Леонид Савельев - Комната № 13

В кабинете генерала Хабалова, командующего петроградскими войсками, висела большая, во всю стену, карта. Это была карта военных действий.

На карте флажками был обозначен фронт. Жирными черными линиями — железные дороги. Треугольниками — крепости. Кружками и точками— города. Видно было, что германские войска заняли уже много русских губерний.

Флажки шли от Балтийского моря до Черного.

Но генерал Хабалов не смотрел на карту военных действий. Он сидел к ней спиной. Перед ним на столе лежала другая карта: план Петрограда. Хабалов внимательно разглядывал план. В план были воткнуты флажки и карандашом на плане были нанесены значки.

За столом напротив Хабалова сидел жандармский генерал. Он терпеливо ждал, что скажет Хабалов.

— Расположение сил правильное, — сказал наконец Хабалов и поднял голову. — Центр города защищен со всех сторон.

— Эти флажки означают пешую полицию, — сказал жандармский генерал. — Эти— отрады конной. Эти— казачьи части. Треугольниками обозначены казармы запасных полков: точками — полицейские участки.

Город делится на шестнадцать районов. В каждом районе в помощь полиции — батальон солдат. Особыми отрядами охраняются все дворцы, министерства, вокзалы, заводы, мосты и арсенал. На плане они обведены кружками. На перекрестках будут выставлены воинские заставы. Всем фабрикам сообщены секретные номера телефонов для вызова полиции или войск.

— Когда можно ждать бунта? — спросил Хабалов.

— В любой день, — сказал жандармский генерал. — Настроение на заводах тревожное, а тут еще военные неудачи и недостаток хлеба. Министр внутренних дел со своей стороны принял меры, и как только начнутся волнения, вожди революционеров будут арестованы.

— Самое важное, — сказал Хабалов, — не допускать рабочих в центр города. Министерства, главный телеграф и телефонная станция должны быть в безопасности. Надо будет расстреливать толпы по очереди. Как придет толпа с окраины, так расстреливать, не дожидаясь, пока подойдет новая.

— Все наготове, — сказал жандармский генерал. — Пулеметы привезены и городовые обучаются стрельбе. Мы отобьем у рабочих охоту бунтовать надолго. С какой стороны не подойдут они к центру города, всюду их ждут: шашки или нагайки, винтовки или пулеметы.

Все петроградские казармы были переполнены. В Петрограде стояли запасные полки. Солдат обучали, чтобы потом послать на фронт.

Короткий январский день кончился. В казарме Волынского полка пробил барабан. Дан сигнал ко сну. Тускло горит желтым светом электрическая лампочка. На нарах в три этажа лежат солдаты.

— Завтра опять весь день печатать ногами по снегу, — сказал солдат, лежавший под потолком. — А из деревни пишут: некому работать в поле.

— На фронте еще хуже, — сказал солдат со средней койки. — Посидишь в вонючем окопе за колючей проволокой, так рад будешь в город вернуться.

— Мне сегодня офицер опять в зубы дал, — сказал солдат с нижней койки. — Он меня бьет, а я молчу и гляжу на него, выпучив глаза. Иначе нельзя. Ну, погоди, придет мое время.

— Как затевали войну, так обещали, в месяц немцев разобьем. А теперь: третий год воюем и все нас бьют.

— Потому что министры— изменники, немцам продались.

— А царь-то, — начал солдат с нижней койки, но в это время в коридоре раздались тяжелые шаги.

Вошел офицер в золотых очках. Он встал посередине комнаты и закричал: — Кто здесь разговаривает?

Все молчали. Тяжелый храп шел по казарме. Офицер недоверчиво осмотрелся, повернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.

В Таврическом дворце заседала Государственная Дума.

Прозвенел колокольчик, председатель Думы Михаил Владимирович Родзянко поднялся с кресла и сказал: «Объявляю заседание закрытым». Депутаты толпой пошли к дверям.

Депутаты собирались кучками у колонн и спрашивали друг друга, что делать.

В Государственной Думе заседали представители буржуазии. Несколько большевиков, представителей рабочих, попавших в Думу, были давно арестованы и высланы в Сибирь. Но и представители буржуазии не могли примириться с царским правительством.

— Министры или глупцы или изменники, — сказал седой профессор истории, депутат Думы Милюков. — С таким правительством мы проиграем войну.

— Я объездил фронт, — сказал депутат Гучков. — Я видел, как во время сражений наши войска оставались без снарядов. Я видел солдат зимой без сапог и без теплого белья. В лазареты привозили солдат с отмороженными ногами. Из нетопленых теплушек вынимали окоченелые трупы и складывали рядами, как дрова.

— Солдаты бегут с фронта. Вы знаете, сколько у нас дезертиров? Два миллиона!

— С министрами нечего разговаривать. Надо просить царя назначить новое правительство. Иначе будет революция и сметет и правительство, и нас.

Все сразу испуганно замолчали.

В это время вошел Родзянко.

— Я испросил высочайшую аудиенцию, — сказал Родзянко, — и сейчас еду к государю императору.

Родзянко поехал к царю. Царь принял его и пригласил сесть.

— Ваше величество, — сказал Родзянко, — умоляю, смените правительство. В городах не хватает печеного хлеба и слаб подвоз муки. Транспорт расстроен. Паровозы портятся и ржавеют на запасных путях. Заводы вырабатывают с каждым месяцем все меньше. Надвигается голод и разруха.

Царь молчал.

— Ваше величество, — сказал Родзянко, — назначьте министрами людей, которым доверяет Дума.

Царь молчал.

— Ваше величество, — сказал Родзянко хрипло, — если вы этого не сделаете, будет революция. Вы пожнете, что посеяли.

— Ну, бог даст, обойдется, — сказал царь и улыбнулся.

Он сделал знак, что разговор кончен.

Дезертиров искали повсюду.

Поезд пришел в Москву. В вагон вошли жандармы и стали проверять у пассажиров паспорта.

Навстречу им поднялся молодой белокурый мужчина. В левой руке он держал небольшой чемодан, в правой— раскрытый паспорт.

Жандарм взял паспорт и спросил: — Откуда едете?

Пассажир сделал знак, что он не понимает по-русски.

Другой жандарм посмотрел паспорт и сказал — Финн, из Куопио, купец, можно пропустить.

Пассажир вышел на вокзал. Он поохал к знакомому рабочему.

Там он раскрыл чемодан и вынул революционные воззвания.

— Передай у себя на заводе, — сказал он, — и забрось в казармы.

Из Москвы он поехал в другие крупные города. В каждом городе у него были знакомые рабочие. Ночевать он старался каждую ночь на другой квартире. Потому что паспорт у него был подложный. Он был не финн и не купец и жил не в Куопио, а в Петрограде.

Он был членом Центрального Комитета партии большевиков.

Он вернулся в Петроград в феврале и сказал:

— Все наготове. Солдаты примкнут к нам. Зовите рабочих на улицу!

В феврале начальник охранного отделения делал доклад министру внутренних дел Протопопову.

Протопопов, развалясь в кресле, рассеянно слушал.

— Всюду недовольство, — говорил охранник. — Правительству не доверяют. На университетском празднике студенты запели вместо «Боже, царя храни»— рабочую марсельезу. Секретные сотрудники доносят: в очередях ругают министров и непочтительно отзываются о государе императоре. По заводам передают из рук в руки революционные прокламации, призывающие рабочих к бунту.

Протопопов, казалось, ничего не слышал. Охранник помолчал. Протопопов зевнул.

— У меня имеются сведения, что революционеры хотят убить одного министра, — сказал охранник.

— Кого? — встрепенулся Протопопов.

— Вас, — сказал охранник.

— Не удастся, — рассмеялся Протопопов. Охранник удивленно посмотрел на него.

— Мне нечего бояться, — сказал торжественно Протопопов. — Хотите знать почему? Наклоните ухо.

— Мне гадали по звездам, — зашептал Протопопов. — Это самое верное гадание. Звезды говорят: я буду долго жить, я— спаситель России. Звезды обещали: пока я у власти, революции не будет.

Охранник смотрел на Протопопова, не мигая.

В феврале ударили жестокие морозы. По всей стране прошли снегопады и засыпали железнодорожные рельсы. Товарные поезда с мукой застряли в пути. В Петрограде не хватило хлеба.

23 февраля начались волнения. Женщины пошли толпами по улице, крича: «хлеба, хотим есть!»

Но не только женщины шли в толпе, — шли и рабочие мужчины. И кричали не только «хлеба!»— кричали еще и «долой царя!» Над толпой появились красные флаги.

Забастовало сто тысяч рабочих. Забастовщики шли толпой к фабрикам, где еще продолжалась работа. Напирали на железные ворота, срывали калитки, останавливали машины. Городовые грозили шашками и выхватывали револьверы. Но забастовщики врывались во двор. Навстречу им из ворот фабрики уже валил народ: забастовка перекинулась на новую фабрику.