Геннадий Дмитрин - Леонардо да Винчи живет в твоем доме, или Быль о золотом ключике

Предоставлю слово очевидцу событий и первооткрывателю нашего героя писателю Юрию Валентиновичу Трифонову, известному широкой читательской аудитории по романам «Студенты», «Утоление жажды», «Нетерпение». Интерес и склонность к литературному творчеству Юрий Трифонов проявил необычно рано, еще в школьные годы; быстро стал печататься и уже в двадцать шесть лет заслужил звание лауреата Государственной премии — случай в этой области деятельности редкий. Как считает писатель, на выбор им жизненного пути и формирование жизненных представлений определенно повлиял в детстве навек покоривший воображение сверстник Лева Федотов.

«С мальчишеских лет Лева бурно и страстно развивал свою личность во все стороны, он постоянно поглощал все науки и искусства, все книги, всю музыку, весь мир, точно боясь опоздать куда-то. В двенадцатилетнем возрасте он жил с ощущением, будто времени у него очень мало, а успеть надо невероятно много…

Он увлекался многими науками, в особенности минералогией, палеонтологией, океанографией, прекрасно рисовал, его акварели были на выставке, печатались в журнале «Пионер», он был влюблен в симфоническую музыку, писал романы в толстых общих тетрадях в коленкоровых переплетах. Кроме того, он закалялся физически, владел приемами джиу-джитсу и, несмотря на врожденные недостатки — близорукость, некоторую глухоту и плоскостопие, — готовил себя к далеким путешествиям и географическим открытиям…», —

так вспоминает о своем школьном друге Юрий Трифонов.

Не распылялся ли Лева Федотов по своим увлечениям? Думается, нет. Ведь в фокусе всех его устремлений находила отражение внутренняя потребность растущей личности к гармонии способностей, к познанию природы разных видов деятельности, к владению разносторонними навыками. Трудно сказать, кем бы стал в конце концов Лева: по своим интересам и накопленным силам он вполне мог бы стать и ученым, и писателем, и художником, и музыкантом и еще кем-то по собственному выбору. И если сегодня не все из нас знают его имя, это не вина самого юноши — он погиб на фронте в 1942 году.

Глубоко ошибается тот, кто подумает, будто Леву окружала в детстве какая-то особая обстановка, благоприятствовавшая развитию разносторонних интересов и способностей. Напротив, детство его было тяжелым: он рано остался без отца, а мама занимала скромную должность театральной кассирши. Откуда же такой порыв к интеллектуальному и физическому самосовершенствованию? На этот вопрос в чем-то отвечает живой свидетель происходившего Юрий Трифонов:

«Вся глубинная Левина страсть, все его увлечения, поиски, жадность к жизни, наслаждение плодами человеческого ума исходили из внутренней потребности  с а м о п о з н а н и я  и  с а м о с т а н о в л е н и я. Поскорее определить себя в безбрежном великом море! Тут не было никакого подталкивания извне! По сути дела, этот мальчик всему научился сам».

Сам!

Какая великая чудодейственная сила заключена в этом коротеньком слове… Скольких людей вывело оно на верную дорогу…

До удивления похоже строил себя другой мальчишка — Володя Мазепус из Свердловска. Вовсе не вундеркинд по рождению, ничем не выделявшийся в младших классах, он уже в пятнадцать лет стал сотрудником Института ядерной физики. А началось все вроде бы с самого что ни на есть пустяка, случайного повода.

Одиннадцатилетний Володька увидел как-то на обложке популярного журнала изображение веселого человечка, у которого из кармана торчала тетрадка со знаком интеграла. Мало ли кому попадала на глаза та картинка: смотрели и тут же забывали о ней. А наш юный герой решил докопаться до тайны этого математического знака, постигнуть его скрытый смысл. Помочь могли только вузовские учебники, и пятиклассник дерзко взялся за них. Ничего поначалу не понимая в формулах и пояснениях, пробираясь сквозь них, будто через дремучий лес, он однако упрямо ломился вперед. Не так-то просто оказалось освоить основы дифференциального и интегрального исчислений без предварительной подготовки — орешек он тогда до конца не разгрыз, но вкус к математике и физике, к науке вообще, определенно почувствовал.

В шестом классе Володя оторвался от школьных программ и жадно поглощал пособия для студентов, открыв для себя новую радость — радость познания труднодоступных материй. К одному звену приваривалось другое, а там и третье, вытягиваясь в длинную цепь новых увлечений и открытий. Вдруг проснулась душа к музыке — и зазвучало в квартире долго молчавшее старое пианино. Потом пришло время скрипки — показалось, что ее звуки точнее и сильнее выражают переполнявшие его чувства. В ту же пору увлекся спортивным фехтованием, затем — изучением древнего языка, а отсюда сам собой перекинулся мостик к этнографии и истории…

Новые увлечения имели конкретную точку отсчета: перечитал многократно роман Ефремова «Туманность Андромеды» — захотелось сочинить музыку на ее космический сюжет; увидел однажды фехтовальщиков в красивых белых костюмах — не успокоился, пока не приняли в секцию; сообщения о запусках первых спутников подтолкнули к конструированию собственной ракеты…

Здесь надо сказать, что Володе удивительно повезло на друзей — они оказались такими же фантазерами-реалистами, такими же увлекающимися — не на миг, а всерьез — натурами. Вроде бы в полуигре, сами того не замечая, ребята обогащали друг друга знаниями, культурой, нравственными ценностями. Володя самостоятельно осилил программу восьмого класса, его примеру последовали в девятом коллеги по «секретной космической лаборатории», дислоцировавшейся на ближайшем к дому пруду. Каждый уже в школьные годы нашел себя, свою профессиональную дорогу.

Писатель Симон Соловейчик, заинтересовавшийся историей этой «великолепной пятерки», выделил из нее Володю лишь из «тактических» соображений, поскольку на примере одного конкретного подростка можно обстоятельнее проследить путь и способы саморазвития личности. Исследовав, изучив мир Володи Мазепуса, писатель приоткрыл нам завесу над природой таланта молодого человека и первопричиной его успеха:

«Часто говорят: талант — это труд. Но мы склонны воспринимать эту истину удобным для себя способом: дескать, вот если бы у меня был талант, я тоже трудился бы, не давая себе отдыха. Однако талант не только не может проявить себя без огромного труда, а сам есть результат труда, напряженной, изнуряющей тренировки, упорства в решении всяческих «почему» — даже тех, что кажутся непреодолимыми».

В этом суждении, подсказанном писателю совершенно конкретным случаем торжества любознательности и силы воли, нетрудно разглядеть схожесть с наблюдениями и выводами многих ученых, специально или попутно занимавшихся исследованием природы проявления способностей, размышлявших над тайной человеческого «я». Вот несколько характерных их афоризмов-постулатов на этот счет:

«Упражнением можно добиться всего», —

категорически утверждал древний грек Периандр.

«Свои способности человек может узнать, только попытавшись приложить их», —

подсказывал еще в начале новой эры римский философ Сенека Младший.

«Неусыпный труд препятства преодолевает», —

это уже наш российский титан Михайло Ломоносов.

«Не в том дело, что способности проявляются в деятельности, а в том, что они создаются этой деятельностью», —

такова отправная мысль выдающегося советского психолога Б. М. Теплова, весьма важная в понимании того факта, что развитие человека происходит в труде и никак иначе.

В подобной схожести суждений ученых — правда жизни. Нет и не может быть другого более надежного и реального средства развить свои способности, как постоянно самому искать ответ на загадки открывающегося перед тобой мира; мечтая — действовать, самому закладывать фундамент трудоспособности, опираясь на который потом легче будет заниматься чем-то главным, определенным, делом всей жизни.

Вернемся в связи с этим к письму Сергея М. Не увидит ли он выход из своей «беды» в заимствовании опыта Левы Федотова и Володи Мазепуса? В повторении их опыта труда, опыта настойчивости. Ведь, сам того не замечая, Сережа дал основание усомниться в его усидчивости или упорстве. Вспомним строки письма: «Я за многое  п р о б о в а л  браться, но  о ч е н ь  с к о р о  убеждался в своей бездарности». Значит, он и не брался вовсе, а только пробовал браться. И уточняющая фраза «очень скоро убеждался» тоже говорит не о серьезной пробе и тренировке сил, а лишь о видимости пробы.

А чего стоит его скоропалительный вывод: «сколько ни просиживай над умными книгами, все равно останешься серостью»? Нет, над умными книгами надо именно просиживать, да так, как это делал, например, тот же Володя Мазепус: двадцать семь раз(!) над «Туманностью Андромеды» — чтобы понять то, что не было понято сразу, чтобы острее пережить подвиг и драму героев. И над вузовскими учебниками корпел до глубокого утомления — чтобы удовлетворить неуемную мальчишескую любознательность. И выучил наизусть «Евгения Онегина» — для тренировки памяти. А отдача пришла уже потом, несколько позднее, когда знания накопились, когда умственной энергии прибавилось, когда силы наросли, будто крылья у молодого орла.