Каштановый прииют (СИ) - Холодова-Белая Анастасия

— Конечно, присаживайтесь.

— Мне, конечно, ещё на совещании показалось, что я вас знаю, но сейчас я точно вспомнил. Вы ведь писали диплом с Миллером?

— Да.

— Ну что же, думаю, что я могу не представляться? — Вильям кивнул и слегка улыбнулся. — Я слышал, вы интересуетесь работой экспериментального отделения?

— С чего вы взяли?

— У вас самая большая подшивка журналов на руках, плюс слышал, что вы спрашивали у врачей, я же не глухой. Да и я сам к вам присматривался, я всегда стараюсь смотреть на новоприбывших коллег, чтобы в случае чего пригласить в проект, — он хитро улыбнулся. — Я весьма рад, что к нам в больницу попадают молодые и энергичные врачи. Знаете, психиатрия нуждается в свежих мозгах, которые наконец посмотрят на проблему под другим углом, — Вильям сдержанно кивал, рассматривая профессора. Он был фигурой видной. Не мирового масштаба, конечно, но его статьи цитировались с завидной регулярностью, на его лекции ходили, его приглашали на семинары и вообще всячески любили. — Вы, я так понимаю, из Лондона?

— До вас тоже доходят слухи? — Вильям слегка дёрнул бровью и улыбнулся. — Да, по рекомендации.

— До меня не только слухи доходят, мне вас рекомендовали для работы. А если я приглашу вас в наше отделение, вы не откажете? — Вильям едва удержался, чтобы не начать возбуждённо мотать головой. Этого ещё не хватало. Похоже, что он смог себя более чем правильно позиционировать. Скорее всего, благодарить нужно мисс Бишоп и мистера Рэйнолдса. Кто бы мог подумать, что на него свалится такая удача. Приятно, но подозрительно

— Я был бы рад поработать в проекте под вашим руководством.

— Чудно! Предлагаю в понедельник, когда уляжется расписание после сегодняшнего сдвига, прийти ко мне в отделение на экскурсию. У вас когда окно?

— До одиннадцати обычно сеансы не ставят.

— Ну и отлично. В понедельник в десять буду ждать вас у лестницы, проведу, всё покажу, и вы тогда точно решите, хотите работать со мной или нет. Сразу предупреждаю, я человек строгий и требовательный. Это не просто заполнение бумажек на отвали, ваши записи могут быть использованы в отчётах для университета и при написании работы. На вас будет лежать ответственность. Подумайте, у вас есть время.

— Обязательно. Огромное спасибо за оказанное доверие.

— Ну, пока не за что, а там посмотрим.

Профессор улыбнулся и, оставив поднос с чаем и сладким, ушёл. А Вильям так и остался сидеть в лёгком шоке. Когда он поступал на так называемый усиленный курс, он понимал, что из него будут выжимать максимум, и был к этому готов даже после выписки. Он был готов бороться за более выгодные позиции, участвовать в перекрёстных собеседованиях с другими кандидатами. Жизнь научила, что нужно цепляться за то, что важно, как можно крепче. И тут какая-то странная лёгкость, с которой он заполучил место… Хотя, если вспомнить слова мистера Рэйнолдса о том, что Дитмар сменил шестерых врачей… Быть может, именно с ним и придётся работать. Вильям нервно дёрнул головой и отхлебнул чай. Он был готов ко всему, кроме неожиданной удачи, она никогда в жизни ему не улыбалась, а сейчас вдруг оскалилась во всю зубастую пасть. Глупо думать о суевериях, но, может, расставшись с домом, последним, что его связывало с воспоминаниями, он наконец оставил за спиной чёрную полосу жизни. В конце концов, разве это плохо, когда тебе наконец везёт? Нет, конечно. Вильям слегка улыбнулся, засунул в рот печенье и, собрав свой поднос и поднос профессора, понёс их на мойку. У него ещё есть время подумать, что делать с этим шикарным предложением.

Мягкая рука ложится на плечо. Старик в горчичной безрукавке на белой в клетку рубашке.

— Не плачь, мелкий. Оно того не стоит, ты же понимаешь получше меня.

Слёзы не остановить, маленький кудрявый мальчик плачет, вытирая щёки рукавами потасканной рубашки. Впереди темнота и ему нужно шагнуть туда. Старик светится, как лампочка, курит свою сигарету, тяжело вздыхает и закашливается. Сердце болит. Его тянет в темноту. Хватает старика за руки. Цепляется как может. Старая кожа на руках лопается, течёт кровь. Ужас, боль, нет, не оставляй. Но его отрывает, волочет куда-то, свет всё дальше и дальше, и вот его нет. Одна темнота и пустота. Встаёт, обнимает себя за плечи.

— Эй… Кто-нибудь…

Тишина. Даже свой голос не слышно. Один. Всегда один. Навсегда. Один на один с темнотой. Оседает на пол, сжимается в комок, пытаясь согреться. Ну хоть её нет. Некому поиздеваться над его слезами. К чёрту. Всё к чёрту. Слышит шлёпающие босые шаги, жмурится, тишина, чьё-то дыхание. Только бы не она. Только бы не…

Мальчик мой.

Пропади пропадом, сука!

Руки неожиданно дрожали, не очень приятное ощущение. А ещё неприятнее было то, что дрожало и что-то внутри от дикого нервного возбуждения. Сегодня у Вильяма новая ступень в практике, одно дело трудиться просто в больнице, а вот работать в научном проекте — это совсем другое. Его с такой характеристикой в портфолио потом с руками оторвут любые больницы. Плюс он давно хотел написать статью в Ланцет, скорее даже заметку. Для врача, который стремится к научной работе, публикации и цитирования как ноги, без них никак. В общем, сбывались его надежды. Все выходные он потратил на то, чтобы взвесить все за и против. Готов был начать выписывать их в блокнот в столбик. Ему казалось, что все его стремления и мечты ужасно горделивые, как будто он петух, который собирается на забор взлететь, а оттуда и вовсе на крышу курятника. Вот только его не интересовали деньги, Вильям научился жить вовсе без них, знал, что цена им сомнительна. Да и признание его не интересовало. Он стремился помочь, потому что ему когда-то не помог никто, и он не мог этого простить. В любой экстренной профессии всегда и всех учили, что нельзя бежать сломя голову туда, где раненые и мёртвые, не разведав обстановку. Ещё один раненый или труп сильно ситуацию не украсят. А он был именно таким, ужасным идеалистом, человеком, который первый лез разнимать споры и драки, успокаивать буйных, он не боялся, и это было плохо, потому что каждый раз он платил за это свою цену. Но остановить себя не мог. И когда перед носом помахали призрачной надеждой на то, чтобы сделать мир лучше, он вцепился в неё как клещ.

Вильям стоял перед дверью на третий этаж и ждал, когда к нему спустится профессор Форинджер. Сегодня экскурсия и введение в курс дела. Сегодня же, если он скажет «да», ему разблокируют карту, внесут новую графу в трудовой договор и выдадут кабинет с именной табличкой. Вильям нервно кинул взгляд на наручные часы и потёр переносицу. Этой ночью хорошо выспаться не удалось, как и обычно перед всеми серьёзными событиями. Кошмары никуда не делись, но мириться с ними и даже спокойно засыпать он научился за годы жизни с этой больной головой на плечах. Наконец на лестнице послышались шаги, щёлкнул замок, и дверь открылась.

— Ого, вы пришли заранее?

— Считайте это моим плюсом, я всегда заранее, чтобы ничего не пропустить, — Вильям улыбнулся и вошёл на закрытую лестницу. Она ничем не отличалась от своей соседки с первого на второй, кроме того, что этажи были не целые, а скорее полуторные. На один лестничный пролёт выше была одна дверь, а на ещё один пролёт другая в противоположную сторону.

— Я сам такой, все мы тревожные личности, просто каждый по-своему. Мы с вами боимся опоздать, — профессор закрыл дверь и принялся подниматься, держась за перила. — Ну-с, молодой человек, давайте тут и начнём, подниматься я буду долго. Я занимаюсь этим проектом уже полтора года. Дело в том, что очень часто у людей с различными ментальными заболеваниями комплектом идут фобии. И они в больном сознании часто трансформируются в галлюцинации, вызывают приступы психоза, в зависимости от диагноза. Моя идея в том, чтобы специальными методиками нивелировать фобию до минимума, чтобы стабилизировать пациента. Я возможно расплывчато объясняю, но у меня в практике был пациент с эндогенным приступообразным психозом, и пауки вызывали у него истерики и панические атаки одна сильнее другой. Я занимался с ним очень долго, прежде чем у меня получилось выработать у пациента равнодушие к триггеру. Он продолжал бояться и ненавидеть пауков, но они не вызывали истерик и бреда. Я набрал нестабильных пациентов с явно выраженными фобиями. Прогресс конечно мал, но это уже лучше, чем ничего.