Гвидо ди Соспиро - Запретная книга

— Я могла быть твоей, дурачок! Мне плевать на богатство. Ты мог увезти меня, избавить от этого груза. Мы бы уехали в Аргентину, в Австралию… куда угодно. Начали бы жить заново.

— Прости, я не понимал. Если бы…

— Молчи, молчи.

Она вновь поцеловала его, надолго прильнув губами к его губам, словно пытаясь вдохнуть жизнь в них обоих. Отстранившись от Лео, Орсина поспешила назад, в усадьбу.

Лео остался один, переполняемый чувствами.

Лео предупредил Думитру, что к ужину не выйдет, и неверной походкой отправился к себе в комнату.

Болван… Какой же он был глупец, когда отказался от своего счастья с Орсиной! Нет, надо что-то придумать, иначе так недолго и с ума сойти. Лео чувствовал, что готов броситься в спальню к Орсине и заниматься с ней любовью ночь напролет — страстно и ad infinitum.[12]

Лео ограждал себя от жестоких ударов судьбы тем, что запретил себе жить. Мудро? Вряд ли. Смело? Нет, нисколько. Если б он прочел то письмо…

На следующее утро за завтраком случилось то, чего он боялся: они с Орсиной оказались одни за столом. Девушка листала газету; ее волосы купались в потоке солнечного света, льющегося через окно. Оторвавшись от чтения, Орсина взволнованно сказала:

— Доброе утро, Лео. Ужасные новости: при взрыве погиб пятьсот тридцать один человек, еще больше ранено. От собора остались руины. Весь мир потрясен.

— Да, трагедия просто чудовищна, — прокомментировал Лео, однако ему показалось, что Орсина, говоря о теракте, пытается ослабить возникшее напряжение.

— Собираешься заняться исследованиями для своей книги? — нежно произнесла она, когда Лео сел за стол.

Выбор слов и сестринская улыбка говорили о многом: Лео не стоило опасаться — аристократическая сдержанность Орсины взяла верх над эмоциями. Время сожалений прошло. Однако для Лео Орсина оставалась все такой же прекрасной.

— Хотелось бы, но утром позвонил коллега из Вашингтона. Он готов вернуться к нашему совместному проекту, над которым мы вместе периодически работали. Так что, боюсь, завтра мне придется уехать.

— Завтра? Так скоро?

«Ну, — улыбнулся про себя Лео, — хочешь что-то сказать — говори, сейчас самое время…» Пожалуй, Орсина спросила из вежливости. Лео заметил, что отчужденность в ее голосе нисколько его не смущает.

— Что ж, — продолжила Орсина, — будем по тебе скучать. Надеюсь, это первый из многих визитов, которыми ты осчастливишь нас: приезжай сюда или к нам во Францию. Ты всегда будешь желанным гостем.

«Значит, вот какую игру она повела, — думал Лео, укладывая чемодан. — Хочет знать, вернусь ли я снова. Пусть, я в ее распоряжении. Как говорят в Венеции: Comandi![13]»

Естественно, Лео никто не звонил. Орсина обо всем догадалась, но не стала его удерживать. Мудрая женщина, она понимала: они оба пережили сильное потрясение, и самое лучшее сейчас — это отгородиться друг от друга океаном.

После ленча Лео покинул усадьбу. Найджел на рычащем «феррари» отвез его на железнодорожный вокзал. Барон весьма формально пожелал Лео arrivederci,[14] а сестры поцеловали гостя в щеки, при этом Анжела обняла Лео крепче, чем Орсина.

Перед отъездом Лео попрощался с Думитру, с его женой и с Самантой, которая так старательно прислуживала ему за столом. Найдя Марианну, Лео передал ей запечатанное письмо, сказав по-итальянски: «Письмо — для Орсины, лично в руки».

— Comandi! — ответила служанка. Это-то Лео понял. Повинуясь внезапному импульсу, он обнял престарелую женщину, чувствуя, что из всех обитателей усадьбы она любит Орсину больше всех.

Прибыв в Рим, он заметил, что дорога от вокзала уставлена блокпостами, усиленными нарядами карабинеров. Несколько раз на КПП такси останавливали солдаты, ближе к Ватикану проверок стало больше. Таксист высадил Лео у рекомендованной бароном книжной лавки.

За прилавком стоял крупный бородач с сигаретой.

— Да, синьор? — спросил он.

— У вас продается «Магический мир героев»?

— Этой книгой никто не интересуется, — прищурился хозяин. — Откуда вы о ней знаете?

Изумленный Лео рассказал все как есть:

— Книгу рекомендовал барон Ривьера делла Мотта, сказав, что ее можно купить у вас.

— Ах барон! Что же вы сразу не сказали?

Хозяин принялся искать книгу, со слоновьей грацией пробираясь между стеллажами и оставляя за собой шлейф сигаретного дыма. Лео осмотрел разложенные на столах книги — некоторые носили пугающие названия вроде «Наш Муссолини». Большая часть изданий посвящалась алхимии, оккультизму и эзотерике.

Вернулся хозяин, с улыбкой неся в руках пыльный том.

— Вот, — сказал он, — последняя. Эту книгу давно уже не издают.

— Не издают? Почему же?

— Нет спроса.

Вечером в номере отеля при аэропорте Лео пролистал купленный экземпляр «Магического мира героев». Открывая книгу на случайных страницах, он натыкался на отсылки к алхимии и каббале, изображения планет и спутников, загадки и шифры… Озадачивала дикая смесь цитат из античных философ, арабского ученого и немецкого богослова. Лео расстроился, не найдя в книге ни толики смысла. Впрочем, барон предупреждал, что лишь особые (для семьи Ривьера) издания содержат «тайны».

Следующим утром Лео сел в самолет, в полете вспоминая прошедшие дни: ужас теракта в Болонье, изысканность и шарм усадьбы Ривьера, лекции барона — публичные и в частных беседах, заигрывание Анжелы, бахвальство Найджела… и, конечно, Орсину.

Письмо, которое он ей оставил, было написано в самом дружелюбном и уважительном тоне, чтобы Орсина поняла: Лео не предлагает ничего предосудительного, дает понять, что никого не винит и не жалеет об упущенном шансе. Более того, Орсина всегда — при любых обстоятельствах и где угодно — может рассчитывать на помощь Лео.

Как покровитель Орсины, Лео чувствовал, что примирился с самим собой.

Выходя из такси, Лео увидел миссис Роулендсон. Та срезала засохшие бутоны штамбовых роз.

— С возвращением, Лео! — тепло поздоровалась она с жильцом. — Должно быть, натерпелись с этим взрывом в Болонье? Вы останавливались где-то поблизости?

— Проезжал на поезде мимо Болоньи почти сразу после теракта.

— Ужасно!.. Впрочем, не дело здесь болтать. Может, пойдете к себе, освежитесь, а потом спуститесь и мы выпьем чего-нибудь? Скажем, через полчасика?

Лео с благодарностью принял приглашение. Он не торопился провести одинокий вечер в пустой квартире: Галилео и Гарибальди надо было забрать из кошачьей гостиницы. Приняв душ и переодевшись, Лео спустился по лестнице и вошел в здание через парадную дверь. Миссис Роулендсон сменила безупречные синие джинсы на платье из переливчатого шелка. Владелице дома было не меньше пятидесяти, но она сохранила роскошную фигуру и знала, как ее показать.

Миссис Роулендсон смешала мартини, разлила по бокалам.

— Исламисты раньше не нападали на церкви, — заметила она. — Я не религиозна, однако церкви уважаю. Жила бы в мусульманской стране, уважала бы и мечети.

С удовольствием — после целого дня в полете — погрузившись в глубокое кожаное кресло, Лео слушал хозяйку.

— Терактом в Болонье исламисты объявили войну, устроили настоящий Перл-Харбор, столкновение цивилизаций.

Лео догадался, что миссис Роулендсон цитирует бестселлер, книгу о нависшей над миром угрозе глобального конфликта между исламом и западной цивилизацией.

— А если бомбу взорвал фанатик-одиночка, действовавший самостоятельно? — предположил Лео. — «Аль-Каида» разрозненна, а этот теракт не требовал такой тщательной разработки, как угон самолетов одиннадцатого сентября…

— Вы не слышали последних новостей? Телеканал «Аль-Джазира» продемонстрировал видеозапись, на которой организация, связанная с «Аль-Каидой» и имеющая ячейки в Европе, берет на себя ответственность за взрыв. Газеты, телевидение, радио — все сообщили об этом. Лео, как вы пропустили такое? Где вы были? На Марсе?

Лео вдруг соскучился по своей пустой квартирке. Но терпение он терял редко, а потому оставался с хозяйкой вежливым и учтивым.

— Фанатик-одиночка? — решительно переспросила миссис Роулендсон. — Об этом спрашивают Криса, когда речь заходит о запрете на ношение головных платков. Но моего мужа занимают не фанатики-одиночки — их полно везде, где возможны стрельба в школах и террористы-камикадзе. Крис борется с более коварным врагом — с чужеродной ментальностью, проникшей в наше общество.

— Америка всегда была плавильным котлом, где смешивались расы и вероисповедания.

— Расизм здесь ни при чем, — сказала Мими Роулендсон, поднимая руку с длинными красными ногтями. — Криса поддерживают люди всех национальностей. Дело в тех, кто пользуется нашими свободами, но отказывается брать на себя обязательства, которые эти свободы на нас накладывают. Погодите, я налью еще. — Она сделала паузу и, наполнив бокалы, заговорила тоном настоящего политика: — Посмотрите, что творится в Западной Европе: в каждом крупном городе есть зоны, закрытые для европейцев; там бессильна даже полиция, там правит исламский закон. В шведском городе Мальме поймали воров и по велению муллы каждому отрубили правую руку. Об этом вы слышали? А в Англии, в городе Брэдфорде, нескольких женщин насмерть закидали камнями их родственники, уличив в супружеской измене. В обоих случаях власти побоялись возбудить уголовное дело. Вы хотите этого для Соединенных Штатов? Поверьте, то же самое происходит и в наших городах. Появились мусульманские гетто, где запрещены музыка и иллюстрированные журналы. Алкоголь у них тоже запрещен, хотя вместо этого имеется нечто иное. — Миссис Роулендсон залпом осушила свой коктейль и продолжила: — Вы в курсе, что рождаемость в мусульманских семьях в три раза выше, чем в семьях западного типа в Америке и Европе, вместе взятых? Мусульмане станут большинством, это лишь вопрос времени, и тогда — берегитесь! Конечно, я такого не застану, но мне не хочется, чтобы мои дети оказались под пятой законов, изобретенных средневековым фанатиком… Или погонщиком верблюдов? Ну вот, я ударилась в проповедь. Простите, Лео, мы с Крисом думаем об этом круглые сутки, семь дней в неделю. Лидеру иначе нельзя.