Николай Гомолка - Лето в Калиновке

Дойдя до поляны, он вдруг остановился, замер. Сбоку, у высокой старой сосны, стоял, — нет, это не почудилось мальчику, — стоял на задних лапах огромный рыжий медведь. Зверь злобно щелкал зубами и встревоженно вертел головой.

В этот самый момент у Костиного носа прозвенела пчела и с размаху ударилась в лицо.

Медведь, видимо, тоже заметил мальчика. Он обозленно заревел и, опустившись на передние лапы, двинулся прямо на Костю.

Тихо, жалобно шумел лес. Где-то в кустах трещала сорока. Булькала, струилась на крутом повороте река. И показалось мальчику: все живое глохнет, замирает.

И вот как будто качнулась, ушла из-под ног земля. Костя что есть силы мчит по лесу, а ему кажется — он стоит на месте. Но все же почему-то березки, клены, дубы мелькают по сторонам, внизу что-то трещит, плюхает, только брызги летят в лицо.

В густом молодом березняке мальчик, обессиленный, упал на землю и прислушался: не топает ли медведь вдогонку. Нет, сзади ничего не слышно.

А сердце? Только бы не разорвалось на части. В ушах стоит тягостный, назойливый звон, А по лицу ручейками сбегает пот…

Вот так испытание! И нужно же было именно сегодня пойти сюда, да еще одному! А все глупое самолюбие! Ждать не захотел. Поквитаться решил! Подумаешь! Пришли бы за гофрированными трубками вдвоем — разве водолазный костюм хуже стал бы от этого?!

— Отдышавшись, Костя ползком пробирается на край чащи. Поляна рядом. Отсюда можно наблюдать, не вернется ли назад медведь.

В вершинах шумит ветер. Трепещут, плещутся, как рыба в сетях, листья берез, кленов. Кроны могучего векового леса загородили почти все небо, только кое-где между ветвей виднеются озерца синевы да сияющая чистота облаков.

И над всем плывет неумолкаемый, тихий, но широкий, как море, шум…

Солнце уже стояло в зените, когда Костя наконец решился подойти к землянке.

С трудом открыв присыпанную песком дверь, он осторожно заглянул внутрь. Сначала ничего нельзя было увидеть: глаза не привыкли к мраку. Потом мальчик начал различать отдельные предметы: поваленную скамеечку, кучу кирпича, банки из-под консервов.

Костя приободрился и решительно шагнул в землянку. Была она еще прочной, даже в крыше не просвечивались щели. Партизаны сделали ее из бревен и толстого слоя дерна.

Вот они — противогазы! Нужно обязательно выбрать хорошую маску. Ведь она — главная часть их водолазного костюма. Руки ловко перебросили кучу банок, сухие еловые ветви. Один противогаз, второй, третий… Хватит! Теперь еще несколько трубок. Их тоже хватает, выбирай, какая получше…

Мальчик выскочил из землянки, осмотрелся. Нигде ни души. Только бегут по поляне торопливые тени облаков да испуганная со дня рождения дрожит от страха старая осина. Опасность, видимо, миновала.

Перекинув через плечо противогазы, Костя еще раз осмотрелся и бросился опрометью в деревню.

Антось шел по деревне медленно, вразвалку, заглядывая через частоколы и плетни в чужие дворы. Там, где были собаки, он замедлял ход и, чтобы разъярить их, барабанил палкой по жердям.

Прогулка Антошки по деревне сопровождалась злобным собачьим лаем и визгом.

Какая длинная и широкая улица! Антошка сразу, с первого взгляда, узнает любую хату. Вон с белыми окнами и красными ставнями за липами стоит дом Димки Борознюка, на пригорке возвышается дом колхозного агронома, а по новому, красивому крыльцу легко узнать дом Степки Коржа.

А вот он, Антошка Славутин, живет не в простой крестьянской хате, а в таком доме, что и городским не уступит. Стоит он в центре села, на каменном фундаменте. Наверху — красивая голубятня, выкрашенная в нежный голубой цвет. Жаль, что дядя Савось не разрешает держать голубей, а надстройку сделал просто так, для красоты. Кто ни приезжает в деревню, все любуются их домом.

Построил его отчим за несколько месяцев. А раньше вся семья жила в неуклюжей, тесной хатке, которая больше напоминала сарай, чем дом. В деревне, не таясь, многие завидовали Антошкиному отчиму. Сколько раз приходилось слышать:

— Ладный домик у Савося Занозина. Ну и молодец же он, ну и оборотистый!.. Как на картинке кто нарисовал: под черепичной крышей, на каменном фундаменте. И где он столько денег взял?

Другие отвечали:

— Не взял, а нахватал.

Антось не любил отчима.

Савось Занозин был из соседнего села. Недобрая слава ходила о нем. Когда-то он заведовал молочнотоварной фермой, и за один год на ферме пало пять коров. Потом он был агентом по каким-то заготовкам. Но и здесь недолго пришлось ему проработать. У Савося обнаружили крупную недостачу, чуть-чуть не посадили в тюрьму.

Обо всем этом Савось, вздыхая и жалуясь на свою доверчивость и злых людей, которые всегда норовят подвести честного работника, рассказывал Антошкиной маме в поезде, когда ей зачем-то понадобилось съездить в город. А через несколько дней Занозин встретился с молодой женщиной на улице в районном центре.

— Видно, уж судьба такая, — говорила мать, как бы стесняясь сына-подростка, когда Савось со своим сундучком перебрался в их хату.

Мальчик ничего не ответил, но не пошел ужинать.

— Не хочу, — коротко ответил он матери.

Ночевал Антошка на сеновале. А назавтра он столкнулся с отчимом на улице. Савось загородил мальчику дорогу, положил на его плечо жилистую, сильную руку:

— Смотри ты, какой гордый! И познакомиться со мной не хочешь… Видишь, Антось, какая ваша хатенка?

— Ну, вижу, — выдавил из себя мальчик.

— Так вот, верь моему слову: на ее месте скоро будет стоять настоящий дом. А ты будешь, — он ткнул пальцем в залатанную рубашку мальчика, — ходить в новом шевиотовом костюмчике. А может, я тебе и велосипед куплю… Ну, посмотри на меня. Доволен? — И, увидев в Антошкиных глазах упрямство и непокорность, укоризненно покачал головой: — Вот чудак, обиделся… Ну ничего, брат, привыкнешь…

Савось Занозин был невысок ростом, но энергичен и ловок в движениях. И лицо у него приятное: широкий лоб, густая, в колечках шевелюра, черные быстрые глаза. Только вот манера говорить, усмехаться вызывала у каждого, кто беседовал с ним, какое-то раздражение. Он любил подчеркнуть свое превосходство над другими, подтрунить, съязвить, обидеть.

Месяц спустя после прихода Савося, в Антошкином доме начались нелады. На это были причины. Савось стал командовать матерью, раздражаться из-за каждого пустяка. Правда, они быстро мирились, и снова все шло по-прежнему. Но Антошка невзлюбил Савося. Горькая мальчишеская обида надолго поселилась в его сердце.

И ребята заметили перемену в Антошке: он сделался раздражительным, хмурым, обидчивым. Антошка завидовал своим друзьям, тем, у кого были настоящие отцы… Он отца своего помнил плохо. Антосю не было и пяти лет, когда отец бросил семью и переселился с новой женой куда-то на Кавказ.

Савось Занозин не хотел работать в колхозе, пошел искать места, где можно было бы ходить с портфелем, зарабатывать «легкий» хлеб. Неизвестно, как ему это удалось, но вскоре в деревне узнали, что он стал заведующим районной продуктовой базой.

Каждую неделю Савось приезжал домой, гостил день-другой, занимался хозяйством, потом опять уезжал. И удивительно, до чего же «легкий» хлеб у него нашелся. Первый же его приезд в деревню после занятия должности был отмечен необычным " торжеством".

Во дворе, возле их дома, росли две огромные груши. Их ветви вытянулись через забор, повисли над улицей. И вот в воскресенье утром жители Ка-линовки своим глазам не поверили: на ветвях груш качались, привлекая яркой цветной оберткой, конфеты. Они были самых разнообразных сортов и размеров: и плиточками — шоколадные, и длинные, как сигары, — мятные, и какие-то круглые, как орехи.

Улица напротив дома Занозиных ожила, зашумела.

Малыши — кто палками, кто шапками — сбивали лакомые украшения.

Антошкин отчим стоял у окна и довольно улыбался. Мальчик хорошо помнит, как он тогда сказал матери:

— Смотри, Аксинья, какая жизнь настала. А меня не было — над тобой куры смеялись. Разве не так?

— Да что уж тут говорить, — отвечала мать. — Четверо ребятишек на руках. Конечно, тяжело было…

Но развешивать конфеты на старых грушах Антошкин отчим больше не стал. На другой день случился конфуз: когда деревня проснулась и дети вновь сбежались к Антошкиному двору, они увидели, что вперемешку с лакомствами на ветвях покачиваются камешки, дохлые лягушки, рваный галош…

Вся деревня смеялась. Антошку донимали расспросами:

— Скажи, когда новую партию лягушат напоказ вывесите?

Стыдно было мальчику за своего отчима…

Потом все прошло, забылось. Отчим привозил домой новые подарки и, как обещал, купил Антосю шевиотовый костюм. Но все же между ними не было дружбы, мальчик чувствовал, что удачи и везения отчима какие-то нечестные, обманные.