Р. Стайн - Няня

Я позволяю отвести себя в спальню. Да, позволяю ему и это. В голове все еще пульсирует танцевальный ритм. Кажется, под ногами качается пол.

Он начинает меня раздевать.

— Клэй, пожалуйста…

Неуклюжими медвежьими лапами он срывает с меня одежду.

Я не сопротивляюсь. Да, да, я знаю. Нужно брыкаться, кричать, сопротивляться. Но я ему позволяю.

Мой блестящий топ. Черная мини-юбка. Клэй хватает юбку, тянет вниз и склоняется надо мной, толкая на нерасправленную кровать.

— В последний раз, — жарко и влажно шепчет он мне на ухо. Темные глаза неистово вращаются. — Ну, пожалуйста, Элли… Последний раз.

— Нет, это неправильно. Хватит, Клэй.

Я сказала это вслух или только подумала?

Его рука у меня между ног. Он стягивает мои черные трусики.

— Нет, Клэй! Прекрати!

Эти слова — всего лишь мои мысли?

Я позволяю ему… не сопротивляюсь. Трусики спущены ниже колен, он валится на меня. И вот он во мне. Еще… еще… еще… еще…

Что он говорит?

Он что-то бормочет, он — сверху, двигаясь во мне, говорит без остановки. Но я его не слышу.

И еще раз… Теперь вместо него я вижу светловолосого парня.

Еще раз, во мне — светловолосый парень, а вовсе не Клэй. Прелестный светловолосый парень, легкий, светлый, как изящный олень.

И вовсе не Клэй. Не толстый, неуклюжий Клэй.

Со мной светловолосый парень, а Клэй исчез. И понемногу, понемногу, понемногу я проваливаюсь в мир снов. Я не засыпаю до конца, потому что понимаю, что делаю.

Я понимаю, что занимаюсь любовью вовсе не со светловолосым парнем.

Светловолосый парень — призрак.

И все же мне все равно. Я хочу, чтобы он был со мной. После стольких лет я хочу, чтобы он был со мной.

После стольких лет…

Все кончено. Я слышу, как Клэй стонет и слезает с меня.

Почему я позволила ему? Трусики до сих пор спущены ниже колен. Не хочу даже находиться здесь.

Я позволяю ему… не сопротивляюсь…

Клэй ложится рядом. Горячие губы касаются моей щеки.

Я делаю глубокий вдох. Неизвестно, смогу ли я здесь дышать.

— Клэй, это было в последний раз, — бормочу я.

Пылающие губы шепчут мне на ухо:

— Ты не можешь бросить меня, Элли.

— Клэй, послушай…

— Мать твою, ты не можешь меня бросить! Я тебе не позволю.

Меня здесь уже нет.

Я сказала это вслух? Или только подумала?

На следующее утро, в серую ветреную субботу в конце мая, я позвонила маме.

Я звоню маме раз в неделю, и звонки всегда удивляют ее — будто я звоню ей раз в год.

Сначала мы обсудили погоду.

— У нас в Нью-Йорке ураган, мама. Совсем не похоже на лето. Наверное, пойдет дождь. А как погода в Мадисоне?

Ну конечно же, холодно. В Мадисоне всегда холодно. Разумеется, кроме тех нескольких месяцев, когда стоит ужасная жара, а испарения от озера практически не дают дышать.

Потом я спросила про моего кота Лаки. Я так по нему скучаю! Я взяла его, когда мне исполнилось двенадцать. Однако после переезда в Нью-Йорк кота пришлось оставить у мамы.

— Мам, как там Лаки?

— Все в порядке. Да что ему сделается?

Потом я выслушала все новости о Венди, моей успешной, трудолюбивой, замужней, почти богатой старшей сестрице. Чертова яппи, в тени которой выросла я, вечная неудачница. Милая мама не забывает мне об этом напомнить.

— Венди и Ной купили «БМВ». Такая симпатичная игрушка с откидным верхом. И не спрашивай меня, сколько он стоит!

Ну говори же, говори, у тебя же язык чешется!.. Потом она спрашивает, как мои дела, и ее голос меняется, словно мать наступила на собачье дерьмо.

— Элли, милая, как ты? По-прежнему заменяешь ту девушку на бирже?

— Я до сих пор работаю временно, но с биржей покончено. Нужно искать что-то новое.

— Мне казалось, что у тебя там есть подруга. Ты ведь рассказывала о какой-то Терезе или как ее там… Она же собиралась подыскать тебе хорошее место?

— Тереза — просто секретарь, мама. У нее нет связей, чтобы найти мне работу.

— Ясно. Не думала, что у тебя такие подруги. А сама ты не можешь найти что-нибудь подходящее?

— Ну… Мне нравится и временная работа, мама… Правда. И я… Я пытаюсь что-нибудь придумать.

— Все не можешь расстаться с прошлым? Ты это пытаешься сказать?

Боже, какой сейчас год? Что, время потекло назад? Это реальность или ужасный фантастический фильм, где я обречена переживать один и тот же эпизод снова и снова?

— Мама, хватит. Я позвонила не для того, чтобы ругаться.

— Что было, то прошло.

— Мама…

— Почему ты не сделаешь татуировку, как все твои сумасшедшие ровесники? Напиши на лбу: «Что было, то прошло». Ты ведь сбежала в Нью-Йорк, чтобы обо всем забыть?

— Я не сбегала. Просто приняла решение и переехала сюда. Дай мне отдышаться, мама. Я пытаюсь что-то сделать.

— Пытаешься… Нет, ты не пытаешься, а испытываешь мое терпение!

— Ха-ха! Мама, мне просто смешно.

— Тогда почему мне хочется плакать?

— Пожалуйста, я действительно пытаюсь покончить с прошлым. Мне нужны перемены, ты ведь знаешь. Нужно все начать с нуля.

— Элли, тебе двадцать четыре года. Сколько можно начинать все сначала?

— Спасибо за поддержку, мама.

— Послушай…

— Мама, прости, звонит другой телефон. Иногда я так говорю, просто чтобы повесить трубку. Но на этот раз второй телефон и правда звонил.

— Элли, я не успела рассказать, как папа ходил к стоматологу. Ему чистили каналы. Три часа в кресле. Ты не поверишь, сколько боли и страданий перенес наш бедный…

— Мама, пожалуйста, телефон звонит. Я должна ответить. Пока!

Я повесила трубку, хотя дребезжащий, скрежещущий от курения голос матери будет еще долго звенеть в ушах.

— Алло?

— Привет, детка! Это я, Клэй. Давай встретимся сегодня вечером.

В следующую субботу позвонила Тереза. Мы договорились вместе пообедать. Я не видела ее с той ночи в Пляжном клубе.

Что мне сказать, если она спросит про Клэя? Рассказать все как было? Нет, слишком неловко.

Надев голубые брюки, темно-синюю рубашку-поло и кое-как пригладив волосы, я вышла на улицу и пошла по Вест-Энд-авеню. Стоял по-настоящему летний день, теплый и солнечный — к нам наконец-то пришло лето.

На чьем-то подоконнике легкий теплый ветерок колыхал поздние нарциссы. Вдоль дороги под деревьями росли красные и лиловые тюльпаны. Мимо пронеслись два светловолосых парня на мотоциклах. Их куртки развевались на ветру словно флаги.

Откуда мне было знать, что именно в этот день начнется ужас?

Тереза живет на Западной Восемнадцатой улице, в двух шагах от кондитерской, где пекут восхитительные рогалики. Кондитеры работают круглые сутки; дивный аромат свежих рогали, ков плывет по всему кварталу и, конечно, прямо в Терезины окна. Она ни за что не уедет отсюда?

Тереза снимает трехкомнатную квартиру вместе с двумя другими девушками. Дом очень старый, с мраморной лестницей и лифтом, который со стоном и скрипом едва доползает до восьмого этажа. Тереза и ее соседки обклеили стены плакатами, мебель куплена в основном в «ИКЕА», несколько старых стульев нашли на улице. В центре гостиной стоит массивный кожаный диван, и никто не помнит, откуда он взялся.

Кухня по размерам напоминает пенал, и я нисколько не преувеличиваю. Девушкам приходится заходить туда по одной, чтобы не столкнуться. Но, как и в большинстве домов Вест-Сайда, в квартире высокие потолки, большие окна, а остальные комнаты — просторные и уютные.

Дверь открыла Сара, одна из Терезиных соседок.

— Уже ухожу, — пробегая мимо меня, сказала она. — Тереза у себя в комнате.

Тереза сидела боком на кровати, нога на ногу, облокотившись на стену. На ней был бело-зеленый полосатый топ и вытертые джинсы. Волосы убраны наверх, вокруг головы — зеленая бандана. Она еще не успела накраситься, и на бледном лице зеленые глаза казались ярче, чем обычно.

Тереза подняла глаза от книги Мэри Хиггинс Кларк.

— Привет, Элли. Читала это?

— Нет, я не читала ничего со времен романов о Нэнси Дру.

— Ты читала такие книжки? — захихикала Тереза. — Они ведь старомодные и примитивные!

— Знаю. Только меня это не волновало. Я прочитала все книжки из цикла. Просто обожала их, так здорово раскрывать преступления быстрее Нэнси. И мне всегда мешала мама — она говорила, что пора взяться за настоящую литературу.

— Ну, вот это — неплохой детектив, — заявила Тереза. — Я уже почти дочитала, но не могу понять, кто так упорно преследовал девушку.

Я, конечно, тут же вспомнила Клэя.

— Эй, на работе мне тебя не хватает, — сказала Тереза, отвлекая от мыслей о Клэе. — Мы ведь виделись каждый день. Вместе обедали, и все такое. В агентстве есть для тебя что-нибудь новенькое?