Сергей Жемайтис - Поющие камни

— Чинцов бороду отрастил?

— Ну да. Мы его Дед Мороз зовем.

— Ну, а еще что? В районе строят больницу?

— Уже построили. И ветряк тоже. И еще у нас теперь паровик есть. На торфе работает...

Из кухни донеслось угрожающее шипенье. Вера Павловна всплеснула руками и скрылась. Из кухни донесся ее голос:

— Суп убежал! Мойте руки, скоро обедать будем.

Володя взял Лалбичу за руку и подвел к стене, где висела карта:

— Смотри, откуда мы с тобой приехали! — И, став на цыпочки, Володя дотронулся пальцем до берега Охотского моря, где чернела точка с булавочную головку и стояла надпись: «Гижига». Здесь Володя три года учился и жил в интернате с ребятами из колхозов побережья и далекой тундры.

— Это по карте далеко получается, а на самолет сядешь — и не успеешь оглянуться, как долетишь!

— А не страшно было лететь?

— Поначалу немножко испугался. А как подумал, что птицы ведь летают, а я же человек. И страх прошел.

— Я когда первый раз полетел, тоже немножко испугался... Пошли скорей руки мыть да снимать твои полярные торбаса.

— Снимать так снимать. У вас не тайга и босиком ногу не наколешь!

— Что ты — босиком! Тапочки мои наденешь.

После обеда Володя повел гостя знакомиться с городом. Лалбича старался казаться равнодушным к городским чудесам. Только глаза порой выдавали его удивление при виде многоэтажных домов, милиционеров в белых перчатках и множества празднично одетых людей, которые, казалось ему, весь день без дела ходят по улицам. Но больше всего Лалбичу поражали дороги с бегущими по ним автомобилями.

— Как китовая кожа! — сказал он и притопнул ногой по серому асфальту.

Вечером после чая засиделись в столовой. Володин отец не раз бывал в тундре, хорошо знал дедушку Лалбичи и обо всем расспрашивал:

— Ну как, твой дед все еще думает, что в радиоприемнике сидит нечистый дух? — спросил он Лалбичу.

— Мы, Иван Федорович, дедушку на пионерский сбор вызывали, когда ученый из экспедиции про радио рассказывал.

— Ну и как? Понял дедушка что-нибудь?

Лалбича улыбнулся:

— Дедушка слушал, слушал да покуривал трубку, а потом и говорит: «Однако, тот, кто сидит в ящике, совсем не знает, когда какая погода будет. А почему так получается? Потому что тот, кто сидит в ящике, вроде нашего бригадира Ивула. Ивул тоже за все берется, а хорошо умеет только песцов ловить».

— Да, с твоим дедушкой трудно тягаться в предсказании погоды, — смеясь, сказал Иван Федорович. — Тем более, что у вас передают не местный прогноз погоды, а из Петропавловска.

— Да дедушка не только погоду лучше радио предсказывает. Он про всех зверей и птиц знает. Зимой, в каникулы, дедушка сказал на колхозном собрании, что волки скоро придут в наши места. И волки пришли. Пионеры двух волков тогда убили.

— Это ты, наверно, волков убил? — спросил Володя и посмотрел на отца и мать, как бы говоря: вот какой у меня друг!

— Нет! В волков мне не пришлось стрелять. У моего ружья пружина лопнула от мороза.

Лалбича поднялся и стал прощаться.

— Куда это ты? — спросил Иван Федорович.

— В «Золотой рог». Там мы остановились. Комната пятьдесят девять.

Володя умоляюще посмотрел на мать.

— Что за новости! Я и постель ему приготовила, а он бежать надумал! — сказала Вера Павловна.

Иван Федорович запротестовал:

— Ну нет! Я позвоню в гостиницу и скажу, что мы такого гостя из дома не выпустим. Живи у нас, пока в «Артек» не поедешь. Каков путешественник, а? — Он прихлопнул руками по коленям.

И хотя спать легли поздно, мальчики, взволнованные встречей, долго разговаривали, лежа в постелях. Они вспоминали Гижигинскую школу, товарищей, учителей, приключения во время походов и охоту за белыми куропатками и утками.

— А помнишь, как я щеку отморозил, а ты оттирал ее снегом?

— А ты помнишь, как куропаток ловили?

Володя уткнулся в подушку и приглушенно засмеялся.

— Ты что? — спросил Лалбича.

— Me... медведь! — захлебываясь от смеха, вымолвил Володя.

— Это которого встретили у серых камней, а я еще свистнул?

— Ну да. Помнишь? Как он убегал, только пятки сверкали!

Мальчики долго смеялись. Они вновь переживали прозрачный осенний день, когда отправились по бруснику и на самой лучшей ягодной поляне застали мишку.

Потом Володя рассказал о новой школе и городских ребятах, а Лалбича рассказывал, как весной нашел клык мамонта, из которого дедушка вырезал футляр для ножа, о зарослях кедрового стланика, где прибавились три песцовые норы, о том, что уже линяют молодые гуси и теперь они не летают, а ходят пешком по тропинкам, проложенным от озера к озеру, а морошки и клюквы в этом году так много, что негде ступить ногой.

Лалбича внезапно умолк.

— Ну, а как в этом году? Много горбуши наловили? — спросил Володя.

В ответ донеслось ровное дыхание гостя.

«Устал с дороги. Спит. А мне вот спать совсем не хочется», — подумал Володя, прикрыл глаза и тоже сразу же заснул.

— Двадцать первая верста! — объявил кондуктор.

Петя Макаров вышел из автобуса.

Голубая машина дыхнула синим дымком, заворчала и, поднимая облачко пыли, покатила дальше.

Мальчик с минуту постоял на дороге. Щурясь от солнца, он смотрел в просветы ветвей, за которыми, казалось, были разлиты синие чернила.

— Вода! — вдруг крикнул Петя таким голосом, словно много дней и ночей шел по жгучей пустыне и вот, наконец, увидел источник.

Он перебросил из левой руки в правую желтый чемоданчик, нахлобучил на глаза соломенную шляпу и, спотыкаясь о корни, побежал по тропинке к морю.

На песке лежали желтые и зеленые водоросли, медузы, похожие на желе, и уже поблекшие морские звезды. Ночью бушевал шторм, но сейчас на упругой водной глади не было ни одной морщинки. Лишь у самого берега плескались крохотные волны.

У воды Петя бросил на кучу водорослей чемодан, шляпу, скинул сандалии. Влажный песок приятно щекотал ноги. Необыкновенно ярко и весело светило солнце. А какими прекрасными были море, раковины и каждая песчинка на берегу! Все это такой радостью наполнило Петину грудь, что он широко раскинул руки и вихрем закружился на песке. И вдруг его остановил удивленный голос:

— Шторм в двенадцать баллов! Кто же зарядку делает в одиннадцать часов?

От неожиданности Петя сел на песок.

Перед ним, как из-под земли, вырос мальчик в красных трусиках. Он стоял, заложив руки за спину и выставив одну ногу вперед.

Летя с удивлением разглядывал его черную от загара кожу, присыпанную каким-то блестящим порошком. Порошок сверкал у мальчика на бровях, ресницах и даже на круглой стриженой голове.

— Чем это ты напудрился? — спросил Петя.

— Ничем. — Мальчик посмотрел на руку. — А-а... Да ведь это морская соль. — Он провел ладонью по волосам, и с них, как со щетки, брызнули белые крупинки соли.

— Вот просолился! — с завистью сказал мальчику Петя.

— Еще бы! Из воды не вылажу. Ведь я помогаю инструктору по физкультуре учить ребят плаванию. Слыхал про Кешку-дельфина? Это я и есть. А ты, наверно, опоздавший?

— Да. Болел немного... А ты тоже из лагеря водников?

— Нет. Я с дедушкой при лодочной станции состою... Сразу видно, что новичок: меня все ребята знают. Пошли, провожу в лагерь самой прямой тропинкой.

По дороге Кешка без умолку рассказывал Пете о ребятах из новой смены, о лучших местах для купания и рыбной ловли.

— Ну, вот мы и пришли, — сказал Кешка, останавливаясь у небольшого легкого здания, обвитого плющом. — Ступай к старшему вожатому. А вечером приходи на станцию. Да, а звать-то тебя как? Я тебе про все рассказал, а ты даже фамилию скрываешь.

— Моя фамилия Макаров.

— Макаров? — переспросил Кешка и, отступив на шаг, впился взглядом в смущенного Петю.

— Ну да, Макаров. А что?

— Как «что»? Да я про тебя недавно читал в «Пионерской правде». Я тогда еще подумал: «Вот бы нам такого пловца-чемпиона! А то я один прямо разрываюсь. Только и слышу: «Кешка, научи на спинке плавать», «Кешка, как правильно нырять?»

Петя пожал плечами. Тут была явная ошибка. Он не только не был чемпионом, а даже не умел плавать. Но ему было необыкновенно приятно, что его считают знаменитым пловцом и что пропитанный солью Кешка с таким восторгом смотрит на него.

— Тут есть хорошие места для купания? — наконец робко промолвил Петя.

— Лучшие на всем Тихом океане! Взять одну Бакланью бухту. Там мы прямо со скал ныряем и дна еще ни разу не доставали!

— А помельче есть? Для тех, кто еще не совсем плавает?

— Есть глубина, где и воробью по колено. Но это не для нас с тобой, а для сухопутных крыс.

Последние два слова Кешка произнес таким обидным для всех ребят, не умеющих плавать, тоном, что Петя покраснел и хотел уже обрезать Кешку, сказав ему, что он тоже сухопутная крыса и нечего задаваться, но не успел и рта раскрыть, как новый знакомый дружески ударил его по плечу, улыбнулся и помчался по аллее, крича каким-то загорелым ребятам с удочками в руках: