Владимир Кузьмин - Конверт из Шанхая

Мы шли, на ходу живо и довольно громко обсуждая виденное, поэтому немного смутились, застав в салоне пассажиров.

Их было трое. За одним из столиков сидела серьезного вида дама, раскладывающая карточный пасьянс. Помимо карт, перед ней стояла маленькая чашечка с кофе и совсем крохотная хрустальная рюмочка. Судя по цвету напитка и аромату трав и меда, от него исходящего, это был ликер «Benedictine».

– Так! – воскликнула она, без тени смущения осматривая нашу шумную компанию. – А вот и новые попутчики! Добро пожаловать, господа и дамы. У нас тут сложилось вполне приличное общество, но чем больше народу, тем веселее путешествие. Маша, отойди от окна, тебя просквозит.

– Маменька, как же меня просквозит, если здесь ни одного дуновения воздуха нет? Здравствуйте, господа!

Девушка, стоящая у раскрытого окна, была одного возраста со мной, то есть шестнадцати лет или чуть-чуть старше. Приятное лицо, вздернутый нос с веснушками, которые ей очень шли. Платьице милое, хотя, пожалуй, слегка старомодное. Но с другой стороны, в дорогу редко кто надевает свои лучшие туалеты.

– Здравствуйте, милые дамы! – за всех нас откликнулся на приветствие дедушка. – Позволительно ли спросить, откуда и куда держите путь?

– Позволительно! – улыбнулась дама с картами, и от улыбки стало сразу понятно, что никакая она не строгая. – У нас тут все запросто, без условностей. А то станешь дожидаться, покуда тебя представят, так и просидишь в своей конуре в одиночестве, как сыч. Меня зовут Ирина Родионовна. Мы с Машей из Иркутска в златоглавую едем. Так что путь неблизкий, без знакомств и разговоров скучно.

Мы начали представляться, вернее, Сережа Штольц стал нас представлять, а я тем временем присматривалась к третьему обитателю салона. Он сидел на диване, стоящем позади нас, и по этой причине оказался в первое время несколько выпавшим из поля зрения. Мужчина был одет в пиджак кофейного цвета, очень светлые брюки, коричневые лаковые туфли. Вместо галстука под воротничком рубашки завязана бантом черная лента. На конце длиннющего мундштука дымилась тонкая сигара. Все это уже само привлекало к нему внимание, так еще и внешность была необычной. Лицо круглое, но по этому и по разрезу глаз, хоть они и указывали на восточное происхождение этого пассажира, определить, представителем какого народа он был, не получалось.

Заметив мое внимание, мужчина улыбнулся, встал и сделал шаг навстречу.

– Дозволить моя представиться тоже. Я корейца. Предпринимать ел корейца. Корейцкий предпринимать ел.

– Кого он ел? – едва слышно спросила Елена.

– Никого. Это ему слова русские без разгона тяжело даются, – ответил вместо меня Сергей Штольц-Туманов. – Говорит, что он корейский предприниматель.

– Я корейца, но звать не Пак и не Ким. Даже не Ли[15]. Еще проще – Ю.

Из сказанного никто ничего толком не понял, но корейского предпринимателя это не смутило, а насмешило.

– Не очень правильно сказал? Но старался! Хотел сказать, меня зовут мистер Ю. Очень кротко. Коротко!

– Очень приятно! – облегченно выдохнул Штольц, взявший на себя обязанность быть старшим в нашем обществе. – Великодушно простите за непонятливость.

– Да он у нас вообще необидчивый, – ответила за корейца Ирина Родионовна. – Маша, отойди от окна, мы же едем, и из него дует.

Медленно-медленно уплывал назад перрон, исхоженный мной за последние часы вдоль и поперек. С места нас стронули так аккуратно, так осторожно, что никто ничего и не почувствовал. Через несколько долгих мгновений под ногами раздалось «тук», это колеса стукнули о рельсовый стык.

– Вам, видно, хочется осмотреть весь поезд? Так вы на нас не оглядывайтесь, ступайте себе дальше, позже переговорим, – сказала Ирина Родионовна, сделала по крохотному глотку из рюмочки и из чашечки и принялась за свой пасьянс.

– Маменька, я провожу? – вызвалась Маша.

– А то они заблудятся без тебя, – строго ответила ей мать, но жестом показала, что можно.

Маша едва не подпрыгнула, получив это разрешение.

– Пойдемте, господа! – сказала она тоном хозяйки, и мы последовали за ней.

– Маша, а с чего кореец вдруг мистером себя величает? – спросила новую знакомую Даша Штольц.

– Его нам англичанин представлял, вот и назвал не господином, а мистером. Так ему это очень понравилось, и он сам теперь так представляется.

Следующий вагон был точной копией того, в котором ехали мы.

– Здесь у нас второй класс, – пояснила Маша. – А следом будет ресторан.

В коридоре второго класса стояли два офицера, курили у открытого окна. Оба были молоды, оба в звании поручика, на этом сходство заканчивалось и начинались отличия. Один был чуть выше и плотнее, волосы русые, приятное лицо немного портила тяжелая челюсть. Другой не выглядел тщедушным, хотя и уступал первому в комплекции, был круглолиц, темноволос и носил тоненькие усики. Он-то и углядел нас первым.

– Господа офицеры! Равнение на дам! – скомандовал он, впрочем, не слишком громко, так, чтобы нам было слышно, но других пассажиров, сидящих по своим купе, не напугало. – Поручик, ешьте начальство глазами.

– Я и так стараюсь, господин поручик! – отвечал высокий, старательно выпячивая глаза и делая грудь колесом.

– Вольно, господа офицеры! – небрежно отдала команду актриса Никольская и одарила обоих таким высокомерным взглядом, что на их лицах мигом нарисовалось разочарование. Зато Маша посмотрела на нее с восхищением.

Мы стали проходить мимо двух поручиков.

– Здравствуйте, Мария Петровна! – вполголоса и несколько более томно, чем стоило, поздоровался тот, у которого были усики.

– Доброе утро, – рассеянно произнесла в ответ Маша.

Как-то так вышло, что мы с ней оказались замыкающими, и наша новая знакомая, едва мы отошли от офицеров на пару-тройку шагов, шепнула мне:

– Ну и кто из них вам больше не понравился?

– Оба! – честно ответила я.

– Ой! А почему?

– Полагаю, что каждый имел возможность получить назначение на службу не в Сибирь, а в куда более интересное место. Но они отказались и теперь страшно гордятся тем, что благополучно перенесли все тяготы первого года службы и суровую сибирскую зиму. Мало того что тут и гордиться особо нечем, так они еще стали полагать, будто все девушки при одном их виде станут падать в обморок!

– Ой! Откуда вы все это знаете? Я вот только к концу второго дня пути обо всем этом узнала, хотя не понравились они мне с первого взгляда. Приставучие, сил нет!

– Это, Маша, все просто. Но я вам чуть позже расскажу.

Мы добрались до ресторана, там тоже было на что посмотреть. И на ковры, и на панели красного дерева, и на застеленные льняными скатертями столы, и на шелковые занавески с двуглавыми орлами, вытканными на них. Из дальнего конца к тому же доносились звуки фортепиано. Там стояло пианино, сверкающее черными лакированными боками. За ним сидела весьма и весьма любопытная особа, дородная, пышнотелая, с колечками и локонами волос, уложенными в сложную прическу, в платье из шелка. Серьги в ушах и перстни, обильно нанизанные на пальцы обеих рук, сверкали крупными камнями. Я, еще не видя лица, была уже уверена, что и спереди драгоценностей у нее предостаточно. Это надо же нацепить на себя такую мешанину: бриллианты в ушах, изумруды, рубины и сапфиры на пальцах! Сияет так, что и ослепнуть не удивительно будет.

Особа пыталась одним пальцем сыграть собачий вальс.

– Софья Яковлевна, здесь же нужно играть до-диез, – подсказал пианистке стоящий рядом с ней длинноногий светлобородый капитан-лейтенант.

– Алексей, вы мне клавишу покажите, а не морочьте голову с вашими до и после диезами, – закокетничала дама.

– Вот сюда! – указал нужную черную клавишу офицер.

Дама попыталась сыграть сначала, но вновь сбилась.

– Я уж лучше прежнюю музыку сыграю! – обиженно заявила она и заиграла опять-таки одним пальцем похоронный марш Шопена. Марш у нее вышел лучше вальса, почти бойко. Офицер захлопал в ладоши. Мы присоединились к аплодисментам.

Дама обернулась к нам. Под высоким, под подбородок, воротником ее платья сверкнуло изумрудами колье, а чуть ниже брызнула целыми снопами света брошь в виде розы, усыпанная доброй сотней некрупных бриллиантов. Похоже, что-то в нас показалось ей не совсем правильным, и она решила проверить свои впечатления при помощи лорнета. Не слишком ей нужного, стекла в нем увеличивали совсем немного.

– Вообще-то я не рассчитывала делать свое выступление публичным, – проговорила дама таким тоном, что осталось непонятным, приятно ей от наших аплодисментов, или она, напротив, считает, что ей помешали.

– Здравствуйте, мадам. Здравствуйте, господин капитан-лейтенант, – вежливо поздоровался Сережа, а мы усердно закивали. – Простите, если наше появление стало для вас неприятной неожиданностью.

– Что вы! – отозвался капитан-лейтенант. – Здесь общее место, где каждый вправе появиться, да и мы рады вам.