Александр Прозоров - Духи реки

Оценив обстановку, паренёк спрыгнул вниз, вернулся к Снежане:

— Слева зелень светлая. Берёзы, ольха и ивы, насколько глаз хватает. А вот справа тёмные пятна над лесом видны. Ели растут. Значит, возвышенность. Туда надо идти. Там должно быть сухо. А здесь, в сырости к вечеру холодно будет и комары заедят. Да и вообще… В сыром месте жить трудно.

— Кушать хочется, Пыхтун, — пожаловалась Снежана, перестав, наконец, шмыгать носом. — Нас найдут, Пыхтун? Мы не пропадём?

— Чего тебе бояться? — удивлённо пожал плечами паренёк. — Ведь я с тобой. Я уже взрослый охотник, мне двенадцать лет. Когда рядом мужчина, женщине бояться нечего.

— Тогда пойдём? — Девочка поднялась, ойкнула, тут же свалилась набок и привычно захныкала: — Не слу-ушается-а-а…

— Не плачь, сейчас я всё сделаю…

Пыхтун оценил высоту ближних берёзок, выбрал ту, что немногим превышала его ростом, потянул к себе, рывком повис на ней всем своим телом. Стволик толщиной всего в два пальца лопнул с громким щелчком.

Осталось несколькими рывками порвать кору, и шелестящая крона легла рядом со Снежаной:

— Забирайся.

Девочка перекатилась на ветки, крепко вцепилась в них руками. Пыхтун взялся за комель и потянул спутницу за собой.

— Мы домой, да? — вполне даже весело уточнила Снежана.

— Нет, к елям. Там холмики, там сухо. На болоте оставаться нельзя. От сырости заболеть можем. И вообще… Неуютно.

— Почему не домой? — возмутилась она. — Я хочу домой!

— Далеко. Нам не дойти.

— Почему?!

— Ты сама вспомни, — остановился Пыхтун. — Нас вчера чуть не весь день несло, ночью несло, и ещё полдня. Течение у Большой Реки такое, что взрослого охотника обогнать может. День, да ночь, да ещё половина. Кабы тропа ровная да удобная назад к селению вела, так и то три дня пришлось бы шагать. А без тропы, через лес, нехоженым путём… — Паренёк запнулся. В его уме примерный срок возвращения выходил где-то дней в тридцать, но… Увы, племя Мудрого Бобра ещё не успело придумать определения для столь большого числа, и потому Пыхтун смог оценить время только так: — Много дней придётся идти. Очень много. С этим же, — он кивнул на сломанную берёзу, на которой удобно примостилась спутница, — с волокушей и вовсе не пробраться. Ждать надобно, пока найдут. Посему сухое, удобное место выбрать потребно, да терпением запастись. Охотники нас найдут.

Он снова взялся за ствол и поволок берёзу по влажному каменистому пляжу, тянущемуся между травяной кромкой и камышовыми зарослями.

Время от времени особенно крупные волны выкатывались до самой травы и смачивали камни, но это было даже хорошо. По влажному волокуша скользила лучше.

— Говорил, к елям нужно, на сухое место, — недовольно хлюпнув носом, укорила его девочка. — А сам по берегу и воде идёшь.

— А вдруг там рысь, медведь или волки окажутся? — оглянулся на неё Пыхтун. — А у меня ни копья, ни дротика, даже ножа с собой нет.

Хотя, какое там оружие? Сейчас он не имел вообще ничего! Ни обуви, ни одежды, ни простенького шила или хотя бы верёвки подвязать волосы! Голые руки, босые ноги и больной ребёнок за спиной. Тут не то что волки — обычная осока, и та путнику кровь пустить может!

— Подожди, — забеспокоилась девочка. — Так ведь звери и сюда прийти могут! Воды попить или на запах. Они нас загрызут, да?

И Снежана опять хлюпнула носом, готовясь зареветь.

— Здесь не страшно, здесь вода рядом, — с натугой ответил Пыхтун, перетягивая волокушу через поваленную полусгнившую лесину. — В любой миг на глубину уйти можно. Мы ведь из племени Бобра, забыла? У реки или озера нам никто на свете не страшен. Звери лесные — они воды боятся, не любят. Шерсть у них в воде мокнет, уши и нос для неё открыты, в пасть она к ним заливается. У нас же шерсти нет, нам бояться нечего. Мы хоть по шею войти на глубину можем и твёрдо ногами на дне стоять, и нос у нас такой, что в него волны не захлёстывают. Волк же, рысь, росомаха или даже медведь такого не умеют, они уже на малой глубине лапами барахтаются, плывут как могут. Коли кто подберётся — руку протяни да топи его без опаски. Ни клыков, ни когтей зверь плывущий использовать не способен… — Паренёк и не заметил, с какого мгновения перестал говорить сам и начал повторять слова шамана племени, услышанные во время поклонения предку. — Не страшен никто детям Мудрого Бобра в воде, любой враг в дитятю беспомощного превращается. Ну, а коли слишком длинноногий враг попадётся — так всегда нырнуть можно и пропасть. На такое чудо и вовсе только люди да братья-бобры способны. Посему при опасности людям к воде поближе следует держаться. Особенно слабым детям и женщинам. В общем, ближе к берегу нам нужно удобное место искать. В лес далеко не забираться.

Чахлый березняк вскоре сменился не менее чахлого вида болотцем, из которого в сторону озера сочилась через камни бурая склизкая вода. Местами эти потоки соединялись в мелкие ручейки, один из которых выше по течению густо зарос рогозом. Пыхтун, оставив девочку на камнях, ринулся в заросли, выдёргивая как можно ниже молодые стебли, очищая у основания белые листья, а аппетитную коричневую сердцевину, пахнущую прелой листвой и чуть сладковатую на вкус, жадно пихая в рот. Немного насытившись, он надёргал изрядную охапку, отнёс Снежане, вернулся, глубоко проваливаясь в мох, и вскоре полностью разорил уютный уголок.

Разумеется, паренёк знал, что корневища рогоза больше и сытнее — но выкапывать их голыми руками удовольствие сомнительное. Больше намучаешься, чем наешься.

К тому же, эти коренья хороши печёными — а готовить их было пока не на чем. Посему, подкрепившись, Пыхтун вернулся к своей простенькой волокуше и двинулся дальше.

Болото сменилось густым, тёмным и сырым ольховником, потом ненадолго в стороны раскинулся ивняк. Здесь берег стал посуше, чуть вдалеке можно было разглядеть могучие липы и тополя, на болоте растущие не очень охотно. Там, под густыми кронами, наверняка было уютно и спокойно. Много ароматной зелёной травы, часть которой наверняка годится в пишу, но… Но лиственные леса даже на холмах всё равно всегда сырые, земля под травой не высыхает в самый сильный зной. Не лучшее место для ночного сна. А о ночлеге уже давно пора подумать.

Большая часть дня позади, искать убежище в сумерках будет поздно.

— Ели совсем близко, я их вижу, — приободрил девочку Пыхтун. — Скоро дойдём.

Ещё немного усилий — и паренёк сделал неприятное открытие: берег повернул к северу.

Это означало, что поросший соснами и елями вожделенный взгорок, к которому он так долго стремился, стоит не у воды, а сильно в стороне, за густыми зарослями берёзы и ольхи.

— Да, оттуда к воде не добежать, — разочарованно пробормотал Пыхтун. — Подожди здесь, я пройду дальше. Может, другое место замечу. Не такое опасное.

Отпустив волокушу, паренёк быстрым шагом отправился дальше по берегу, но вскоре наткнулся на широкую протоку. Громко хлопая крыльями и недовольно клекоча, шарахнулись в стороны птицы, метнулась от ног на глубину стайка мальков. То ли это разлилась впадающая в Воды Заката неведомая река, то ли Воды сами образовали залив, давший приют изрядному количеству уток, чаек и гусей — поди отсюда угадай! Но то, что с волокушей водную преграду не одолеть — Пыхтун понял сразу.

— Зато рогоза столько наросло, на всё племя хватит, — пробормотал он, поворачивая назад. — Несколько дней прожить можно.

— Ты вернулся?! — приподнявшись, махнула рукой Снежана. — А я хотела к камышам подойти, и не получилось. Не слушается нога совсем, хоть плачь.

К счастью, несмотря на угрозу, теперь она совершенно не хныкала.

— Ни одной звериной тропы не видел, — ответил ей Пыхтун. — Думаю, крупные хищники сюда давно не хаживали. Попробуем на холм подняться. С него и лодку увидеть можно, когда искать нас начнут, и комаров вечером сдувать будет, и не отсыреем ночью. Давай, ложись. Поворачиваем…

Сказать это было куда легче, чем осуществить. Девственная роща понизу оказалась густо переплетена тонкими, но крепкими стеблями лютиков, перекрыта зарослями иван-чая и крапивы. Причём не только молодыми жгучими растениями, но и пожухлыми остатками прошлогодней травы, и позапрошлогодней. Уже давно мёртвой — но от того не менее прочной. Здесь торчали пеньки старых, когда-то сломавшихся толстых деревьев и прутья молодой поросли, и царапучие стволы ольховника, что высох в тени, не успев дорасти до солнца.

Всё вместе это живое и пересохшее буйство представляло собой препятствие, через которое нужно прорубаться, а не идти — но прорубаться было нечем, и Пыхтун проламывался вперёд шаг за шагом, рвя, ломая, опрокидывая преграды своим собственным телом.

Хорошо было только одно: тяжёлая волокуша окончательно затирала его путь, оставляя за собой широкий ровный след. Готовую тропу, по которой можно быстро убежать к Водам Заката и спрятаться там от возможных врагов.