Вольфганг и Хайке Хольбайн - Пророчество

- Мир! - Предатель презрительно расхохотался. - Ты даже теперь не понимаешь этого! Мир, говоришь? Наши враги сейчас многочисленнее и сильнее, чем когда-либо прежде! Они снуют вокруг наших границ, как гиены, и ищут место, куда бы укусить! Народ всей страны не желает поклоняться твоему богу, жрецы недовольны! И это - твой мир! - Он внезапно перешел на крик - Страна погибнет от такого мира, проклятый ты идиот! Стране нужен не мир! Ей необходимы не произведения искусства и не красивые слова, а сильный правитель, усиливший бы ее могущество, который сможет поставить на колени всех ее врагов!

Прежде чем ответить, Эхнатон некоторое время молча, разглядывал предателя:

- Так, значит, вот чего ты добивался. Ты сам хочешь стать фараоном. - Он слабо усмехнулся. Собственная кровь, прилившая к горлу, превратила следующие слова в мучительный приступ кашля. Наконец он вновь овладел своим голосом. - Тебе это не удастся, друг мой, - мягко произнес он. - Быть может, я был плохим фараоном и слабым повелителем, каковым многие меня считали. Но я не был предателем, таким, как ты. И никогда на египетский трон не взойдет человек, чьи руки запачканы Кровью его истинного властителя.

Предатель покачал головой.

Не беспокойся, Эхнатон. Никто и никогда не узнает о том, что здесь произошло, что ты был убит. Ты ведь никогда не покидал Ахетатона.

На мгновение Эхнатон растерялся. Недоверие отразилось на его лице.

- Никто не поверит этому, - пробормотал он.

- О нет, - отвечал предатель. - А даже если и так - ты забываешь, что именно я отговаривал тебя от этого путешествия.

Эхнатон горько усмехнулся:

- Да, после того, как ты сначала подал мне эту идею.

- Верно. И мой план удался, как осуществятся и дальнейшие мои замыслы. Эта земля будет принадлежать мне. Может быть, не завтра и даже не после следующего разлива Нила, но когда-нибудь это произойдет.

- После меня придут другие, - возразил Эхнатон. - Ты хочешь уничтожить всех?

- Другие? - Предатель рассмеялся, - О, ты имеешь в виду Тутанхамона? Но он еще дитя. Ребенок, нуждающийся в советчиках и друзьях, чтобы управлять государством. Египетский трон слишком велик, чтобы быть целиком занятым этим мальчиком. И ты нуждался в друзьях - или ты уже забыл об этом?

Лицо Эхнатона помрачнело.

- Ты замышлял это с самого первого дня?

- Нет, не с первого дня, - возразил предатель, - Но довольно давно. Я ненавижу тебя, Эхнатон. Ты привел страну к развалу. Ты низвергнул старых богов и разрушил старые порядки. За это я убью тебя. И я сделаю с тобой то же, что ты сделал с именами древних божеств: я уничтожу каждое напоминание о тебе. Как будто никогда и не существовало тебя, Аменхотепа Четвертого, самого себя назвавшего Эхнатоном! Будущие поколения никогда не узнают о тебе, - Он негромко и злобно засмеялся. - И меня никто и никогда не назовет убийцей, не так ли? Не мог же я убить человека, никогда и не жившего!

- Ты... сошел с ума, - прошептал Эхнатон.

- Возможно, - отвечал предатель. - И этот сумасшедший уничтожит другого безумца!

С этими словами он поднял копье и с такой силой вонзил его в грудь Эхнатона, что острие сломалось о камень за спиною фараона.

Тяжело дыша, предатель выпрямился и взглянул на скорчившееся перед ним, ставшее жалким до боли тело. Но когда он повернулся, чтобы уйти обратно, к своим воинам, Эхнатон со стоном открыл глаза.

Предатель замер на месте. Выражение глубочайшего ужаса появилось на его лице. Фараон... был жив!

- Предатель! - прошептал Эхнатон с трудом. - Ты... обманул меня. Ты... нарушил данную мне клятву, и ты... нарушил обет, данный тобою богу Атону! Ты... убил меня. Я проклинаю тебя.

- Молчи! - вскричал предатель пронзительным голосом; глаза его горели. Однако приблизиться к скорчившемуся на земле фараону он не решался.

- Ты... убил меня, - вновь прошептал Эхнатон. - За это я тебя проклинаю! Но не на смерть, потому что это было бы слишком просто. Ты будешь... жить. Ты никогда не обретешь покоя. Ты будешь жить... до... того дня, когда... мертвец пробудит от вечного сна всех этих воинов! И лишь тогда ты сможешь умереть! Вот проклятие, которое простирает над тобою, предатель, Аменхотеп Четвертый! - И с этими словами он испустил дух. Тело откинулось назад в последней судороге, и предатель увидел, как жизнь покинула его. Долго стоял он, взирая на труп Эхнатона, тщетно пытаясь не слышать голоса фараона, все звучавшего у него в ушах: «Ты будешь жить. Ты никогда не обретешь покоя, до того дня, когда мертвец пробудит от вечного сна всех этих воинов... »

- Атон? На самом деле, говоришь, Атон?

Проглотив язвительное замечание, вертевшееся у него на языке, Атон, пожав плечами, ограничился смущенной улыбкой. Уж за такой ответ Вернер не станет выбивать ему зубы. Этот Вернер вовсе не нуждался в какой-нибудь причине, чтобы съездить кулаком по физиономии, достаточно было лишь соответствующего настроения. Причинять другим боль доставляло ему удовольствие.

Атон не был трусом и слабаком. Но по сравнению с Вернером, ростом метр восемьдесят и комплекцией Сильвестра Сталлоне, он все же выглядел карликом, и его не привлекала перспектива последние четыре дня перед каникулами провести в медицинском изоляторе интерната, где в настоящий момент находился единственный пациент - его одноклассник Рикки. Две недели назад Рикки допустил досадную оплошность, высказав Вернеру, кем он его считает на самом деле.

- А родители твои - с заскоками, наверное, так? - продолжал Вернер, язвительно ухмыляясь, при этом засовывая кулаки в карманы куртки. - Или твой старик просто пожадничал на второе « н » для имени Антон? - Он громко заржал над собственной остротой, а Атону стоило немалых усилий сдержаться. Втайне он некоторым образом понимал Вернера: имя, данное ему родителями, часто становилось поводом для косых взглядов и колкостей. Однако до сих пор никто не делал этого столь злобно.

- К имени Антон это не имеет никакого отношения. - Ответ звучал со всей дружелюбностью, на которую Атон только был способен. - Атон - имя древнеегипетского бога солнца. Мои родители питают особенное пристрастие к Египту, - добавил он с едва слышимым вздохом.

Вернер наморщил лоб:

- Бог солнца, так-так.

- Ну, не совсем так, - продолжал объяснять Атон, совершенно не прислушиваясь к своему внутреннему голосу, подсказывающему в этот момент, что сейчас лучше попридержать язык.

- Собственно говоря, бога солнца звали Ра, а словом «Атон» называли сам солнечный диск. Но потом фараон Эхна... - запнулся он на полуслове, заметив в глазах Вернера зловещие искорки.

Вернер был форменным идиотом с интеллектом таракана и с боевым весом около семидесяти килограммов. Однако опасным было именно то, что он сам это сознавал. И соответственно весьма нервозно реагировал, когда ему недвусмысленно давали это почувствовать.

Правда, сегодня Атону решительно везло.

Атон, - повторил Вернер, затем пожал плечами, развернулся и зашагал прочь по просторному двору интерната Зенгера, сопровождаемый тремя членами своей компании. Компании, безраздельно господствовавшей над всем интернатом и которая в следующем учебном году собиралась присоединиться к одноклассникам Атона. Хотя до летних каникул оставалось больше полугода, директор Цомбек уже обрадовал Вернера, что ему предстоит совершить еще один круг почета: он остается на второй год, и уже не в первый раз, а вместе с ним - еще три идиота, которых он собрал вокруг себя и использовал то на побегушках, то как мальчиков для битья, а иногда - и как боевую группу.

Атон подавил новый вздох. Сам себе задавал он вопрос, за что же, в конце концов, заработал он такую судьбу. Интернат Зенгера был не так уж и плох - дорогая, мало кому известная частная школа располагалась на одном из маленьких живописных холмов Крайлсфельда, небольшого местечка близ столичного города, которое и не на всех картах-то было обозначено. Это был интернат для одаренных ребят, но, к сожалению, и для тех, чьи родители обладали достаточными средствами и связями, чтобы никто не отважился сказать им, что на самом деле представляют собой их любимые чада. Как попали сюда Вернер и трое его подкаблучников, было для Атона загадкой.

- Привет, Атон! - послышался голос сзади, и, обернувшись, Атон узнал в говорившем Рональда Бендера, коменданта интерната, пристальным взглядом провожавшего удаляющуюся троицу.

- Какие-то неприятности?

Атон покачал головой.

- Нет, - ответил он. - Мы просто познакомились. Со следующего года Вернер и его друзья станут моими одноклассниками.

Бендер ухмыльнулся, но от комментариев все же воздержался.

- Автобус уже приехал, - сообщил он. - Ты ведь знаешь, что директор Цомбек не привык ждать.

Еще бы Атону не знать этого! Менее всего Цомбеку были свойственны терпеливость и щедрость. Если уж он говорил, что автобус отъезжает в одиннадцать, то он имел в виду именно одиннадцать, и ни секундой позже! Так что Атон, благодарно кивнув Бендеру, поспешил к воротам на противоположной стороне двора.