Виталий Полищук - Под стук колес. Дорожные истории

Вот на четвертый день жена Антонова и пришла в милицию с заявлением.

Ну, вечером этого же дня я внимательно опросил всех жильцов дома, кто мог что-то знать. Результаты опроса соседей по площадке вы уже знаете. Кроме того, я опросил тех, кто жил в квартирах, расположенных ниже и выше квартиры 23. Меня интересовало – не мог ли кто-нибудь спуститься с крыши или подняться по балконам снизу в квартиру Антоновых. Не заметили никто ничего подобного, да и молодые люди, стоявшие полчаса у подъезда также ничего т а к о г о не видели.

И так – все опрошенные: ничего подозрительного не было, никто посторонний не входил, не проходил, не выходил… У меня голова пошла кругом от всех этих «не-»…

На следующий день я сидел за столом в кабинете и внимательно читал документы из всех трех розыскных дел. Я в который раз пытался найти что-то общее, такое, что позволило бы мне хотя бы что-то понять, что-то нащупать, найти хоть какой-то след.

И вот здесь мне бросилась в глаза одна деталь.

Когда участковый уполномоченный Голдобин проводил опрос жителей дома номер три, жилец из квартиры 22 Курочкин сказал, что видел проходившего по двору с приятелями Мухина, и он же видел возвращающуюся с работы бухгалтера Козину.

Я нашел отчет Толи Голдобина и внимательно перечитал его. Действительно, получается, что именно Курочкин видел последним и первого пропавшего Мухина, и вторую – Козину. По времени, на которое ссылался Курочкин, выходило именно так.

Получается, что Курочкин увидел Мухина – и тот через несколько минут пропал!

А потом он же увидел через оконное стекло Козину – и той же ночью Козина исчезла! Прямо из своей квартиры!

А что он мне говорил вчера по поводу исчезновения соседа Антонова? Я нашел свой записи и, прочитав, вспомнил разговор с ним ну, буквально до единого слова.

Что он имел в виду? Говоря о проклятии?

Наверное, не стоило говорить т а к о е этому оперуполномоченному Уткину. Но я просто не сдержался. Ляпнул, не подумав…

А ведь мне стоило насторожиться еще после визита нашего участкового. Когда я узнал об исчезновении этого паразита Мухина и грубиянки Козиной.

Но я ведь ничего особенного не заподозрил! Ну, совпадение такое, я даже позлорадствовал про себя.

Хочу восстановить весь ход разговора со старшим лейтенантом Уткиным.

Позвонил он мне в дверь вчера вечером, где-то часов в восемь. Сказал, что он совершает поквартирный обход в связи с тем, что несколько дней назад пропал мой сосед Антонов.

Я спросил его:

– А когда это случилось?

Он ответил:

– Четыре дня назад. Около девяти часов вечера.

Я добросовестно попытался припомнить, а что было четыре дня назад?

Я, конечно обратил внимание, что вот уже четвертый день как перестали раздаваться из квартиры соседа звуки ремонта. Это помогло мне легко припомнить и свой досуг четвертого дня после работы – я праздновал по поводу исчезновения угрозы увольнения!

Я и рассказал это Уткину. И про тот самый вечер, и что отношения у меня были с Антоновым нормальными, мог попросить у него в случае нужды электродрель или еще какой инструмент.

И именно в ходе рассказа припомнил все до деталей, что было тогда, в том числе – мое пожелание, высказанное в сердцах Антонову, когда он испортил мне вечер своими стуками.

И я спросил Уткина:

– Скажите, а вы верите в силу проклятия?

И тут же прикусил язык. Что-то забрезжило у меня в мыслях, что-то связанное с исчезновением Антонова и мною.

А Уткин тут же как клещ, вцепился в меня и попытался вытянуть, что именно я имел в виду, говоря о проклятии.

Я крутился, как мог. И в конце концов был вынужден сказать следующее:

– Послушайте, ну ведь все говорят, что у нас во дворе исчезают люди, и как-то странно исчезают. Вот был участковый у меня, он так и сказал: «Как-то странно все это». Вот я и подумал – может быть, это проклятие? Ну, знаете, как в кино! Проклянут кого-то – и он тут же как бы растворяется в воздухе!

Интерес Уткина тут же пропал, он как-то весь сник, а потом говорит:

– Кто же шутит по такому поводу? Человек ведь пропал!

– Ну, извините! – сказал я. – Просто Антонов всех достал своими ремонтами. Ну, неудачно я пошутил…

Он и ушел.

А я зашел в комнату и задумался. Я думал весь вечер, потом лег спать, так и не включив телевизор, даже наоборот – выключил питание от сети. И красный огонек погас. А то он почему-то раздражал меня и даже как-то мешал уснуть.

И на работе на другой день я тоже думал. О всех этих исчезновениях.

Что же получается? Идет по улице пьяница с дружками, я вижу их всех через окно, и говорю желчно: «Что б ты сдох!». Говорю только о сантехнике, и что же? Он пропадает, а остальные трое нет…

Теперь бухгалтерша… Я ее вижу через окно, она идет по двору, я говорю что-то вроде: «Зараза! Пропади ты пропадом!», и она той же ночью действительно пропадает!

А сосед мой, Игореша? Что там я пожелал ему? Что-то вроде, чтобы он исчез из моей жизни? Но ведь было это именно около девяти вечера, и он как раз вовсю стучал… А после того, как я выразился о нем… Он перестал стучать! Получается, сработало мое пожелание!

Но тогда…

На следующий день я от уголовного розыска дежурил по райотделу. Мы говорим о таком дежурстве: «Я сегодня на сутках». День ты работаешь, как обычно, а после того, как все расходятся по домам – до утра дремлешь в кабинете. Это если нет происшествий по линии уголовного розыска.

А если что-то т а к о е случается – я вместе с нарядом выезжаю на место происшествия и осуществляю первоначальные розыскные действия.

Часов в восемь я зашел в дежурную часть и поболтал с дежурным по райотделу – капитаном Самойловым. Тот еще спросил меня – как твои поиски «бесследно исчезающих» проходят, успешно?

Он так и выразился – «бесследно исчезающих», и захохотал.

Весь райотдел к тому времени знал о происшествиях в домах номер пять по улице Саженной и номере три по Мичуринской.

Я ему в ответ скорчил рожу, сказал: «Ы-ы-ы!!!», и пошел к себе в кабинет.

Какое-то время поработал с бумагами, а ближе к полуночи задремал, сев на диван. У меня в кабинете стоял диван, а перед ним столик – на нем писали заявления посетители.

Но спал я недолго – зазвонил телефон, и дежурный попросил меня срочно спуститься в дежурную часть.

Именно так и сказал:

– Спустись в дежурку! – И положил трубку. А я понял, что произошло нечто касающееся меня лично.

И действительно.

– Звонили с Мичуринской, дом три. В квартире номер 22 только что вдруг раздался сильный шум, крики, какой-то вопль… Погоди-ка!

Он снял трубку зазвонившего телефона, переговорил и сказал, кладя трубку на аппарат:

– Ну вот! Оттуда же звонят, квартира 40. Это ведь соседний подъезд! И как это нужно орать, чтобы услышали аж в соседнем подъезде? Езжай, Серега, чувствую – это с твоим делом связано!

Я выехал вместе помощником дежурного на нашем УАЗике, и скоро стоял у знакомой двери квартиры 22. Курочкин!

Так как в понятых недостатка не было (на площадке толпилось человек пять жильцов, слышавших шум из квартиры соседа), и на звонки Олег Семенович не отвечал, я принял решение взломать дверь.

Мигом нашлись и топор, и и гвоздодер, и деревянная дверь квартиры номер 22 подалась нашим усилиям и распахнулась.

Я рукой придержал рванувшихся было внутрь темного помещения людей, достал «Макарова», передернул затвор.

Прислушался. Внутри стояла тишина. Как и за моей спиной – люди на площадке как-то разом все сразу замолчали.

– Сержант, за мной! – скомандовал я помощнику дежурного. – И двое понятых тоже!

Вчетвером мы почему-то на цыпочках вошли в прихожую.

– Ничего не трогать! – сказал я. – Ни выключатели, ни дверные ручки!

Сержант включил электрофонарь и протиснулся вперед. Так, вдвоем с ним разом, мы и вошли в комнату.

Луч фонаря пробежался по помещению, замер на время на не разобранной постели, на паре мужских домашних тапочек на полу посреди комнаты.

Никого. Ни следа хозяина, ни кого-либо еще.

Дулом пистолета я нащупал кнопку выключателя и включил свет в комнате.

Ничего не изменилось. На диване была неразобранная постель, огромный очень дорогой телевизор был обесточен, и единственным наводящим на размышления обстоятельством были как-то сразу бросающиеся в глаза прямо посреди комнаты валяющиеся на ковре мужские тапочки. Причем один тапок – перевернут.

Почему именно «валяющиеся»? Ну, во-первых, они были далеко друг от друга, причем перевернутый – носком к нам, а второй – наоборот, носком к телевизору. А во-вторых, лежали они так, как если бы кто-то взял – и швырнул на середину комнаты сначала один, потом второй тапок.