания, либо замалчивая правду, — возразил он. — Это и есть заговор.

— Можно это и так назвать, — признала Люэлла. — Но он был стихийным. Это было соглашение по умолчанию.

— Свидетели, не сговариваясь, лгали на дознании? Рискуя быть привлеченными за дачу ложных показаний, если правда выйдет наружу? — спросив Малтрэверс скептично. — Ну, Люэлла, это уж чересчур.

— А я до сих пор уверена, что все было именно так, и многие бы со мной согласились, — сказала Люэлла значительно. — И вы бы поверили в это, если бы знати Барри. Его не просто не любили, он вызывал отвращение. Сейчас я объясню. Когда он объявил о вечеринке, все явились, но никто из знакомых не пришел на его похороны. На церемонии в Голдергринском крематории присутствовала только его семья. В тот день я была на вечеринке в Бейзуотер, и гости веселились там, как на Новый год. Мы хором вслух отсчитывали секунды до начала кремации. Потом мы чокались, хохотали и напились, как никогда.

Малтрэверс и Тэсс молча осмысливали услышанное. Вызвать такую ненависть — гадкое и редкостное достижение.

— А на вечеринке у Барри кто-нибудь принимал наркотики? — спросил Малтрэверс.

— Пара-тройка гостей курили марихуану, но это не считается. Это была не та вечеринка. Она шла по принципу: приходи, когда хочешь, уходи, когда хочешь, но обязательно покажись Барри, иначе, если он заметит, что тебя не было, это его оскорбит. А оскорблять Барри было непринято.

— А в тот день Дженни Хилтон была в Бейзуотер?

Люэлла отрицательно покачала головой.

— Нет, я в этом уверена, потому что на следующий день я ее встретила и рассказывала, что там было. Думаю, она была за городом на съемках. — Она вопросительно подняла тщательно выщипанную бровь. — Вы ведь не думаете, что она причастна к убийству?

— Вы же сами сказали, что любой мог дать ему ЛСД, — напомнил Малтрэверс. — Включая Дженни Хилтон.

— Дженни никогда бы этого не сделала, — настаивала Люэлла.

— Я же говорю вам, они не были связаны, насколько мне известно. Они друг друга едва знали.

— В таком случае, если она была совершенно посторонней, почему ее привлекли в качестве свидетельницы на дознании? И почему она солгала?

Люэлла сомкнула губы и взглянула на Тэсс.

— Ничего не упустит, а?

— Да, согласилась Тэсс. — И что ты на это ответишь, Люэлла?

— Не знаю. Вы правы, там было много людей, знавших Барри гораздо ближе. Я никогда не могла понять, почему ее заслушивали.

— А может быть, она знала, кто это сделал и сама вызвалась, чтобы отвести от кого-нибудь подозрения? — предположил Малтрэверс.

— Эта теория не хуже других, — согласилась Люэлла. — Вы собираетесь ее об этом спросить?

Не отвечая, Малтрэверс разглядывал литографию на стене. Когда он выяснил, что Дженни исчезла вскоре после дознания, его профессиональная антенна настроилась на определенный угол приема, но ему пришло в голову только то, что она была огорчена смертью друга. Теперь это оказалось очевидной неправдой. Когда Флит Стрит бросилась на ее розыски, по крайней мере, в двух репортажах упоминался Кершоу, но они не содержали никакой существенной информации. В одной из заметок говорилось, что Дженни Хилтон попала на вечеринку случайно. Но сейчас ему было рассказано о заговоре молчания при дознании — в защиту не только убийцы, но и свидетелей, которые лгали в знак ненависти к этому негодяю.