Леонид Савельев - Комната № 13

На мостах стояли патрули пешей и конной полиции. Они выполняли план Хабалова: не пускали рабочих в центр города.

С Выборгской стороны в город ехал трамвай двадцатый номер. На Литейном мосту городовые остановили его: вошли в вагон и всех, кого по одежде можно было принять за рабочего, высадили.

— Назад! Не приказано дальше пускать!

Но рабочие были упорны. Скоро Нева покрылась черными движущимися точками. Это рабочие, которых не пускали через мосты, переходили по льду, протаптывая по снегу новые тропинки. На берегу стояли часовые. Но они стояли редкой цепью. Оглядываясь, нет ли поблизости офицера, часовые молча пропускали рабочих дальше.

Рабочие шли на Невский.

К вечеру рабочие пробрались на Невский проспект и запрудили улицу.

Невский принял странный и тревожный вид.

Никогда еще на Невском ее было столько народа. Люди шли лавиной, бедно одетые, пришедшие издалека люди, — рабочие. Извозчиков и автомобилей с каждым часом становилось все меньше: толпа шла прямо по мостовой. Магазины закрывались, раньше времени опускались железные занавесы. Стало тихо, только слышался непрерывный топот тысячи ног.

Тихим ходом шли трамваи и звонили без перерыва, но толпа не сходила с рельсов. Вагоны останавливались, рабочие вскакивали на площадки и отнимали у вагоновожатых ключи. А без ключа трамвай не может ехать.

Вереницей застыли на рельсах трамваи.

Постовые городовые ушли со своих постов. Они собирались вместе и выходили из участков отрядами. Толпа забрасывала их осколками льда, поленьями, камнями, бутылками. Городовые стреляли холостыми выстрелами. Но холостых выстрелов никто уже не боялся.

Солдат на улице не было. Правительство распорядилось запереть их в казармах, чтобы они не услышали на улицах революционных речей. Но рабочие подходили к казармам и кричали:

— Идите к нам!

Солдаты выглядывали из окон казармы и прислушивались. И только когда подходил офицер, часовой кричал: — Разойдись! Солдаты отходили от окон.

Вечером на Невском толпа устроила большой митинг. Оратор размахивал красным флагом и кричал: «Долой царя!» Вдруг из-за угла выехал казачий отряд.

Казаки скакали прямо на толпу.

Стало совсем тихо. Только слышно, как оратор говорит, да стучат копыта лошадей. Перед самой толпой казаки придержали коней, разделились и осторожно объехали митинг.

Тогда все стали кричать: «Казаки с нами! Да здравствуют казаки!»

Но казаки не отвечали и ехали дальше…

25 февраля забастовал весь город: заводы не работали, трамваи не вышли из парков, в школах не было занятий, газеты не вышли.

Большевики написали воззвание к рабочим:

Жить стало невозможно. Нечего есть. Не во что одеться. Нечем топить.

На фронте — кровь, увечье, смерть. Набор за набором, поезд за поездом, точно гурты скота, отправляются наши дети и братья на человеческую бойню.

Страна разорена. Нет хлеба. Надвинулся голод. Впереди может быть только хуже…

Кто виноват?

Виновата царская власть и буржуазия. Они грабят народ в тылу и на Фронте. Тянут войну без конца. Гонят на бойню народ!

А мы страдаем. Мы гибнем. Голодаем. Надрываемся на работе. Умираем в траншеях.

Все на борьбу! На улицу!

Поднимайтесь все. Организуйтесь для борьбы. Устраивайте комитеты Российской Социал-Демократической Рабочей Партии по мастерским, по заводам, по районам, по городам и областям, по казармам, по всей России. Это будут комитеты борьбы, комитеты свободы.

Всех зовите к борьбе! Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Долой войну! Да здравствует братство рабочих всего мира!

В комитет большевиков пришли рабочие и потребовали, чтобы нм достали оружие.

— Теперь, если бы у нас оружие было, мы бы живо полицию разогнали.

И каждый просил:

— Дайте хоть один револьвер, товарищ!

Члены комитета отвечали:

— Ни одного револьвера не дадим. С городовыми справитесь, а против вас целый полк выставят с пулеметами. Револьвером пулемет не перешибете. Нет, хотите достать оружие, доставайте из казарм. Заговаривайте с солдатами, перетяните их на свою сторону, оттирайте от офицеров. Ведь солдаты — это те же крестьяне, только в военной форме. Если солдаты пойдут с нами, тогда мы победим.

Царь был в это время в Могилеве: там помещался штаб командования всеми войсками.

Царь жил в губернаторском доме. У подъезда стояли часовые в дубленых полушубках, в саду дежурила дворцовая полиция.

На крыше соседнего дома стояли пулеметы в чехлах, — на случай налета немецких аэропланов.

День в Могилеве проходил так.

Утром царь совещался с начальником штаба генералом Алексеевым о военных делах. В час — завтрак. После завтрака — прогулка на автомобиле. В пять — чай. Потом царь просматривал почту из Петрограда. В восьмом часу обед.

25-го перед обедом от царицы пришла телеграмма.

«Совсем нехорошо в городе!»

Вечером царь сыграл партию в домино и выиграл. Потом он послал телеграмму в Петроград Хабалову:

«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки».

Ни царь ни придворные не беспокоились. Ведь в Петрограде полиция, казаки, войска. Неужели же им бояться голодных женщин!

Один из придворных вел дневник. Он записал в этот день:

«Тихая жизнь началась здесь. Все будет старому. От царя нечего ждать перемен. Сегодня царь по виду весел».

В полночь открылось заседание Совета министров. Председатель совета министров обвел всех взглядом и сказал:

— Некоторым придется уйти в отставку.

Министрам стало не по себе. Но глаза председателя остановились на Протопопове.

Протопопов вскочил и сказал:

— Пока я у власти, революции не будет, — за это я ручаюсь!

— Да ведь он сумасшедший, — шепнул один министр на ухо другому, — как мы не заметили раньше.

— Все полномочия по подавлению беспорядка передаются генералу Хабалову. — сказал председатель. — Войскам отдан приказ стрелять боевыми патронами.

Весь день 26 февраля Волынский полк охранял Знаменскую площадь. Солдат разместили по подвалам, дворницким, грязным сараям.

Шел снег. Солдаты сидели у плиты и пили кипяток. Хлеба не принесли.

— Лучше уж весь день здесь проторчать, чем народ на улицах расстреливать, — говорили солдаты.

Старый солдат, взводный, подходил то к одному, то к другому и говорил:

— Больше думай, ребята. Главное, больше думай, в кого будешь стрелять: ведь, наши родные— тот же народ.

А в полдень по Гончарной улице, к Невскому, двинулась огромная толпа.

Во двор вбежал офицер в распахнутой шинели и закричал:

— Ружья на плечо! На улицу!

Рота построилась цепью на улице. Толпа тяжелой волной подкатывала все ближе. Раздалась команда, и волынцы выстрелили. Но почти все солдаты выстрелили вверх, в воздух.

Офицер обегал солдат и, блестя очками, кричал:

— Куда стреляешь? В людей целься, в людей! Стрелять по одиночке, чтобы я видел.

Вдруг сверху затарахтел пулемет. Это стреляли полицейские, засевшие на чердаке.

Толпа разбегалась: люди бежали согнувшись, зигзагами; другие прижались к стенам домов, били кулаками в запертые железные ворота.

Раненые падали в снег, приподнимались, старались встать, бежали и снова падали.

В час ночи солдат повели назад в казармы. Офицер, успокоившись, говорил солдатам:

— Вот так и на войне бывает; сегодня поупражнялись. Только вы плохо сегодня работали. Ну, да ладно, и на том спасибо, в другой раз постараетесь.

Солдаты молчали. В казарме офицер сказал:

— На завтра приказываю выступить в восемь часов утра. А теперь спать.

Товарищи рабочие!

Нас расстреливают!

На улицах Петрограда пролилась рабочая кровь. Слуги самодержавия расстреляли голодных рабочих, вышедших на улицу с протестом против царящего произвола и голода.

И в эти дни, дни беспощадной расправы с народом городовых и кучки верных царю солдат, мы были беспомощны. На удар мы не могли ответить ударом, за смерть заплатить смертью. Мы были безоружны. Нас били шашками, топтали лошадьми и безоружный народ с ненавистью в сердцах к врагам, обращался в бегство.

В эти тяжелые дни яснее, чем когда бы то ни было, рабочий класс увидел, что без сильных мощных пролетарских организаций, без боевых дружин, без поддержки народа армией нам не сломить врага, не уничтожить самодержавия.

Эти дни показали нам также и то, что наши братья солдаты не всегда послушно идут на братоубийство. Привет казакам, гнавшим конных городовых от Знаменской площади. Солдаты начинают прозревать!