Николай Сладков - Планета чудес

Плыли мы по морю и увидели кита. Капитан приказал спустить шлюпку; я сел за руль; гребцы рванули, и мы понеслись навстречу чудовищу. Чудовище, завидя нас, тяжело вздохнуло, вверх с шипением взлетел фонтан воды. Мешкать было некогда; я скомандовал — и два гарпуна вонзились киту в бок. И тут тяжело вздохнуть пришлось уже нам! Кит так ударил хвостом, что мы, подобно фонтану, одни за другим взлетели вверх. Лечу я и вижу, что сейчас упаду прямо в разинутую китовую пасть! Я свернулся калачиком и, как пилюля, проскочил в китовую глотку. Это уже была победа: ведь я мог бы, растеряйся я хоть на миг, угодить на китовый зуб!

Кит проглотил меня и даже китовым усом не повёл! А я по пищеводу, как по скользкой горке, въехал к киту в желудок. Вы думаете, что там была абсолютная темнота? Сразу видно, что вы никогда не бывали в китовом желудке!

Я въехал в ярко освещённый китовый желудок. Тут и там светились красивые голубые огни; настоящая иллюминация! При этом свете я смог разглядеть, что руки и ноги мои целы и находятся при мне. Но радоваться, как оказалось, было ещё рано. И тепло тут было, и светло, но страшный смрад кружил голову. Кружил, кружил и закружил: я потерял сознание. Очнулся я через несколько недель в… больнице на берегу!

Скоро я поправился и повеселел. Но на всю жизнь я стал полосатым, как зебра: ведь кит начал уже меня переваривать! Кто знает, что стало бы со мной, не окажись я на берегу в больнице! Кто знает, во что бы я мог превратиться! В лучшем случае я бы по сей день болтался на волнах в виде куска амбры — продукта несварения китового желудка.

Давненько спорят с нами, моряками, сухопутные тараканы, какая волна самая большая. Один сидень высчитал на бумажке, что-де не может быть волны на море выше восьми метров! Ха-ха! Что такое для моря восемь метров! Какой-нибудь двухэтажный домишко. А не хотите ли вы, трусы береговые, волну с десятиэтажный дом?! Ага, задрожали! Она как гора со снеговой вершиной; она мчит со скоростью реактивного самолёта. Я знал одну волну, которая трижды обогнула нашу планету!

А волну в пятнадцатиэтажный дом не хотите? А длиной километров в двести? Ну, конечно, не хотите; знаете, что такая волна, если город накроет, ни одного щелкопёра не оставит! Да что там город — она огромные корабли на берег выбрасывает, как пустые раковины! Летишь, бывало, на корабле, как на самолёте! Вот оно, море-то! Это вам не песочные куличи!

Тут мой морской гость встал, допил свой стакан чаю и в полутьме, перебирая руками по стене, нащупал дверь. На прощанье он поддал ногой удава, плюнул на поющую улитку и вышел.

— Сухари, кроты, землерои! — услыхал я его сердитое бормотание. Да знаете ли вы, что такое море?

Прослышав, что я во время рассказов не суюсь со своими замечаниями, пришёл ко мне и местный водолаз, по имени Буль-Буль.

Водолаз остановился у порога и подозрительно спросил:

— Ты веришь, что акула может слопать амбарный замок, пол мешка картошки и брезентовые штаны?

— Верю! — покорно ответил я.

— Ну, тогда я зайду. Прогони своего удава, зажигай рыбу — я рассказывать буду.

Водолаз потёр ладонями лицо, положил на стол огромные кулачищи и свирепо спросил:

— Какая у тебя кровь?

— Красная, — пискнул я.

— А у меня — зелёная! — прогудел водолаз.

Все мне говорят, что будто бы у людей, зверей, птиц и рыб кровь красная. А я не верю! Ну, про птиц и зверей спорить не стану это не моё водолазное дело! А уж за себя да за рыб постою! Потому что своими глазами видел.

Напала раз на меня рыба-молот. Есть такая рыба; у неё вместо головы молоток. Здоровенный!

Так вот, стукнула она меня этим молотком по спине — я и сунься иллюминатором в тину!

Копошусь в иле, как сазан, а рыба-молоток тяп меня за пальцы! Рассердился я и ткнул её ножом! И вижу: у меня из пальцев, а у рыбы из бока кровь струится. Какая кровь? Зе-лё-на-я!

И, заметь, это не что-нибудь там, а нормальный кровяной цвет. Вот как нормальный цвет травы и листьев — оранжевый. Ну, что ты жмёшься! Правду ведь говорю! Ну скажи-ка, что не оранжевый.

— Оранжевый, — заспешил я. — У листьев оранжевый, у крови зелёный.

— То-то! — прохрипел водолаз, откидываясь на спинку стула. Живот у него запрыгал. Он беззвучно смеялся.

— Уж если что и бывает красного цвета, — продолжал водолаз, — так это морской прилив!

— Прилив зелёный! — возразил я.

— Красный! — пошевелил водолаз кулаками. — Красный! Запомнил?

— Запомнил?

— Какого цвета прилив?

— Красного!

— А листья?

— Оранжевые!

— А кровь?

— Зелёная!

— Так вот, когда накатывается на берег красный прилив, вся рыба дохнет. Волны накатываются, а рыба дохнет.

— Дохнет! — повторил я, как эхо.

— И крабы дохнут!

— И крабы! — подтвердил я.

— И моллюски!

— И моллюски!

— А люди на берегу плачут и кашляют!

— И чихают! — пролепетал я.

— Правильно, и чихают! — обрадовался водолаз и так громыхнул по столу кулаком, что стол присел и охнул.

— Веришь? — спросил он, свирепо глядя мне в глаза.

— Ещё бы! — чирикнул я.

— А видел ли ты, как дельфины в баскетбол играют?

— Видел! — сказал я.

— Врёшь! — прошипел он. — Не видел!

— Не видел, — согласился я.

— Тогда слушай. Играют дельфины в баскетбол не хуже людей. Передачи дают и принимают. Мяч в корзину забрасывают. Ловко забрасывают — рылом. Раз — и в корзину!

Водолаз пытливо вглядывался в мои глаза. Я молчал.

— И болельщики у них есть — тюлени. Дельфины в воде играют, а они на берегу ревут, в ласты хлопают, переживают.

Я молчал.

— А после игры на капитане дельфиньей команды можно верхом покататься!

Я молчал.

— Можно заставить его жемчужные раковины со дна доставать!

Я молчал.

— Ну вот! — облегчённо вздохнул водолаз. — А ты не верил!

— Раз я на дне морском целую неделю просидел: то-то насмотрелся!

— А чего ты там сидел?

— Да в раковину ногой попал — она мне ногу и прищемила. Здоровая раковина. В полтонны.

— А что же ты ел там?

— Известно что: огурцы морские, морскую капусту.

— А пил?

— С питьём в море просто. На дне родники везде. Вода холодная, пресная!

— Ну, и что ж ты видел?

— Ого-го! Чего я только не видел! Видел, как морские дьяволы танцуют. Здоровенные, чёрные, с рогами и крыльями. Разгонятся и — хлоп! — из воды метра на три. Потом брюхом по воде — только волны дыбом. Штука немалая: шириной с автобус, весом в тонну. Разъелись на морских харчах!

Медузу видел. Тоже ничего себе — высотой в десятиэтажный дом! Красивая, зелёным светом светится.

Траву живую видел. Целое поле. Колышется, как рожь на ветру. А пошевелишься — и нет её, вся в норы спрячется.

Видел, как осьминожиха яйца высиживала. Из щупальцев своих сплела корзину, наложила туда яиц и высиживает.

Видел, как мама-окуниха с окунятами по дну гуляла: ну прямо клуха с цыплятами! Только клуха цыплят под крылья прячет, а эта своих мальков — в рот. Чуть что, так детей своих за щёку — и ходу!

Электрическую рыбу видел — батарейки у неё на боку.

Каракатицу видел с реактивным двигателем — как стрела летит!

— А с паровым двигателем ты там ничего не заметил?

— Нет, с паровым не заметил.

Водолаз поднялся, поводил у моего носа пальцем и вышел.

Я ещё раз вздохнул облегчённо.

Чуть свет раздался отчаянный стук в дверь.

«Уж не водолаз ли опять?» — струхнул я.

Оказалось, — геолог. Это он геологическим молотком стучал.

Был он, в отличие от других, низенький, щупленький, с ушами, как оттопыренные капустные листья, и с носом, похожим на грушу.

И, в отличие от других, он пришёл не рассказывать, а показывать. Этому я очень обрадовался: лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать!

Мы шли по песчаной горе, а гора у нас под ногами пела! Будто мы ступали не по песку, а по клавишам огромного органа! Из-под ног вырывались звуки то тихие, то звонкие, то трубные, то певучие. Слышались скрипки, флейты, барабаны. Было жутко и сладко!