Владислав Крапивин - Дагги-Тиц

Так они сидели несколько минут, прислонившись спинами к торчащим холодным кирпичам, и смотрели друг другу поверх голов.

— Значит, ты не нажал? — спросил наконец Инки. Почему-то виновато и скомканно.

— Ты же видел…

Инки и правда видел: палец Гвидона не тронул кнопку.

— А почему? — прошептал Инки. Теперь он смотрел вниз, на торчащие из-под бриджей колени, с которых так и не отмылась ночная болотная грязь. «Значит, и не надо было маяться, вывинчивать взрыватель?… Или все же надо?»

Инки повторил с тихим нажимом:

— А почему?

— Так… — в голосе Гвидона, кажется, дернулась еле заметная слезинка. — Пусть… Я подумал… Пускай живет и не знает, гад…

— Чего не знает? — опять шепотом спросил Инки.

— Он считает, что сильнее всех в этих краях. Что может всех купить, от любого избавиться. А по правде-то он сам ходит по ниточке. И ниточку держу я. Двинул пальцем — и нету сволочи… И нету его силы, его миллионов, его подлючей жадности… Может, в этом вот… в таком чувстве… для меня больше радости, чем если бы его разнесло в клочки…

Инки и Гвидон встретились глазами. У Гвидона глаза были вовсе не стальные, не безжалостные, а какие-то… вопросительные, что ли… Инки опять стал смотреть вниз. Поцарапал наконец ногу…

Теперь, казалось бы, все закончилось как надо. Можно ничего не говорить Гвидону. Если даже тот обнаружит потом, что нет взрывателя, как догадается, кто его убрал?

«Догадается…» — тут же вздохнул про себя Инки.

Но дело было не в этом. А в том невозможном обмане, который остался бы между ними. С таким обманом жить, конечно, можно, только дружбы не осталось бы никакой, одно притворство.

«И так не останется…»

«Ну и пусть! Лучше уж так… чем никак…»

Инки разлепил губы.

— Гвидон… — Инки смотрел ему в лоб.

— Что?

— У тебя все равно не получилось бы… — Инки будто прыгнул в колодец.

— Чего не получилсь? — в уголках губ у Гвидона вроде бы дернулись смешинки. — Ты про что… Инки?

— Взрыв не получился бы… — Инки придавил пальцем живой сосудик у глаза. — Потому что я вывинтил взрыватель… ночью… И утопил…

Чего угодно ждал Инки, только не такого. Гвидон сказал с коротким зевком:

— Да знаю я… Ну и что? Рано утром я вставил запасной…

Инки заморгал. Наверно, смешно так заморгал, если глянуть со стороны. Как обманутый младенец. И глупо выговорил:

— Врешь.

Гвидон зевнул опять. Глянул через плечо сквозь заросли, на дорогу. И спросил у Инки — видимо, для пущей уверенности:

— Там никого нет?

Инки, ничего не понимая, помотал головой. Гвидон рывком вынул мобильник и нажал. Дымный столб взметнулся над дорогой. Тугой удар взрыва долетел не сразу, а секунды через две. Он смёл обалделого Инки с кирпичного подоконника внутрь, в траву.

…Нет, не взрыв его смёл, а сдернул Гвидон. Сам свалился рядом. Они сели, помолчали с полминуты. В этот миг где-то очень далеко ухнул еще один раскатистый удар.

— Это что? — нервно сказал Инки.

— Эхо, наверно…

— Через столько времени…

— Бывает, — сказал Гвидон.

Крапива теперь жалила со всех сторон. Инки хотел встать, Гвидон удержал его за плечо.

— Надо отсидеться. Вот-вот примчатся менты, начнут шарить биноклями по горе. Могут заметить нас…

— Ну и что? Как они докажут, что это мы грохнули?

Само собой получилось мы, а не ты. Да и не могло получиться иначе. Ведь пока они были еще именно мы…

Гвидон горько сказал:

— Докажут. Они умеют доказывать даже то, чего не было. Как с Мелькером… А уж тут-то…

Он раскрыл мобильник, выдернул из него какую-то плоскую детальку (наверно, важную, Инки в этом не разбирался). Сломал ее в пальцах и зашвырнул в заросли. Потом взял из травы два кирпичных обломка. На один положил мобильник, другим грохнул сверху. Потом сильно перебросил искореженный телефончик через стену.

— Не жалко? — хмуро спросил Инки.

— Да ну его. Все равно это был уже утиль… И вообще без него спокойнее…

— Почему? — сказал Инки, просто чтобы не молчать.

— Потому что меньше этого… соблазна, — хмыкнул Гвидон.

Инки все же привстал и перебрался на менее кусачее место. Гвидону-то все равно в джинсах и ветровке, а ему…

Гвидон непонятным тоном спросил вслед:

— Ну, теперь видишь, что я не врал?

— Я и раньше знал… Я случайно сказал «врешь»…

— Тогда хорошо, — откликнулся Гвидон.

Инки глянул вверх. Высоко над горой висело маленькое пушистое облако. Такое белое, чистое, далекое от всех людских забот и обманов.

— Чего хорошего, — горько выговорил Инки. — Все равно теперь ты считаешь, что я предатель…

— Не-а… — сказал Гвидон.

— Почему?! — не поверил Инки. И удивился так сильно, что даже не обрадовался. — Ведь я же вывинтил взрыватель!

— Ну и что? Я заранее знал, что вывинтишь, — объяснил Гвидон с ленцой (кажется, с ненастоящей). — Поэтому и пошел, чтобы вставить запасной…

Инки уткнулся лбом в колени. Говорить было стыдно, а не спросить невозможно:

— А… откуда ты знал… что я…

Гвидон придвинулся ближе, чуть ли не коснулся плечом. Сказал, будто разъяснял простую вещь младшему братишке:

— Потому что так… Потому что ты Инки… Если бы не вывинтил, вот тогда был бы предатель.

Инки вскинул голову:

— Кого бы я предал?!

— Самого себя.

— Как это? — пробормотал Инки и неловко вытер нос о колено.

— Да вот так, — вразумил его Гвидон. — И себя, и… всех, кто у тебя есть… Даже муху Дагги-Тиц…

В словах Гвидона не было ни крошечки усмешки. Он вовсе не играл Инкиным секретом, как лишним доказательством. Он… словно защищал Инки от горя. Но Инки не принял такого доказательства, оно было не главным. И он прошептал главное:

— Ты не понимаешь… Я предал бы тебя…

Гвидон не то чтобы удивился, но сказал недоверчиво. И даже будто с опаской:

— С чего это вдруг?

Инки вскинул голову (брызги слетели с ресниц, он давно уже не прижимал жилку у глаза).

— А вот с того… Ты же сам тогда сказал, что мы… что ты…

— Ну? О чем сказал-то?

— Что я твой друг. А ты мой… А я не хотел…

— Чего? Чтобы я был друг? — беспомощно спросил Гвидон.

«Дурак!» — чуть не взвинтился Инки. А вместо этого выговорил, будто глотая колючки:

— Я не хотел, чтобы мой друг был такой… который кого-то убил…

Проще было сказать: «Не хотел, чтобы друг был убийцей». Но в последний миг Инки ощутил, что в этой фразе было бы что-то ненастоящее. Как в слишком правильной книжке. И вообще… если бы Гвидон взорвал джип с Молочным, он убийцей не стал бы. Он стал бы этим… мстителем. Но Инки не хотел и такого… Гад Молочный не стоил того, чтобы Гвидон хоть как-то запятнал себя…

— Думаешь, мне жалко было эту Молочную дрисню? Я не хотел только, чтобы ты… — Инки заплакал открыто. Было теперь все равно.

Гвидон придвинулся вплотную.

— Инки…

— Чего? — всхлипнул он.

— Инки… ты мой брат.

Инки сразу перестал плакать.

— Ты мой, а я твой… если хочешь… — сдавленно сказал Гвидон. — Можно так?

— Да… — Инки неловко вытер мокрое лицо о ветровку Гвидона.

— У меня был брат. Мелькер. А теперь только ты…

— И у меня… — шепотом сказал Инки. — Гвидон… а ведь если Мелькер твой брат, значит, и мой…

— Наверно… — выдохнул Гвидон.

— Да… а может, он не был, а есть? Мы с Полянкой как-то говорили… про живые души… Может, и правда никто не умирает до конца?

— Может быть, и не умирает, — серьезно согласился Гвидон. — Но если это такой гад, как Молочный, зачем ему живая душа? Лучше бы не надо…

— Лучше бы не надо, — согласился Инки. — А может, у таких ее и нету… души…

Так они сидели внутри развалин и зарослей довольно долго. Ждали, что завоют сирены милицейских машин, спешащих на место взрыва. Но воя не было.

Инки вдруг подумал: не сказать ли, что взрыватель сработал, когда улетел в трясину? И решил, что пока не надо. Могло получиться, будто это упрек Гвидону. «Скажу, но после…»

— Знаешь что, поехали домой, — как-то очень по-обычному сказал Гвидон. — Ну их всех на фиг…

Инки охотно согласился, что «ну их всех», они вылезли из укрытия и стали спускаться по склону. Спустились к дороге. Ехать вниз было легко и страшновато: если вовремя не тормознешь — кубарем. Но Гвидон тормозил мастерски. Только некогда было разговаривать, приходилось все время следить за дорогой.

Решили заехать к Зое, она была в отпуске и готовилась к сессии в институте. И заодно к походу «штурманят» на Елисеевские карьеры, где были отличные места для купанья и рыбалки.

Дверь открыла не Зоя, на пороге встал маленький Никитка. Глазища — огромнее, чем всегда.