Всеволод Нестайко - Тайна трех неизвестных

Я надеялся, что завтра Павлуша опомнится и все будет так же, как в той песни, — «и за борт ее бросает в набежавшую волну». Ну, я не требовал, чтобы он обязательно топил Гребенючку (пусть живет!), но чтобы выбросил ее хотя бы из головы.

Прошел день, два, три… А он все не заговаривал. При встрече он отворачивался так же, как и я, и не смотрел в мою сторону. А на четвертый день ссоры узнаю, что этот пентюх записался-таки в художественный кружок. Это уже была измена. Этого я ему уже простить не мог. У меня внутри все кипело, как борщ в горшке. Ах ты оборотень, предатель несчастный! Бросил меня дальтоника, а сам подался в художники, в живописцы, зная, что я не могу туда, физически не могу. Это все равно, что бросить друга на поле боя. Ах ты Иуда! Иуда Завгородний! Только так я буду звать тебя отныне. Ты думаешь, я буду плакать? Да? Нет! Не увидишь ты моих слез! Не увидишь никогда. Думаешь, я без тебя не проживу? Завяну, как те цветочки? Фиг тебе! Вот! Ты первым завянешь, будешь плакать, приползешь ко мне на пузе и будешь умолять, чтобы я тебя простил! Я тебя знаю — ты соскучишься, заскучаешь через несколько дней среди кисточек и красок. Без наших мальчишеских приключений и развлечений.

И тут я почувствовал настоятельную потребность что-то выкинуть. Что-то такое… Такое, чтобы мир пошатнулся. Чтобы у Иуды от зависти в носу засвербило. Непременно надо что-то такое выкинуть, и причем немедленно. Но что? Запустить что-нибудь в небо? Было. Запускали уже с Иудою на бумажном змее кувшин со сметаной. Поймать кого-нибудь… Тоже было. Поймали как-то с Павлушей, то есть с Иудою, в лесу сову и выпустили во время лекции. Лектор тогда упал с трибуны и опрокинул на голову графин с водой. Вот ведь! Как не надо, то всяких разных идей целая торба, а как надо, то хоть лбом бейся об стену… Кроме того — нужен напарник. Без напарника, самому что-то выкинуть, во-первых, очень трудно, а во-вторых, просто неинтересно. И я пошел на выгон к хлопцам.

Ребята сидели кружком и рассказывали страшные истории. Я молча подсел к ним.

— Надо взять неторгованный котел, — зловещим голосом говорил Вася Деркач. — Только обязательно неторгованный: сколько за него ни попросят — сразу покупать. Так вот, надо взять неторгованный котел, и проделать на дне маленькую дырочку. Поймать летучую мышь, пойти в лес в двенадцать часов ночи, найти муравейник, положить летучую мышь сверху и накрыть котлом. И сразу быстро уходить, не оглядываясь, потому что летучая мышь начнет страшно кричать… На другой день, тоже в полночь, вернуться на это место, поднять котел. Там будут только одни обглоданные косточки. Нужно разгрести их палочкой, найти одну такую косточку, как вилка, а вторую — как крючок… И вот, если ты хочешь кого-то от себя отвадить, надо его легонько отпихнуть той вилкой. А если хочешь, наоборот, приворотить кого-то, то надо зацепить крючком…

«Не иначе как Гребенючка, бисова душа, зацепила Павлушу этим крючком, а от меня его отпихнула вилкой», — подумал я.

— Брехня! — Презрительно хмыкнул Степа Карафолька. — Что же ты не отпихнешь математичку, чтобы она к тебе не цеплялась и двоек не ставила?

Ребята засмеялись.

— Легче всего сказать — «брехня», — надулся Вася Деркач. — Ты ведь не проверял?

— А что там проверять! Ты бы еще нас агитировал чертей ловить или привидений. Пережиток прошлого! Неандерталец! — Сказал Коля Кагарлицкий.

Вася Деркач был такой же темный, как гудрон, и находился под влиянием своей двоюродной бабки Мокрины. Бабка Мокрина, была очень религиозная и суеверная. Она олицетворяла в нашем селе темные реакционные силы. На каждой антирелигиозной лекции лекторы всегда приводили ее как пример пережитков прошлого.

— А все-таки призраки знаете ли… — начал Антончик.

Вчера в клубе показывали чешский фильм «Призрак замка Моррисвилль». Фильм комедийный, но привидений и прочей чертовщины там было столько, что в зале все время охали и ахали. После таких фильмов всегда хочется поговорить о чем-нибудь страшном. И хочется доказать, что тебе это страшное, просто — тю!

— Вообще в наше космический, атомный век все эти призраки в замках — чистейшая нелепость, — снова заговорил Коля Кагарлицкий. — Все это опровергается элементарной наукой…

«С этим, конечно, каши не сваришь, — подумал я. — Больно умный».

— С одной стороны, конечно… Квантовая механика… Лазеры… — брякнул Вася Деркач, и, опустив глаза, покраснел. Балда! Ручаюсь, что он понятия не имеет, ни что такое квантовая механика, ни что такое лазеры. А туда же…

Этот тоже не годится в напарники.

— А главное — кибернетика, — авторитетно сказал Степа Карафолька. — Наука сейчас на грани создания электронного мозга — машины, полностью заменят человеческий разум.

«Тебя первого нужно было бы заменить электронным мозгом, чтобы не задавался! — Подумал я. — Если бы мне даже сто миллионов давали, я бы его в напарники не взял».

— А все-таки… — Робко произнес Антончик Мациевский. — Кибернетика… Лазеры-шмазеры… Я понимаю… Но… Вот вы мне скажите, что с человеком делается после смерти? Вот жил-жил человек, все чувствовал, думал, мечтал… И вот вдруг умер и — нет ничего! Вот как это может быть, чтобы ничего не оставалось? Должно же что-то остаться. Вот даже по законам физики. Ничто из ничего не появляется. Ничто без следа не исчезает, а просто переходит в другую форму… Закон Ломоносова. Железно! Вот каждый из вас верит, что вот он умрет и ничего от него не останется? Ничего он не будет чувствовать, думать. Вот скажите мне! Только честно!

— А ну тебя с твоими разговорами! Нашел о чем говорить — о смерти! Тьфу! Замолчи! — Возмущенно замахал руками на него Карафолька. Степа Карафолька, несмотря на то, что считался среди нас самым умным, потому что был первым отличником в классе, не терпел, просто не выносил разговоров о смерти. Сразу начинал тюкать и махать руками. Он очень дорожил своим здоровьем. Даже когда чихал, то всегда сам себе говорил тихонько: «Будь здоров, Степан!» А разговоры о смерти видимо считал опасными для себя — как будто тем самым мог сглазить свое драгоценное здоровье и будущее долголетие.

Однако Антончик на Карафолкины проклятия особого внимания не обратил.

— Нет, вот серьезно, — сказал он. — Вот когда по законам физики ничто не исчезает, то почему не могут мысли, ум, чувства… ну, то, что называют душой… почему не может перейти в форму призрака? После смерти тела. А? Разве это не научно? Разве это противоречит науке? А?

Все разинули рты и переглянулись.

— Я вот читал, что в Англии есть официально зарегистрированные привидения, — продолжал Антончик. — Точно. Сам в журнале читал. «За рубежом». В Лондоне и в других городах, живут в старинных замках и регулярно появляются. Вот как это объяснить? А?

— Так то ж… то же при капитализме, — возразил Коля Кагарлицкий. — У них и бог есть. Тоже официально. Так что с того!

— А вот легенда о Горбушиной могиле, — не сдавался Антончик. — Живет же она у нас в народе. Сколько уже лет… Лет триста, не меньше. И говорят что видели люди, и не раз.

И тут меня осенило!

— Хлопцы! Идея! — Сказал я. — Чем просто так языками трепать, предлагаю проверить легенду о Горбушиной могиле. Собственными глазами убедиться, правду или неправду говорят. Пойти ночью в пятницу и проверить. Ребята опять разинули рты и переглянулись. Эту легенду каждый знал с детства.

Страшная это была легенда. Давным-давно, еще при казачестве, возвращаясь из турецкого похода, стояли возле нашего села в долине запорожцы. Сотня сотника Горбуши. И произошла тогда странная вещь. Неожиданно исчез ночью мешок золотых монет, вся казна казачья, все сокровища, все трофеи из тяжелого похода. Казначеем у запорожцев был старый казак Богдан Захарка. Сотник Горбуша и обвинил его в краже. Как ни клялся старый Захарка, как ни божился всем святым на свете, что не виноват, но доказать ничего не мог. Приказал тогда сотник Горбуша казнить Захарка. Отрубили ему седую казацкую голову, здесь же и похоронили. А сотня двинулась дальше на Запорожье.

Прошло время, сотник Горбуша вернулся в эти места, купил землю, заложил имение, построил дворец и стал жить не считая денег. А денег у него было — как навоза. Он пускал их на ветер, ежедневно пируя, выпивая и гуляя с местным дворянством. Ведь это он сам тогда похитил запорожскую казну и закопал темной ночью в долине под вербой…

Но не принесли счастья сотнику Горбуше краденые казачьи монеты. Не прошло ему злодеяние. Темными ненастными ночами стал являться ему призрак невинно казненного казначея Захарки. В длинной белой сорочке, без головы, подходил он к кровати где спал Горбуша, склонялся к нему, протягивая руки, то ли угрожая, то ли умоляя о чем-то. И так страшен был этот безголовый призрак, что Горбуша вскакивал с кровати и бежал куда глаза глядят, пока не падал обессиленный. Наутро его находили где-то далеко в степи расцарапанного, окровавленного, и едва живого.