Юрий Александров - Кудеяров стан

Кудеяры к нему: «Кто таков? Зачем здесь?»

«Не покиньте, - говорит, - люди добрые, умру. Избили меня буяре, жену увели, детей утопили, я мертвым прикинулся. И то - дохожу».

Думали кудеяры: что им с беднягой делать? К себе они чужих никогда в стан не пускали, да тут жалость их проняла. «Возьмем, - говорят, - а то умрет».

Взяли, принесли в стан. А дело было под их самый главный праздник. И праздник у них тайный.

Вот они попа накормили, обмыли, мазью своей какой-то пользовали целебной - стало спине легче. «Иди, - говорят, - добрый человек, домой».

Заплакал попик: «Куда пойду? И дома у меня нет, и ноги не держат. Дайте мне, мол, святые люди, хоть до утра отлежаться».

Опять кудеяры его пожалели: «Ладно, - говорят. - Мы хоть и не святые, а все не звери. Только мы тебя в амбаре закроем».

Так и сделали. А сами своему богу службу править собираются.

Поп опять молит истошным голосом: «Пустите, мол, меня на воздух, тут дух тяжелый, да и клоп свирепый меня, убогого, до конца заест».

И на этот раз кудеяры его пожалели. Мешок на голову попу надели, руки связали и на травке хитреца положили. «Спи», мол. А моление у них понапачалу было тихое. Услыхать попу было нечего.

Однако хитер поп: мешок вздохом потянул в рот, поймал холстину да прокусил. Зубы у него были вострые, что у хорька. Потом к дыре глазами приладился - глядит, а самого аж трясет всего.

Видит: площадка посреди стана, вот эта самая Тарелочка. По четырем бокам площадки столбы закопаны, мне по грудь высотой. К столбам по живому барану привязано, и у каждого барана на рогах по свечке (дело-то было уже ночное). Посреди площадки тоже столб, остальных повыше. На нем тоже баран, только из чистого золота. Ну и ходят вокруг кудеяры да кудеярки, хороводы водят, танцуют польки-кадрили свои кудеярские… Уха, никак, кипеть перестала. Ниже надо котелок приладить.

Глеб укрепил котелок у самых углей.

- Ну вот. Попик мой наутро вроде отдышался.

Просит: «Дайте мне, братцы, провожатого, пусть до нашего села доведет». Дали. Довел кудеяр попа до села, дальше не идет. Они в наши села не заходили.

Видит попик - у себя он (вон неподалеку люди на огородах копаются), осмелел, говорит кудеяру:

«Так, мол, и так, всё я видел, знаю, что вы золотому барану поклоняетесь. Отдайте мне барана, а нет, я с епископом да с войском буярским на вас наступать буду. Никуда от меня не уйдете - из-под земли достану. За безбожье да за идолопоклонство вас всех огнем сожгут. Так своим, мол, и скажи, и если они согласны, приходи завтра на это самое место с ответом. Нет - ждите истребления».

Кудеяры-то уже крещеные были… силком их окрестили, да, видать, они от старой своей веры отвыкнуть не могли. А за это тогда не миловали.

Испугался провожатый, на колени упал, в ноги попу кланяется: «Пожалей, - говорит, - не губи. Возьми за молчок тысячу червонцев, две возьми. Барана отдать не можем».

И слушать не хочет поп. «Не проси, - отвечает, - мое слово - олово. Или баран, или гибель вам всем неминучая».

Ну, кудеяр к своим вернулся, про беду рассказал. Большое было смятение. Долго решали и решили по-своему, по-кудеярски: живых баранов тут же в землю закопали, золотого тоже и все свои богатства вместе с ним. Сами не то в дальние леса ушли, не то в горы, не то в Сибирь, не то в Карпаты. А старые - под землю.

- Как под землю? - удивился Игорек.

- Это неизвестно, - решительно отрезал старик. Так, очевидно, говорил ему еще его прадед. - Под землю - и все. Рассказывают: по ночам и до сих пор тут земля, бывает, гудит, а то, говорят тоже, звон в этом месте слышен из-под земли и еще будто в какую-то ночь огоньки светятся, где баранов закопали.

Он поднял голову и неожиданно засмеялся.

- Мало ли что говорят, только это уже хоть и заманно, а выдумка - про звон да про огоньки. А про кудеяров да про попа - это точно. И идет этот сказ от деда к внуку… давно было. Ну и прибавляют по малости. Я вот тоже, может, прибавил малость.

- Значит, они язычники были? - спросил Игорь немного разочарованно. - Не христиане?

- В богородицу они, значит, не верили? - уточнил вопрос Глеб.

Старик дернул плечами.

- Да в верах и в нонешних не разберешься… Может, и верили. Моя мамка-покойница такая была молельщица, в церковь на каждую службу ходила, попу последнюю копейку несла, а на груди заговорные кости носила в мешочке.

- Бараньи? - быстро спросил Игорь.

Старик посмотрел на него с изумлением.

- Чего бараньи?

- Кости, спрашиваю, бараньи?

- Какое там! Кабы бараньи. Жабьи кости. Тьфу! - старик даже сплюнул.

- А бараньи кости бывают заговорные? - продолжал допытывать Игорь.

- Кто их знает? Может, и бывают. Так вот мать моя домовому молочка в чашке на печку каждый понедельник ставила. Я тогда махонький был. Ну за домового и выпивал крадьком. Обман, конечно, но мамке приятно было: мол, не побрезговал хозяин. И мне на пользу.

Это я к чему? Уж коли настоящие христиане во всякую чертинку веровали, почему нехристям было в богородицу не веровать… Кипит ушица-то.

Дед по-хозяйски взял из рук задумавшегося Игоря ложку и начал снимать с варева пену.

Глеб внимательно присматривался к древнему старику. Кто он? Откуда? Мальчик знал, кажется, всех жителей окрестных сел, но этот ветхий дед ему совсем незнаком.

- Вы не из Бурсова, дедушка? - спросил Глеб.

- Богдановский, - отрицательно покачал головой старик.

Мальчик очень удивился. Это не укрылось от хитрого деда.

- Думаешь, обманываю? Знаю, вы и сами богдановские, а меня не видели. Не было меня в селе шесть лет. - И добавил с заметной гордостью: - В районе работал.

- Пасечником? - Игорю казалось, что только на пасеке и мог работать этот удивительный дед. Мальчик был очень удивлен, почти разочарован, когда узнал, что старик работал в районном инкубатории.

- Жил в районе у старшей внучки, да вот опять в лес потянуло. Со службы уволился - глаза плохи стали, а мне за термометром следить приходилось да за гигрометром.

Странно звучало «термометр, гигрометр» в устах древнего, почти сказочного деда. Честно сказать, Игорек сам не вполне ясно себе представлял, что такое гигрометр.

- Сторожем меня в инкубатории оставляли. Да только я не хочу - работа эта скучная. - Дед, видимо, немного рисовался. - Пенсию получаю полную, только без работы сидеть муторно. В поселке особенно… Посидел там две недели без дела - замаялся, чуть от скуки с ума не сошел. Вот и вернулся сюда в лес.

- В какой лес? - удивился Игорь.

- То и дело, что в никакой. Ты вот не знаешь, а тут, внучок, такой лес был - непроходный. Ещё перёд войной этой… А раньше… когда я ещё был помоложе - и говорить нечего. Теперь что? Название одно осталось - «лес».

- А здесь у кого живете? - поинтересовался Глеб.

Рассказал старик, что живет у лесника и самому Тихоновичу приходится прадедом.

- Так у вас ещё и праправнучка есть, - удивился такому многоэтажному родству Игорь, - Верка лесникова, Вера, - поправился он, розовея.

- Ага, - закивал головой прапрадед. - Пожито - пережито, что и говорить. Всякого повидано, и лакомого и незавидного. Теперь бы еще пожить, по земле походить, да недолго уже…

Сейчас только старик заметил, что Игорь с интересом рассматривал его обувь. Поднял дин лапоть, легонько постукал по лубу костяшкой согнутого пальца.

- Э-эх! Сколько сот таких лыковых красавчиков сношено! Только ты не думай, что я всё и сейчас в лапоточках хожу. Это я стариной тряхнул, сплел на днях от нечего делать. Не видал небось? На, посмотри.

Глеб нарезал хлеб. Третьей ложки не было. Дед отлил себе ухи в крышку от солдатского котелка - манерки и пил, как чай, вкусно причмокивая. Поели. Старик вытер губы чистым с розовой каемочкой носовым платком, аккуратно сложил его, спрятал в карман и учтиво поблагодарил ребят.

- Хороша! Хороша уха, ничего не скажешь. - И добавил уже мечтательно, уходя в воспоминания: - А сколько я, внучики, ухи поел вот эдак на бережку! Я ведь рыбачить любил. А рыбы тут было - страсть. Да крупная, жирная. Воды в реке больше было…

- Куда ж она девалась, вода-то? - недоверчиво спросил Игорь.

- Леса свели, вот и вода ушла. Тут леса были, знаешь, какие?

- И звери в лесах водились, верно?

- Хватало, - подтвердил старик. - Как я ещё мальчонкой был вроде вас вот - тут и лось был, и олень, и дикий кабан, и козел, рысь была, барсуков без счета, белка на деревьях, хорек, куница… выдра у реки… Ну зайцы, конечно, лисы, волки, эти и сейчас не перевелись.