Сергей Давыдов - Санаторий доктора Волкова

— Где написано?

— В справках. Как у тебя в альбоме: «Пилот не вернулся, считается утерянным». Так тогда писали в документах.

Да, так писали. Но отец не все учитывает. За день до гибели писателя на таран пошел его знакомый, пилот Мередит. Значит, Сент-Экзюпери знал о таране. Другого выхода у него просто не было, уж такой у него был дурацкий самолет, без всякого вооружения.

— Посмотри, — вновь упрямо сказал Олег. — Написано же: «Считается утерянным». Считается!

— Я не знал, что у него даже пулемета не было...

— Вот же написано: «Сент-Экзюпери снова летает на «лайтнинге», это моноплан с двойным хвостом. Ни пулемета, ни брони, никакого оружия для нападения или защиты...»

— А-а... понял! На высотных самолетах учитывают каждый килограмм груза. Он взлетал над своей территорией, поднимался на высоту, недоступную для истребителей того времени, делал съемки, потом возвращался опять на свою территорию и тогда снижался. Таков был расчет. Но в полете может всякое случиться. Допустим, внезапно испортится двигатель. В результате — снижайся над территорией врага или в зоне, где вражеские истребители... Могло так быть?

— Ну, могло.

— Скорее всего именно так и случилось. Пришлось снижаться, надеясь, что «фокке-вульфов» поблизости не окажется.

— Но они были, — сказал Олег.

— Были. И согласись, что летающий фотоаппарат против истребителя бессилен.

— Таран! — твердо сказал Олег.

С сожалением поглядев ему в глаза, отец произнес:

— Не знаю... и никто этого не знает. Взяв альбом, Олег заверил:

— Узнают. Я еще докажу всем! Мне надо только... я напишу во Францию?

— Не торопись. Если бы ты узнал что-то новое, а так... Ты же знаешь только то, что написано в книгах.

— О таране нигде не написано, — не сдавался Олег. — Вот в Смоленске мне все говорили: нет окопа, нет окопа. А я нашел!

— Да нет, ищи. Ищи. Это прекрасно. Никто тебя не отговаривает. — Отец улыбнулся и неожиданно попросил: — Дай мне альбом.

— Он тебе нужен?

— Я люблю Экзюпери.

— Все равно я все на память знаю. Бери.

И У меня ведь погиб друг. В блокаду. При неизвестных обстоятельствах.

— Кто это? Тот самый, что врачом был?

— Да. Я тебе рассказывал о нем. После войны я пытался навести справки о его гибели, но... В Ленинграде столько людей тогда искали своих близких. Ничего не удалось узнать.

Замолчав, отец подпер подбородок ладонью. Борода забавно завернулась набок. Не шла отцу борода. Столько интересного мог отец рассказать о себе. Ведь был на фронте с четырнадцати лет.

Дошел от Ленинграда до Восточной Пруссии. Кем он только не был! И разведчиком, и снайпером, и командиром взвода... Но нет — про Голодную степь целый час рассказывал, только слушай. А спроси про войну, пожмет плечами, и все.

— М-да-а, — отец словно очнулся. — Знаешь, как верблюд кактус ест?

— Папа!

— Лижет, как клубничное мороженое.

— У тебя погиб друг. При чем тут кактус?

— Ладно, Олег.

— Надо было лучше искать тогда!

— Я ж не в школе учился, как ты, — словно бы оправдываясь, сказал отец, — мы Ижорский завод восстанавливали. День и ночь.

— Знаю. Но все равно.

— Я и не думал бросать поиски. Этой весной наконец-то удалось найти дневник.

— Дневник? Где же он?

— У меня, у меня. Приеду в отпуск, попытаюсь кое-что выяснить.

— Ну... когда ты еще в отпуск приедешь... — вздохнул Олег. — Неужели ты нашел дневник доктора Зайцева?

— Не Зайцева, а Волкова. — Отец как-то странно посмотрел на Олега. — Ну и разведка! А что ты еще знаешь? Ну!

— Что знаю? По одним сведениям он, кажется, что-то совершил... героическое.

— Так. Продолжай, продолжай. А по другим сведениям?

— По другим... ничего он не мог совершить. Ну... смелого.

— Что-о? ! Трус, выходит, был? — Отец встал, шагнул к окну и широко распахнул створки, словно ему не хватало воздуха. — Это был чистейший человек. Тебе это ясно?

— Мне ясно. Но...

— Я уверен, что он погиб, как герой. Я докажу!

— Когда же? — тихо спросил Олег. — Сам сказал: столько лет прошло!

— Неважно, — заявил отец — Бери-ка своего сиамского Гешку — и айда на улицу.

Он был очень взволнован ставать.

Олег это видел. Нечего к нему сейчас приставать.

— Гешка, — позвал кота Олег. — Гулять!

Уже закрывая дверь, Олег услышал, как отец крикнул матери:

— Дай мне эту папку! Дневник доктора Волкова!

Кот Гешка очень любил ездить в лифте и гулять, сидя на плече Олега, мурлыкал и легонько покалывал когтями плечо хозяина.

— Хватит мурлыкать! Лучше скажи, где это они прячут дневник доктора Волкова?

Олег вошел в кабину лифта и хотел уже нажать на кнопку, как появился на площадке Андрей Горикин со своим Мезоном. Огромный рыжий боксер Мезон был упрямейшим псом и не слушал хозяев.

— Погоди, Олег!

— Я с Гешкой.

— Ничего-о, не тронет, — заверил Андрей, открывая дверь лифта. — Куда, Мезон! Смирно! Кому говорю! — Но, не обращая внимания на приказ, боксер рывком влетел в кабину и, подняв страшную слюнявую морду, зарычал на кота.

— Гешка, сиди!

— Назад, Мезон!

Задрав лапы на стенку кабины, Мезон сунулся к коту и тут же взвыл от боли. Это Гешка, взмахнув лапой, поймал его когтем за губу.

— Что вы делаете с собакой! — завопил Андрей.

— А пусть не лезет!

— Это безобразие, отпустите!

— Ну и Гешка! Молодец!

— Останови лифт. Караул!..

— Потерпите!

— Немедленно отпустите!

— Я его, что ли, держу?

— Ответите за собаку!

Так доехали до первого этажа. Андрей вопил, Мезон кряхтел, выпучив глаза, Гешка, вытянувшись в струну, дрожал, но не отпускал Мезона. Едва открылась дверь лифта, Мезон рванул из рук хозяина поводок и с визгом выпрыгнул вон.

— Тоже собака называется! — усмехнулся Олег.

— А твой Гешка — вовсе не кот!

— Кто же еще?

— Брак природы.

— Сам ты «брак природы»! Догоняй своего Мезона!

Олег шел по улице. Гешка, крепко вцепившись когтями в куртку, невозмутимо сидел на плече.

— Олег! — раздался сзади знакомый голос. — Ты опять не здороваешься?

Нина Эдгаровна! Снова он ее не заметил, значит, снова она пожалуется маме.

— Я вас не видел.

— Видел, видел! Но специально отвернулся. И опять ты с этим котом. Фу!

Нина Эдгаровна была стройной невысокой блондинкой с большими серыми глазами и выглядела даже молодой, хотя мама как-то сказала, что она на пять лет старше отца Олега.

Она всегда красиво одевалась, и это Олегу нравилось. Сейчас на ней был мягкий белый свитер и синяя юбка с золотыми пуговицами на карманах. Только пуговиц было слишком много. Это казалось смешным.

Маму с Ниной Эдгаровной познакомил отец. Когда-то они учились в одной школе. Было это еще до войны. А встретились они снова недавно на школьном сборе.

И вот Нина Эдгаровна командует в их доме.

— С котом придется расстаться, — прожурчала она и достала из сумочки необычную серебристую пачку сигарет. Вытащив длинную сигаретку, она помяла ее пальцами и прикурила от красивой прозрачной газовой зажигалки. — Значит, ты в лагерь? А я буду жить рядом. На даче. И если мой муж не вернется еще из плавания, потом поеду с вами в деревню. Ты рад?

— Я это знал. Мне говорила мама.

— Ты рад?

— А Гешку можно будет взять?

— Я его спрашиваю, рад ли он тому, что я буду с ними, а он опять про кота? — возмутилась Нина Эдгаровна.

И тут Олег подумал, что она могла знать доктора Волкова. Она могла даже учиться с ним в одном классе.

— Нина Эдгаровна, как звали доктора Волкова?

Ему показалось, что она вздрогнула.

— Постой, какого Волкова? Он работает в поликлинике или в больнице? — спросила она изменившимся голосом. И почему-то погладила Гешку по спине, хотя терпеть его не могла.

— Доктор Волков не работает. Он учился в вашей школе. С вами.

— А-а... вот ты о ком.

— Вы его знали, да?

Почему она так разволновалась? Зря он ее спрашивает, не ответит она ему ничего. Сейчас повернется и уйдет. И нажалуется маме.

— Тебе что-нибудь известно о нем? — поглядела ему в глаза Нина Эдгаровна.

— Н-нет... Я хотел знать, как его звали.

— Борис. Борис Федорович Волков. Он пропал без вести в тысяча девятьсот сорок втором году. — Резко повернувшись, она пошла к их дому.

Сзади на подоле юбки у нее тоже были золотые пуговицы.

В августе прошлого года в Смоленске Олег нашел в старом, заросшем травой окопе позеленевшую гильзу. В ней оказалась записка. В записке — имена защитников Смоленска. Среди прочих имен там упоминался полковник Громов Василий Иванович из Ленинграда. Олег привез записку в Ленинград и отыскал Громова. Для этого пришлось, правда, обратиться в военкомат. Когда Олег отдал записку полковнику, тот, разгладив ее на ладони, несколько раз вслух перечитал имена и сказал, что наконец-то, через много лет, благодаря Олегу, он узнал тех, кто спас ему жизнь. И еще сказал, что Олег — настоящий разведчик. Потом, на вечере в Доме офицеров, полковник Громов вручил Олегу памятный знак от имени ветеранов. Ветераны аплодировали Олегу во время вручения. «Запомни, — сказал тогда полковник Громов, — награда дается не только за прошлые подвиги, но и за будущие, которые еще надо совершить!»