Астрид Линдгрен - Суперсыщик Калле Блумквист

Тот, кто идет, торопится, страшно торопится. Они слышат, как ключ поворачивается в замочной скважине, дверь распахивается, и на пороге появляется совершенно обезумевший Петерс. Он бросается прямо к Расмусу и хватает его за руку.

- Идем! - бесцеремонно говорит он. - Да побыстрее!

Но Расмуса уже разозлили все эти глупые посягательства на его особу. Чего они тут ходят и хватают всех направо и налево? Сначала капитана «Хильды», а теперь его самого!

- А вот и не пойду, понятно? - яростно кричит он. - Убирайся прочь, глупый инженер Петерс!

Тогда Петерс наклоняется, крепко охватывает мальчика рукой и несет его под мышкой к двери. Мысль о том, что его разлучат с Евой Лоттой, Калле и Андерсом, смертельно пугает Расмуса. Он отбивается и кричит:

- Не хочу… не хочу… не хочу!

Ева Лотта закрывает лицо руками и плачет. Это так ужасно! Калле и Андерс тоже замерли и в отчаянии слышат, как Петерс запирает дверь, слышат, как он уходит, слышат крик Расмуса, который постепенно замирает вдали.

Но тут Калле приходит в себя. Он снова вытаскивает ключ. Терять им больше нечего. Они должны по крайней мере видеть печальный конец этой Истории, чтобы потом все рассказать полиции. Потом, когда будет уже слишком поздно и Расмус с профессором окажутся где-то далеко, где шведская полиция уже ничего не сможет сделать.

Они лежат за кустами близ причала и горящими глазами следят за трагическим исходом этой истории.

Там - самолет. И туда приходят Блум и Сванберг, между ними - профессор. Пленник со связанными за спиной руками не оказывает ни малейшего сопротивления. Он производит впечатление человека, почти впавшего в апатию. Безропотно входит он в самолет, садится и равнодушно смотрит прямо перед собой. Тут из большого дома выбегает Петерс. Он несет Расмуса, а Расмус так же яростно отбивается и так же дико, как раньше, кричит:

- Не хочу… не хочу… не хочу!

Петерс быстрыми шагами проходит вдоль длинного причала, и при виде сына на лице профессора появляется выражение такого отчаяния, какое Калле, Андерс и Ева Лотта даже не могли предположить в человеке.

- Не хочу… не хочу… не хочу!… - кричит Расмус.

Петерс в ярости бьет его, чтобы заставить молчать, и Расмус кричит так, как никогда в жизни еще не кричал.

И тут вдруг на причале появляется Никке - они даже не видели, откуда он взялся. Лицо у него багровое, кулаки сжаты. Но он не двигается, он только неподвижно стоит и смотрит на Расмуса с неописуемым выражением скорби и сострадания в глазах.

- Никке! - кричит Расмус. - Помоги мне, Никке! Никке, ты же слышишь…

Нежный голосок замолкает, Расмус отчаянно плачет и протягивает руки к Никке, доброму Никке, который умеет делать такие красивые игрушечные лодки из коры.

И тут происходит нечто невообразимое. Словно огромный разъяренный бык, Никке бросается вперед и мчится вдоль причала. Он настигает Петерса возле самого самолета и, свирепо рыча, вырывает у него Расмуса из рук. Никке наносит Петерсу такой удар в подбородок, что тот, качаясь, едва удерживается на ногах. А прежде чем он снова обретает равновесие, Никке уже бежит изо всех сил обратно вдоль длинного причала.

Петерс кричит ему вслед, и Ева Лотта содрогается от ужаса, потому что более страшного крика она не слыхала никогда:

- Никке, остановись! А не то стрелять буду!

Но Никке не останавливается. Он только крепче прижимает к груди Расмуса и мчится по направлению к лесу.

Тогда гремит выстрел. Еще один. Но Петерс явно слишком взволнован, чтобы тщательно прицелиться. Никке бежит дальше и вскоре исчезает в ельнике.

Вопль, который издает Петерс, вряд ли можно назвать человеческим. Вопль означает, что Блум и Сванберг должны следовать за шефом. И вот они все трое мчатся за беглецом.

Калле, Андерс и Ева Лотта по-прежнему остаются лежать за кустом, не спуская глаз с леса. Что происходит там, в ельнике? Когда ничего не можешь видеть, все кажется еще страшнее. Они слышат лишь ужасающий голос Петерса, который кричит и бранится, удаляясь все глубже в лесную чащу.

Тут Калле бросает взгляд в другую сторону. В сторону самолета. Там сидят профессор и пилот, охраняющий его и машину. Больше там никого нет.

- Андерс, - шепчет Калле, - можно мне взять твой нож?

Андерс вытаскивает из-за пояса охотничий нож.

- Что ты собираешься делать? - шепчет он. Калле пробует острие ножа.

- Саботировать, - говорит он. - Помешать самолету подняться. Это единственное, что я сейчас могу придумать.

- Для человека с проломленным черепом не так уж и плохо, - подбадривающе шепчет Андерс.

Калле раздевается.

- Крикните несколько раз погромче, - чуть погодя говорит он Андерсу и Еве Лотте. - Пусть летчик посмотрит в вашу сторону.

И он пускается в путь. Крадучись, Калле делает большой круг между елями и приближается к причалу. А когда Ева Лотта и Андерс издают клич индейцев, он пробегает те немногие метры, которые остаются до причала, и соскальзывает в воду.

Он рассчитал правильно. Пилот бдительно смотрит в ту сторону, откуда доносится клич индейцев, и не видит, как мимо, словно молния, проносится тоненькое мальчишеское тело.

Калле плывет под причалом. Плывет беззвучно, как не раз плавал во время войны Роз. Вскоре он уже добрался до края причала и очутился у самого самолета.

Он осторожно выглядывает из воды и через открытую дверцу кабины видит летчика. Он видит и профессора, но что гораздо важнее - профессор видит его. Летчик неотрывно смотрит в сторону леса и не знает, что творится у него под носом. Калле поднимает нож и делает вид, что наносит несколько ударов, чтобы профессор понял, зачем он явился.

И профессор понимает. И догадывается также, что надо делать ему самому. Если Калле начнет орудовать ножом, в самолете, несомненно, раздастся шум, который не сможет не услышать пилот. Если его внимание не отвлечет еще худший шум с противоположной стороны…

Профессор берет на себя ответственность за этот шум. Он начинает кричать, скандалить и топать ногами. Пусть летчик думает, что он сошел с ума, - да, по правде говоря, просто чудо, что профессор еще не рехнулся.

При первых громких криках пленника пилот в ужасе вздрагивает. Он пугается от неожиданности. Потом свирепеет от испуга.

- Заткнись! - говорит он с каким-то своеобразным иностранным акцентом. Он не очень хорошо знает шведский язык, но это выражение он запомнил.

- Эй ты, заткнись! - повторяет он, и благодаря своеобразному акценту голос его звучит почти добродушно.

Но профессор продолжает кричать и топать ногами.

- Я буду скандалить сколько вздумаю! - кричит он, чувствуя в эту минуту, как в самом деле приятно топать ногами и шуметь. Это успокаивает его напряженные нервы.

- Эй ты, заткнись, - говорит летчик, - а не то я расквашу тебе нос!

Но профессор кричит не умолкая, а внизу, у самой воды, быстро и методично работает Калле. Совсем рядом с ним находится левый понтон самолета. И он раз за разом всаживает в него нож, ударяет всюду, куда только может добраться. Через множество маленьких дырок начинает просачиваться вода. Калле доволен своей работой.

«Да, да, в конце концов вам бы пригодился пуленепробиваемый металл, когда кругом все рушится», - думает Калле, плывя обратно под причалом.

- Эй ты, заткнись! - снова довольно добродушно говорит пилот.

И на этот раз профессор слушается его.

Вторник, первое августа, время - шесть часов утра. Солнце светит над островом Кальвён, над голубым морем, цветущим вереском, травой, мокрой от росы. Ева Лотта стоит в кустах, ее рвет. Неужели она будет плохо чувствовать себя всю жизнь всякий раз, когда вспомнит это утро? Ни она и никто другой из тех, кто был тогда на острове Кальвён, не забудут его.

А все этот выстрел! Где-то в лесу стреляли. Где-то вдали, довольно далеко от них. Но зловещее эхо так громко отозвалось в утренней тишине, что выстрел мучительно резко ударил по их барабанным перепонкам. Ей сделалось дурно, она ушла в кусты, и ее стошнило.

Калле, Ева Лотта и Андерс не знали, кого задела эта пуля. Знали только, что в лесной чаще скрываются Расмус и Никке, а с ними жестокий человек, который вооружен. И ничего нельзя сделать. Только ждать, хотя хорошенько никто не знал, чего именно. Ждать - пусть случится что угодно, только бы изменилось это невыносимое положение. Ждать до бесконечности. Может, вот так будет всегда: раннее утреннее солнце над длинным причалом, самолет, который покачивается на воде, маленькая белая трясогузка, хлопотливо семенящая ножками среди поросших вереском кочек, бурые муравьи, ползающие по валунам за кустами, где ребята лежат на животе и ждут. А там, в лесной чаще, ничего, кроме тишины. Неужели так и в самом деле будет продолжаться целую вечность?…

У Андерса прекрасный слух, и он слышит это» первым.

- Я кое-что слышу, - говорит он. - По-моему, идет моторная лодка!

Ева Лотта и Калле прислушиваются. Да, правда, слабый-слабый треск мотора слышен где-то далеко в море. В этих заброшенных шхерах, которые кажутся забытыми богом и людьми, слабый треск - первый сигнал, который доносится к ним из внешнего мира.