Ласло Харш - Ребята не подведут!

Наконец Габи не вытерпел и спросил:

— Мама, когда мы пойдем в кино?

— Сегодня кино не будет, сынок, — тихо отозвалась мать.

— Почему не будет?

— Потому что не будет. Сам бы мог догадаться.

И снова тишина.

Затем Габи осторожно спросил:

— Мама! А в кондитерскую мы тоже не пойдем?

— Нет, сынок, не пойдем.

— Значит, и кондитерская отпадает?

— Кондитерская тоже отпадает, сынок. И ты мог бы сам понять — почему.

— А почему? Из-за немцев?

— Конечно, из-за них, — ответила мама и добавила: — Сходим в другой раз.

«Из-за немцев!» — подумал Габи и представил себе, как перед каждым кинотеатром и перед каждой кондитерской стоит танк, и если придет туда какой-нибудь мальчик, то они начнут стрелять из орудий. А потом к мальчику подойдет немец в черной форме со здоровенной дубиной в руке и станет орать: «Марш! Марш!» — и прогонит его прочь. Ведь немцев так много, что хватит на каждый кинотеатр и на каждую кондитерскую. Ну, а вверху, в самолете, будет сидеть их командир и наблюдать, правильно ли они выполняют его приказы. Только одного не понимал Габи: откуда они узнали, что именно сегодня у него день рождения? Наверно, Тыква сказал им. Недаром он не любит детей — ни Шефчиков, ни Денеша, ни Дуци, ни Дюрику, а особенно его, Габи. Лишь к Эде он благосклонен. Н-да… Надо бы точно разузнать, стоят ли перед каждым кинотеатром и кондитерской немецкие танки или нет. Вот если бы мама задремала, он бы мигом улизнул на улицу.

Он играл в «блошки» и все ждал, когда мама задремлет, потому что она всегда засыпает, когда что-нибудь чинит или шьет у окна. Немного погодя он слез со стула и с независимым видом — я, мол, просто так, поброжу немножко — вышел в кухню, снял с гвоздя отцовскую форменную фуражку вахтера, нахлобучил ее на голову, чтобы его не узнали, выпил воды, отрезал себе кусок хлеба и съел его, сидя у плиты.

Потом заглянул в комнату. Мама, склонив голову на темно- синий пиджак, спала. Габи на цыпочках вышел за дверь, перебежал двор и столкнулся в воротах с каким-то мужчиной.

— Хо-хо! Да ведь это Габи! — весело воскликнул доктор Шербан, сняв со лба Габи форменную фуражку.

— Здравствуйте, господин Шербан! — вежливо поздоровался Габи и потянулся за фуражкой.

— Если я не ошибаюсь, у тебя сегодня день рождения, верно? — спросил доктор Шербан, — Н-да… Ничего не скажешь, знаменательный день рождения!

— Это, наверно, все Тыква рассказал немцам про мой день рождения. Вот теперь они и стоят с танками перед каждым кинотеатром, перед каждой кондитерской и никого туда не пускают.

— Ты так полагаешь? — улыбнулся доктор Шербан. — Впрочем, может, ты и прав. Послушай, Габи, хочешь, я тебе вместо кино кое-что покажу?

— А что вы покажете?

— Хм… Ты же сам прекрасно знаешь, что у меня дома много интересных вещей.

— Знаю, — кивнул головой Габи. — А у вас есть такая труба, в которую можно увидеть невидимое?

— Увидеть невидимое? — задумался доктор Шербан, — Погоди-ка, что же это такое? Ага, догадываюсь. Ты имеешь в виду микроскоп?

— Кто ее знает, как эта штука называется. Вообще, такая труба, которая показывает то, чего простым глазом нипочем не разглядишь.

— Ну конечно, это микроскоп. Ладно, идем. Покажу тебе и микроскоп.

И они пошли наверх. Доктору Шербану трудновато было подниматься по лестнице; он то и дело отдувался, сопел и через каждые пять ступенек останавливался передохнуть. В таких случаях он смотрел поверх очков на Габи, который, сгорая от нетерпения, уже поджидал его наверху. Наконец, добравшись до второго этажа, доктор открыл ключом дверь, прошел вперед и зажег свет. За столом сидел какой-то незнакомый человек и спокойно курил.

Габи сразу же понял, что это взломщик, и на всякий случай приготовился помочь доктору Шербану схватить разбойника. Но до схватки не дошло, потому что, увидев незнакомца, доктор только раскрыл рот от удивления.

— Меня разыскивают, — произнес вместо приветствия незнакомец. — Всех наших уже арестовали — видимо, кто-то нас выдал. У моего дома стоит бронетранспортер.

— Бронетранспортер? Немецкий? — выпалил Габи.

Незнакомец посмотрел на него. Доктор Шербан тоже повернулся в его сторону и принялся так пристально его разглядывать поверх очков, будто видел впервые или рассматривал в ту самую трубу, в которую видно невидимое.

— Это твой сын? — спросил наконец незнакомец.

— Нет, мой друг, — ответил доктор Шербан. — Его зовут Габи. А это дядя…

— Келемен, — быстро подсказал ему незнакомец. — Андраш Келемен.

— Да, да… Андраш Келемен… Как это меня угораздило забыть? — смущенно улыбнулся доктор Шербан. — А теперь, Габи, мне надо поговорить со своим другом Келеменом. Поэтому иди сейчас домой.

— Вы же обещали показать трубу, — напомнил Габи.

— Верно. Но лучше сделаем это завтра. Знаешь, Габи, дядя Келемен…

— Мы и ему покажем… — предложил Габи.

— Но как тебе удалось попасть в мою квартиру? — перебил Габи доктор Шербан.

— Очень просто, — рассмеялся Андраш Келемен, — твоя прислуга впустила меня еще утром. Вот с тех пор я и жду тебя. Не хотел зажигать свет. Но оставим это. Давай лучше посмотрим в ту трубу.

Они перешли в соседнюю комнату, хорошо знакомую Габи еще с той поры, когда он впервые столкнулся с коклюшем и свинкой, с ветрянкой и ангиной. В таких случаях всегда приходилось высовывать язык, говорить «а-а-а» и глубоко дышать… Но на сей раз не было и речи о том, чтобы показывать язык или глубже дышать. Вместо этих скучных процедур доктор Шербан взял никелированную трубку, укрепленную на маленькой подставке, сощурил один глаз, другим заглянул прямо в трубку и начал подвертывать винты. Потом взял со стола крошку хлеба, показал ее Габи — видишь, мол, какая она маленькая! — положил крошку на пластинку под трубкой и, наконец, дал возможность Габи самому заглянуть в микроскоп.

Перед Габи высилась громадная коричневая скала.

— А теперь поглядим на воду, — сказал доктор Шербан и капнул одну каплю на пластинку под микроскопом.

Габи склонился над трубкой и увидел в ней настоящее озеро, на поверхности которого плавали какие-то диковинные существа: не то змеи, не то рыбы, а может, даже и акулы-людоеды.

«А вот сейчас по озеру проплывет красивый кораблик», — решил по себя Габи. И что ж вы думаете? На озере тут же появился красивый кораблик, — ну точь-в-точь такой, какой он себе представлял. Но вдруг над корабликом закружил черный самолет, похожий на летящий снаряд. Хоть и не хотелось Габи думать о самолете, он все же появился, спикировал, потопил красивый кораблик и вместе с ним рухнул в волнующиеся воды озера. И когда Габи в ужасе открыл и второй глаз, то ничего не увидел, кроме капли воды под микроскопом да еще доктора Шербана и Андраша Келемена в другой комнате. Как раз в эту минуту Андраш Келемен едва слышно говорил доктору Шербану:

— Надо установить связь с товарищами и достать оружие, иначе всем нам конец.

— Без всякого сопротивления, без единого выстрела эти палачи отдали страну на растерзание! — возмущался доктор Шербан.

— Самое худшее впереди, — услышал Габи голос Андраша Келемена. — Ты уверен, что мальчик не подслушивает наш разговор?

— Исключено! — ответил ему доктор Шербан. — Немцы основательно испортили бедняге день рождения. Надо же было ему родиться именно девятнадцатого марта, когда Гитлеру вздумалось вторгнуться в страну. Но ты не бойся, Габи не подслушивает. Не такой он мальчик.

— Ну и отлично. К тому же он ровным счетом ничего не поймет в нашем разговоре, — согласился Андраш Келемен. — Хорошо детям — никаких тебе забот!

Габи хотел было возразить, что и детям не всегда сладко. Больше того, хотел даже сказать, что он прекрасно их слышит, но не успел, так как Андраш Келемен заговорил о других вещах. Тщетно Габи усердно закрывал один глаз, тщетно склонялся над микроскопом — ничего удивительного он уже не увидел, потому что все его внимание сосредоточено на этом тихом властном голосе.

Андраш Келемен говорил о том, что войска Гитлера — иногда он называл их нацистами или попросту фашистами — рано утром оккупировали Будапешт и теперь всех тех, кто отказывается воевать на их стороне и выступает против войны, будут арестовывать и бросать в тюрьмы. Ему тоже нельзя оставаться дома, так как в любую минуту к нему могут ворваться убийцы с автоматами и прикончить на месте или куда-нибудь угнать. Он называл имена тех, кого убили или арестовали. Габи не совсем понимал, куда их угнали, но было ясно: там их будут пытать. При упоминании каждого имени доктор Шербан всплескивал руками, негодовал и грозил: «Ну, погодите, мерзавцы!» А незнакомец все рассказывал и рассказывал. И Габи узнал, что с сегодняшнего дня он теперь не Янош Чепань, а Андраш Келемен, что он установит связь с каким-то тайным движением Сопротивления, что надо достать оружие и бороться против оккупантов. И сказал еще, что товарищи не будут сидеть сложа руки и смотреть, как продают страну, ибо это такой позор, с которым примириться невозможно. А под конец спросил, нельзя ли ему где-нибудь переночевать: очень, мол, устал, да и домой идти опасно, ну, а завтра наверняка подыщет себе конспиративную квартиру.