Евгений НЕКРАСОВ - Блин – сокрушитель террористов

Теперь – пустые обоймы. Из тира мама не ушла бы с разряженным пистолетом. Там у контрразведчиков как? Пострелял и опять зарядил оружие, а в коробочку из-под патронов собрал пустые гильзы, чтобы счет сошелся. Если ты пришел с двумя полными обоймами, то и уйдешь с двумя полными обоймами. Они за тобой записаны.

А когда приходится стрелять во время операции, контрразведчик в тот же день пишет рапорт: на что израсходовал патроны. И получает новые.

Короче говоря, пистолет у контрразведчика всегда заряжен.

И выходит у нас, господа офицеры, что мама, как она говорит, «немножечко постреляла» по дороге домой. Две обоймы ее автоматического пистолета Стечкина – сорок патронов. Сорок пуль, выпущенных, скорее всего, на какой-нибудь улице, где полно случайных прохожих!

Это и есть нештатная ситуация.

Контрразведчики открывают стрельбу только в самых крайних случаях и, конечно, не палят в безоружных очередями от пуза. Понятно, что в маму тоже стреляли, и стреляли много. Она выдержала целый бой! А говорит, что автомобильной дверцей стукнулась. Хотя, скорее всего, так и было – дверцей. Мама не врет без служебной необходимости, она просто говорит не всю правду. Что это был за автомобиль и как она стукнулась дверцей, при каких обстоятельствах?

Судя по всему, маме здорово досталось! Блинков-младший сообразил, что не видел, как она ходит. Она пришла домой и сразу же заперлась в ванной. Даже не заглянула к нему поздороваться. Потом они столкнулись в коридоре и пошли в его комнату. Мама пропустила его вперед, а сама, как только вошла, встала у двери. Почти сразу же она услала его за старыми газетами и, пока он ходил, добралась до стола. Ей нужно было позвонить по какому-то секретному делу, но к себе она не пошла. Даже привстать, чтобы снять телефон с полки, ей было трудно – Митьку попросила!

Ясно: мама хромает и не хочет пугать единственного сына. Вряд ли ее серьезно ранили – тогда она угодила бы в госпиталь. Но то, что мама сильно ушиблась или подвернула ногу, это точно.

Параллельный телефон на кухне то и дело начинал тилиликать. Мама один за другим набирала номера и ни по одному из них не разговаривала дольше минуты. Теперь Блинков-младший не сомневался: случилось что-то необычное и опасное!

В дверь позвонили, и Блинков-младший пошел открывать. На пороге стоял незнакомый врач с медицинским ящиком и в зеленой форменной рубашке под белым халатом.

– Где тут ранбольная? – спросил он.

Блинков-младший сообразил, что «ранбольная» – это особое военно-медицинское словечко. Она и раненая, и больная (не здоровая же, если ранена).

– Здесь. Проходите, – сказал он, провожая врача в свою комнату.

Оказывается, мама успела перебраться к себе. И снова Блинков-младший не видел, как она ходит. Он стал всерьез волноваться.

Мама лежала на диване в спортивном костюме и держала на щеке ватку со свинцовой примочкой. Военный врач стал осматривать ранбольную, а Митьку выставил за дверь.

Он остался ждать в коридоре. Было слышно, как врач со щелчком открыл защелку своего ящика. Потом за дверью тихо забубнили. Врач о чем-то спрашивал, а мама коротко отвечала. Один раз она болезненно охнула и тут же громко сказала:

– Ой, у вас слушка холодная.

Старший Блинков пришел, когда осмотр еще не кончился. Блинков-младший специально ничего ему не сказал. Пускай папа войдет в комнату, и тогда можно будет из-за его плеча подсмотреть, что там доктор делает с ранбольной.

И папа вошел. Его тоже в два счета выставили в коридор. Блинков-младший успел заметить в дверную щелку только согнутую белую спину доктора.

– Что там? – спросил он.

– Ногу гипсует, – без особых волнений ответил папа. Он был полевым ботаником и только за нынешнее лето ломал ногу два раза.

– Перелом?

– Нет, лодыжку подвернула. В гипсе такие болячки быстрее заживают, – объяснил папа. – Пойдем, борща ей сварим. Я свеклы купил.

Но сварить борщ им не дали. В квартиру начали один за другим приходить контрразведчики.

Первым появился мамин сослуживец майор Василенко. Для него поставили чайник и начали резать хлеб на бутерброды.

Василенко устроился на кухне у окна и стал поглядывать на черный «Мерседес». Время от времени он задавал Блинкову-младшему дурацкие вопросы. «Как учишься?», «Кем хочешь стать?» и все такое, что спрашивают взрослые, когда им на тебя наплевать. Блинков-младший неважно знал майора. Но мама-то сидела с ним в одном служебном кабинете и отзывалась о нем очень хорошо. Поэтому Митек решил, что у Василенко голова занята какими-то оперативными проблемами, а то бы он нашел о чем поговорить по-человечески.

Не успел чайник вскипеть, как в дверь позвонили. Майор вскочил, велел Блинковым не выходить в коридор и сам пошел открывать, на ходу запуская руку под пиджак. На кухне был прекрасно слышен его голос:

– Кто?… Представьтесь полностью… Поднесите удостоверение к глазку.

Он вернулся с пожилым прапорщиком в форме. Прапорщик тоже посмотрел за окно и спросил, нет ли у них Володи. Старший Блинков ответил, что нет, и прапорщик начал куда-то дозваниваться. Его и Василенко угостили чаем с бутербродами.

Наконец, явился ожидаемый Володя, тоже прапорщик, с двумя солдатами и ящиком инструментов. Василенко и ему открывал дверь со всеми предосторожностями, да еще и велел пожилому прапорщику глянуть в глазок – тот ли это Володя.

Врач еще не ушел. Он вызвал из ожидавшей во дворе машины другого военного в белом халате, скорее всего, фельдшера. Тот принес какой-то тяжелый медицинский прибор с циферблатами и проводами.

Солдаты начали развинчивать оконные рамы и зачем-то вставлять между стекол мелкую стальную сетку. Блинковых и не спросили, нужна им эта сетка или нет. Они молча переглянулись, и папа махнул рукой: не вмешивайся, контрразведчики знают, что делают.

Сетку закрепляли надежно, стальными рейками на шурупах. При этом солдаты визжали электродрелью, а фельдшер выбегал к ним и кричал, чтобы они немедленно прекратили, потому что он снимает кардиограмму.

А потом погас свет. Был уже поздний вечер, и в квартире стало довольно темно. Василенко ужасно разволновался.

– Всем сесть на пол! – скомандовал он, выволакивая из-под мышки такой же, как у мамы, здоровенный автоматический пистолетище.

Вообще, «Стечкин» – оружие не для карманной носки. Мама носила свой в сумочке, потому что в подмышечной кобуре он выпирал бы на ее фигуре.

Держа пистолет наготове, майор осторожно высунулся в окно и замахал рукой людям в черном «Мерседесе».

– Все в порядке, – сообщил он. – Подкрепление идет… Вы почему меня не слушаетесь?!

Майор обращался к старшему Блинкову. Прапорщики с солдатами и Блинков-младший моментально плюхнулись на пол, а папа остался сидеть на табуретке. С невозмутимым видом он жевал бутерброд.

– Андрей Васильевич, у соседей на четвертом этаже работают сварщики, – мягко сказал он развоевавшемуся майору. – Вернее, работали, а теперь собрались уходить и отключают аппарат. Свет сейчас…

Не успел он договорить, как свет действительно зажегся.

В дверь звонили. Ничуть не смутившись, Василенко с пистолетом наизготовку побежал открывать.

– Весело живем, – заметил папа. – Митек, поставь еще раз чайник.

Подкрепление майор отпустил. И хорошо, а то у Блинковых уже кончались хлеб и масло для бутербродов.

На кухню вышел врач и, обращаясь почему-то к прапорщику Володе, строго сказал:

– Состояние ранбольной не внушает опасений. Контузии я не нахожу. Она действительно была в машине, в которую попали из гранатомета?

– Действительно, – ответил за прапорщика Василенко.

Блинковы, старший и младший, разинули рты.

– Фантастическое везение, – заметил врач. – Я, правда, не вполне понимаю, как она повредила лодыжку. Говорит, что просто споткнулась. Но чтобы с ее весом получить такое растяжение, нужно с третьего этажа спрыгнуть.

– Она несла на себе водителя, – пояснил Василенко.

– А, сегодняшний лейтенант, множественные осколочные ранения лица! – догадался врач. – Тогда все ясно. Он весит килограммов восемьдесят.

– Семьдесят девять, – механически поправил его Василенко. – Он штангист, весовая категория – до семидесяти девяти килограммов.

Врач понял его настроение.

– Не расстраивайтесь. Будет ваш лейтенант и штангу поднимать, и девушкам нравиться. Главное, глаза целы, а личико ему хорошо зашьют… Кто из вас муж ранбольной?

– Я, – мрачно сказал старший Блинков.

Врач посмотрел ему в глаза и ободряюще похлопал папу по плечу.

– Ну-ну, не стоит расстраиваться! Ваша жена легко отделалась. Поставьте в церкви свечку, если верите. И если не верите, все равно поставьте. Ей точно Бог помогает! Я бы на всякий случай понаблюдал ее в стационаре, но, раз она сама не хочет, настаивать не буду. Медицинский показаний для госпитализации нет. Пускай лежит в постели, лекарств ей никаких не нужно, а к вам – единственная просьба: обеспечить ей все условия. Это и сослуживцев касается, – добавил он, строго взглянув на Василенко.