Юрий Кушак - Плывёт кораблик в гости. Стихи и переводы

Походный рюкзак был уже собран. Из вещей, приготовленных для Африки, я оставил только подзорную трубу и шляпу. Что и говорить – с подзорной трубой можно волка заметить раньше, чем он тебя.

И вот меня уносит, уносит, как лист чинары, и неоглядная земля подо мной, такая неожиданная и родная, что и малые стога на первых косовицах, преображённые самолётной высотой и золотым полднем, казалось, пахнут давно забытым запахом тёплого хлеба.

Но чем ближе к Тюмени, тем всё меньше становилось зелени, она истаивала, переходила в сиреневую дымку лесов. Потом замелькали барашковые тулупчики снега, а вскоре внизу потекла и устойчивая снежная пелена, разрываемая кряжами тайги, перечёркнутая автострадами и железнодорожными путями. Города и посёлки плыли в ней, как большие и малые океанские острова.

– Самолёт идёт на посадку, – ласково предупредила стюардесса. – Температура воздуха в Тюмени минус пять.

И все посмотрели с улыбкой на мою соломенную шляпу.

Не стану описывать нашу встречу с Другвасей: она прошла, как всегда, в тёплой, дружественной обстановке. Оказалось, что своего великолепного Мухтара он уже отправил в лесничество. И на следующий день с полной охотничьей выкладкой мы выехали из Тюмени на место охоты, в район реки Тобол.

Неподалёку от дома лесничего нас встретили весёлым лаем молоденькая пятнистая легавая и довольно крупная лайка, которую я сразу же принял за Мухтара.

– Мухтар, ко мне! – окликнул я пляшущую на снегу собаку и полез в рюкзак за сахаром.

– Какой же это Мухтар! – усмехнулся Другвася. – Это же Ласточка, она неделю как ощенилась. Мать троих детей, а ты – Мухтар!

Такую я дал промашку. За сахар мне тоже влетело – от Петра Валентиновича, местного егеря, вышедшего нам навстречу. Он хоть и не ругался, а всё же сказал, что, мол, кто же это собак перед охотой кормит?! А Ласточка то и дело помаргивала, поглядывая на меня: «Вот ещё скажут! Да кому это сахарок хоть раз в жизни помешал?»

На крыльце нас встречал маленький тонконогий, молочной белизны козлёнок с медным колокольчиком на точёной шее. «Ме-ке-ке!» – козлёнок. «Дзинь-дзинь!» – колокольчик.

– Волков чует! – сказал Другвася и ласково потрепал бодливый лобик с крохотными рожками, похожими на две только что вылупившиеся еловые шишечки. – Потерпи, Мухтар, завтра мы им покажем!

– Где Мухтар? Он – Мухтар?!

– Именно! Не козлёнок, а настоящий волкодав!

Я-то думал, что Другвася по обыкновению шутит, но на этот раз он вовсе не шутил.

– Прикинь сам: козлёнок чует волка за пять километров, а волк козлёнка – за три. Так? Далее: учуяв волка, Мухтар скачет, например, в северозападном направлении, то есть в обратную сторону от неприятеля. Значит, если верёвку от козла до колышка принять за вектор, то, продолжив её мысленно в противоположную сторону, на юго-восток, мы получим точные координаты хищника. Так что заряжай ружьё и жди в засаде.

– Нет, ты это серьёзно? – всё же не верилось мне.

– Абсолютно! Очень перспективный вид охоты. Говорю тебе – обзаводись козлёнком, пока всех не разобрали.

Я был просто восхищён умом и находчивостью моего замечательного друга. Ай да Мухтар – с колокольчиком на шее, две шишки на лбу!

Тайга с каждым днём мне нравилась всё больше и больше. Здесь ещё была почти настоящая зима. Снежная мишура на можжевёловых кустах и еловых лапах шуршала, подрагивала, шлёпалась вокруг тяжёлыми мокрыми комьями. А вот в родничке, в студёной его ясности – если вглядеться, если вслушаться – весна оживает, и он – первый её провозвестник.

Вскоре из районного центра, маленького провинциального городка, приехала на выходные дни жена Петра Валентиновича, краснощёкая сибирячка Марфа Тихоновна, с такой же краснощёкой Лизонькой, дочкой. Лизонька – первоклассница, из-за неё Марфе Тихоновне и приходится разрываться, на два дома жить, но ничего – успевает. И гостям была очень рада.

Запахло в доме жареным луком, бурлящими в чугунке щами, гречневой кашей на гусином сале – ах, что это были за запахи! Вот и выбиты половики, и полы засияли недоступной для нас чистотой и свежестью. Даже дым из трубы шёл совсем иной – голубой, завитой, уютный, чуть наискосок – над лесом, как сказочная тропинка в небо.

В день приезда Лизонька не отходила от Мухтара: то выпросит у матери капустки или щепотку соли для нового дружка, то бегает с ним по двору. А козлёнку того и надо – бодливым был. Стоило замешкаться Лизоньке, не увернуться – уж он тут как тут: не больно дерётся, но всё же…

Пошли они с Лизонькой за ручей на поляну. В ручье воды теперь прибавилось, ледок разошёлся, появился там мостик, уложенный вчера Другвасей. Лизонька-то по мостику – топ-топ-топ! А козлёнок – скок! – и на том берегу. Конечно, зачем ему мостик!

А на другой день даже Пётр Валентинович удивился: не играет дочка с козлёнком – надоел, что ли? Всё за дальними сараями прячется, на обед не дозовёшься.

Оказывается, вот какая вышла история.

Только что на девочке шапка была – новенькая, пушистая шапка, на все холода. Была, а теперь нет. Стоит расстроенная Лиза, ботинком с ботинка грязь счищает.

– Ах ты наказанье моё! – ругает девочку мать, выскочив на крыльцо. – Опять потеряла! Да знаешь ли ты, сколько эта шапка стоит?!

Лиза молчит.

– Конечно, откуда ей знать! Отец с матерью заработают. Шапка стоит двадцать рублей. А ей лишь бы играть. Ты мне только заболей смотри! – И, всплеснув перемазанными в тесте руками, мать хлопнула за собой дверью.

Оставив в покое свои ботинки, вконец расстроенная тяжким обвинением, Лиза побрела через двор к сараям. А вскоре, перескакивая через лужи и придерживая на плечах вздувшийся платок, туда заспешила и мать: «Ах ты наказанье моё…» Однако за сарай она не заглянула, а, только услышав сердитый голос дочери, остановилась в удивлении.

– Да знаете ли вы, сколько такая шапка стоит?! – возмущалась Лиза, входя в роль. – Двадцать рублей! Но вам-то, конечно, до этого дела нет. Вам бы только играть…

Не желая больше слушать, как дочь передразнивает с противным подвыванием её собственные слова, она вышла из-за укрытия прямо перед растерявшейся девочкой. Лиза сидела на корточках, перед ней лежала шапка, а в шапке, как в пушистом гнезде, возились два серых котёнка. Девочка подалась вперёд и накрыла их растопыренными ладошками.

Но её не ругали. Через какое-то время, найдя в сарае старое лукошко, мать выложила его изнутри своим мягким дымчатым платком и тоже присела на корточки. И обе улыбались и говорили: «Осторожней!», разглядывая и пересаживая котят на новое место жительства.

Утром мы проснулись от шума дождя. Другвася был расстроен: теперь охоту придётся отменить. Видно, задержавшаяся в дороге весна нагрянула – волчье раздолье!

Чертыхаясь и гремя брезентовым плащом, в сторожку вошёл Пётр Валентинович. Бороду он прямо в тазик у печки выжал.

– Беда, братцы! – ударил он ладонями по коленям, усаживаясь. – Прямо беда: браконьеры балуют! У четвёртой просеки оленя взяли. Снежком закидали, да дождик размыл – кровь. Наполеон меня туда и привёл.

Вскоре дождь так же внезапно, как и начался, затих, только ещё с крыши падала и клевала щербатую землю капель. На дворе поскуливал Наполеон – молодая легавая, обнаружившая спозаранок кровавую тень преступления. Но много ли может рассказать какая-то тень: тайга большая – ищи-свищи!

Однако представьте: к вечеру браконьер был пойман. И хотя Другвася утверждал, что в этом ему и егерю Петру Валентиновичу помогла общественность, а также умница Наполеон, мне подумалось, что дело обстояло несколько иным образом…

Не каждый знает свою тень. Иной за весь день ни разу о ней и не вспомнит. А чтобы кто-нибудь подумал, всё ли она делает сообразно правилам приличия, а тем более посочувствовал одинокой тени, – такого, как мне кажется, вообще не бывает. Кстати, одиночество тени в каком-то смысле относительно. По крайней мере, далеко не все тени ночуют дома. В этом нет и тени сомнения. Например, некоторые из них собираются прямо в подъездах, или слоняются по чёрным улицам, или, растянувшись на крышах, как лунатики, во все глаза глядят на луну.

Известен такой случай. Один охотник, проснувшись утром в своём доме, обнаружил, что его тень дома не ночевала. Её не было ни под кроватью, ни за зеркалом. Он даже в бинокль всю комнату осмотрел, но тщетно. И так расстроился, что заболел. Ещё в дверях доктор сразу догадался, что у него не все дома.

– Кто же, дорогой вы мой, за вами присмотрит? – посочувствовал доктор и, дёрнув за шнур, распахнул портьеру. Тут-то всё и выяснилось.

Оказывается, тень больного пряталась в проёме окна за шторой и таким образом обнаружилась к большой радости вскочившего с постели охотника. И хотя доктор снова его уложил, прописав постельный режим и микстуру, дело быстро пошло на поправку.

Однако на этом история не кончилась. Как-то после удачной охоты, закопав под покровом ночи от греха подальше в углу огорода оленью тушу вместе с рогами, известный нам охотник до утра ворочался в постели, мучимый кошмарами. Как и в прошлый раз, очнувшись от дурного сна, он понял, что его тень опять куда-то запропастилась. Но теперь он не стал заглядывать под кровать, а, схватив половую щётку, шваркнул ею поперёк портьеры. Наконец, извергнув многократное чихание по причине бросившейся на него пыли, он дёрнул за шнур. Каково же было удивление, когда и там не обнаружилось пропажи!