Владимир Клименко - ... В среду на будущей неделе

Кэп-бриг в гневе

Рыбаки поднялись с первыми проблесками зари. Пока было еще темновато, пили горячий чай, который успел вскипятить Митрофан Ильич. Брага подошел к камбузу бочком, пряча от рыбаков правую щеку. Он налил из чайника кипятку и хотел так же бочком удалиться, но ему это не удалось.

Мыркин поглядел на боцмана и вдруг залился хохотом.

— Чего это ты с раннего утра? — удивился Иван Иванович.

— Гляди! Гляди! — смеясь, показывал радист на боцмана. — Где это он без кранцев швартовался?

Брагу окружили, заглядывая в лицо. Хотя воздух был еще совсем синий, но у боцмана под глазом было куда синее.

— Нес корзину с кулаками! — прыснул Печерица.

Брага прикрыл синяк ладонью и поспешил уйти от насмешников.

— Человек случайно на держак швабры наткнулся, а они зубы скалят, — сказал он, скрываясь в каюту.

Но Павлик-то знал, на какой «держак» наткнулся Брага!

Улучив момент, он пошел в камбуз. Митрофан Ильич подумал, что мальчуган пришел за добавкой, и протянул ему чайник. Павлик отстранил руку кока и шепнул:

— Я по важному делу, дедушка Митрофан!

Старый рыбак заговорщицки подмигнул и склонил голову набок: слушаю, дескать.

Павлик спросил, какой получился вес самого первого улова.

— А почему ты сейчас об этом вспомнил? — недоуменно прищурился кок.

— Я потом объясню. Так сколько же вышло?

Митрофан Ильич в раздумье затеребил нос-шишку.

— Не то сорок восемь, не то сорок семь по сто… Нет, кажись, строк шесть центнеров было. Ну да, точно: сорок шесть центнеров! Так, по крайней мере, говорил Глыбин. Ну и что же?

— Обманывает он! — сказал Павлик.

— Как обманывает? Что ты говоришь? — не понял старик.

— А вот так: Глыбин обманул бригаду. За пять центнеров рыбы деньги себе взял!

Павлик рассказал о ночной ссоре, о том, как на рефрижераторе он заглядывал в глыбинский блокнот, в который тот записывал каждую поднятую с сейнера бадью с рыбой. Последняя бадья была помечена цифрой 51.

— Честное слово; своими глазами видел пятерку с единицей!

— Может, просто показалось? — сомневался Митрофан Ильич.

— Да видел же! Видел! — обиделся Павлик. — Вы проверьте.

Митрофан Ильич поразмыслил, еще раз недоверчиво покосился на него, потом вышел из камбуза. Он тут же сообщил рыбакам о разговоре с Павликом.

Митрофан Ильич, Лобогрей и Гундера поднялись на спардек, где за штурвалом стоял Глыбин, прихлебывая из алюминиевой кружки чай. Павлик предусмотрительно остановился за спинами рыбаков.

Разговор повели с места в карьер. Глыбин от неожиданности сперва опешил, но тут же постарался взять себя в руки. Он посмотрел на Павлику двинул желваками — догадался, что мальчишка не смолчал. Рыбаки подметили его тревогу и перестали сомневаться.

— Ежели это враки, — говорил Митрофан Ильич, размахивая руками, — покажи квитанцию. И блокнот покажи!

— Недоверие! Смотри, полное недоверие! — нервничал кэп-бриг, застигнутый врасплох. Его зрачки скользнули по лицам рыбаков, снова переметнулись на Павлика и сузились до щелочек. — Наговор! Что ж вы, всякому пацану верите! Дожился… Дождался уважения за свои старания!

— При чем тут пацан? Покажи документы — и дело с концом! — требовательно повторил Митрофан Ильич.

— Давай, давай, Макар! — нетерпеливо добавил Гундера. — Нечего перед нами невинную жертву разыгрывать. Мы уж сами убедимся, какой наговор!

Глыбин растерянно забормотал:

— Что это, а? Как это, а? Я же… — И поперхнулся встречным криком с палубы:

— Рыба-а! Рыба-а!

Это кричал Брага.

Возглас боцмана будто сдул рыбаков со спардека: все мигом очутились внизу и заняли свои места.

И надо же было подняться рыбе в такую ответственную секунду! «Не могла повременить!» — злился Павлик, с силой швыряя под надстройку выпутываемую на ячеи скумбрию. Он смотрел на пляшущие блики в кольце поплавков, и ему казались, будто солнечные зайчики насмехается над ним. Эх, превратиться бы сейчас в ракету да улететь отсюда подальше… Глыбин, конечно, не дурак, чтобы не избавиться от опасной улики — блокнотика. А тогда как доказать, что Павлик прав? И что будет дальше — ведь кэп-бриг не простит ему!

Разговор, прерванный появлением рыбы, возобновился на площадке во время замета. Кэп-бриг стоял на спардеке, навалясь плечом на мачту. Он следил за работой рыбаков и без всякой надобности покрикивал то на Лобогрея, то на Митрофана Ильича, то на Гундеру. Словом, взял под обстрел тех, кто больше всего досаждал ему.

— Ничего, мы ему тоже испортим настроение, — тихо сказал Мыркин и обратился к товарищам: — А ведь Макар думает, что мы забыли о деньгах. Считает, что для него все обошлось.

— Ребята! — прервал Мыркина Лобогрей. — Не будем анархию разводить. Дело ясное. Нужно добиться, чтобы Макар признался и вернул деньги в бригадную копилку. Только давайте соблюдать порядочек!

Однако недовольство росло, как дождевая туча. Сердитые выкрики раздавались то в одном месте то в другом. Глыбин слышал, что речь идет о нем, но держался самоуверенно и насмешливо поглядывал на разгоряченных рыбаков. Больше всех шумел Чернобров. Полусогнувшись на краю площадки, механик укладывал нижнюю часть невода, сердито гремя тяжелыми стальными кольцами, и без умолку возмущался.

— Галдят, как на базаре! Чего разбушевались? — спокойно пробасил Глыбин. — Нашли преступника! Какие такие за мной страшные грехи, скажи на милость?

— Будто не знает, — скрипнул зубами Чернобров.

— Простачком прикидывается, — добавил Мыркин.

Глыбин усмехнулся:

— Из-за какой-то сотни такой концерт устроили… Я эти гроши для бригадных нужд оставил, на черный день припас… Неужто не имею права?

— Да, не имеешь! — отрубил механик. — Нечего простачком прикидываться. Видать, ты воробей стреляный, надо тебя хорошо прощупать. Да и боцманом заняться не мешает, что-то он к тебе сверх меры льнет и в рюмку чаще прежнего заглядывает. Никогда в нашей бригаде такого не было.

Лицо у Глыбина оставалось невозмутимым, но в глазах появились и заплясали злые чертики.

— Ну что ж…

Он медленно сошел на палубу и скрылся в своей каюте. Через минуту вернулся на корму с тонкой стопкой десятирублевок в руке. Рыбаки на время прекратили работу, следя за ним.

— Вот они! Вот, вот гроши! Нате! Нате! Хватайте! — С этими словами кэп-бриг разжал пальцы. Шелестящие листочки запорхали перед ним, как красные бабочки. Рыбаки смотрели на Глыбина с презрением. Брага кинулся было собирать деньги, но Глыбин яростно цыкнул на него.

— Ну? Чего ж не хватаете? Ну?! — сдавленным от злобы голосом твердил кэп-бриг. На скулах его появились багровые пятна, дергались тяжелые веки.

— Сам соберешь! — сдержанно произнес Лобогрей. — Соберешь и сдашь Ивану Ивановичу…

Глыбин на мгновение замер, точно истукан, потом передернулся всем телом и начал ожесточенно расшвыривать деньги ногой. Несколько десятирублевок упали за борт и розовыми латочками выделялись на бирюзовом стекле воды.

Павлик, который стоял бок о бок с Митрофаном Ильичем, пугливо приник к старому рыбаку, шепча:

— Он сейчас драться будет… Он будет драться…

Митрофан Ильич обнял мальчугана за плечи, успокаивая:

— Не волнуйся, Павлуша. Ты не бойся. Покуражится — и только. Ишь, разошелся. Думает, если над ним начальника нет, то и управы не найдется! Так да не так, бригадир непутевый.

Глыбин, пыхтя, с таким усердием топтал десятирублевки, словно это были змеи.

— На свою же голову стараешься, — тем же сдержанным тоном произнес Лобогрей. — Из заработка вычтем.

Глыбин последний раз топнул ногой, распрямился, перевел дух. Ни на кого не глядя пошел в каюту.

Солнце, чистое, посвежевшее, медленно оторвалось от фиолетовой черты горизонта и бодро начало набирать высоту. Вода вокруг была тихая, неподвижная. Только там, где проходил сейнер, на ней оставалась искристая зыбкая дорога.

Павлик посмотрел в сторону открытого моря. Он заметил вдали множество маленьких черных черточек, точно свисающих с неба на тонких синеватых ниточках. Это шли сейнеры. Мальчуган радостно догадался: «Дядя Юра все-таки «раззвонил» о большой рыбе у Гнездиловской косы!»

Появлению сейнеров Павлик был рад еще и потому, что на одном из них должен быть Игорь. Шторм, приключение на промысле, трагический случай с Тягуном — есть что порассказать рыжему приятелю.

Павлик заметил его на капитанском мостике «Меркурия», рядом с темно-красным бархатным знаменем, которое ярко пылало под лучами солнца. У Игоря был гордый вид и мужественная осанка. На груди поблескивал бинокль. Но когда рыжий узнал Павлика, вся напускная важность слетела с него. Он сбежал по трапу и, перегнувшись через борт своего судна, протянул Павлику руку в коричневых крапинах. Павлик с чувством пожал ее. Затем приятели очутились на «Меркурии».