Юрий Томин - Восемь дней в неделю

— Здравствуйте, Анна Ивановна, — сказала фигура.

Анна Ивановна вгляделась и едва узнала шофера. На этот раз он был чисто выбрит. В морозном воздухе растекались волны одеколона.

— Доброе утро, — сказала Анна Ивановна.

Шофер нахмурился, вспоминая приготовленные слова. Правую руку он держал за спиной.

— Отпустили меня, — сообщил он. — Я вам хочу большое спасибо сказать. Вот что вы следователю объяснили… почему мальчик побежал… и прочее…

— Меня благодарить не за что, — сказала Анна Ивановна. — Я рассказала, что знала.

— Так ведь вас не вызывали, а вы пришли.

— Да вот… пришла… — согласилась Анна Ивановна, соображая, что бы такое могло быть у шофера в правой руке. Если цветы то это еще полбеды, — цветы можно и принять, чтобы не обижать человека. Но где же достать цветы посреди зимы? Скорее всего в руке какая-то вещь, и это гораздо хуже.

— Жена моя вам тоже кланяется. Мы ведь в Минске живем… Так она мне написала… велит подарок вам…

— Ну уж, это лишнее, — сказала Анна Ивановна, с опаской наблюдая за нервным подрагиванием правой руки.

Рука выползла из-за спины и протянула Анне Ивановне сверток в лиловой бумаге перевязанный капроновой лентой.

— Не надо, — сказала Анна Ивановна. — Этого совершенно не надо. Я ничего не возьму.

Лицо шофера приняло отчаянное и вместе с тем смущенное выражение.

— Так как же… — сказал он, — Вы уж примите. Тут ничего… Обыкновенный платок… пуховый… У нас родня на селе… Они вяжут… У вас таких не делают.

— Спасибо, но я не возьму, — решительно сказала Анна Ивановна. — Вы лучше скажите как у вас все обошлось.

— Да обошлось… Права, конечно, отняли. На год. Сейчас сменщика жду — машину передать. А я перебьюсь: у нас в гараже по ремонту работы хватает. А вы все-таки примите, он же не купленный.

Анна Ивановна, словно не слыша последних слов, посмотрела на часы.

— Вот и хорошо, — сказала она, — Извините, мне уже пора. До свидания.

— Желаю вам долго жить, — серьезно сказал шофер, — Я еще тогда парнишке вашему сказал: умная у тебя учительница!

— Спасибо, — засмеялась Анна Ивановна, боком скользнула между шофером и стенкой и торопливо зашагала по тротуару.

Шофер достал папиросу, чиркнул спичкой и задумался. Внезапно лицо его просветлело. Губы его растянулись в хитрой улыбке. Так и не прикурив, он поправил на голове шапку и решительно вошел в парадную, откуда только что вышла Анна Ивановна.

День спустя после разговора с шофером, Анна Ивановна сидела в учительской. У нее был пустой урок. Чтобы не терять даром времени, Анна Ивановна составляла черновик ответов на анкету, над которой уже третий день ломали головы учителя школы.

Бланки анкеты оставил в шкале молодой человек, предупредив, что они лишь часть серьезного научного исследования. Анне Ивановне предстояло ответить на множество вопросов по поводу увеличения «сопротивляемости» учеников при переходе из пятого масса в шестой. Под «сопротивляемостью» разумелись всевозможные случаи непослушания: отказы выполнить распоряжения и просьбы учителей, ложь, резкость или грубость, замкнутость, недоверие.

Нельзя сказать, чтобы анкета очень увлекла Анну Ивановну. Она знала множество случаев, которые в анкету никак не укладывались. Скрипнула дверь учительской, и Анна Ивановна обернулась на этот скрип.

На пороге стояла Аня.

Анна Ивановна встала.

— Пришла, наконец, — сказала Анна Ивановна, — Давно пора. Ребята о тебе каждый день спрашивают: почему Мельникова не ходит? А ты почему без портфеля?

Анна Ивановна старалась говорить спокойным, деловым тоном. Никакой жалости, никакого сочувствия в голосе — никаких напоминаний о прошлом. Просто учительница интересуется, когда ее ученица приступит к занятиям после болезни.

— А мы уезжаем… — сказала Аня.

— Куда? — с недоумением спросила Анна Ивановна.

— К папе. Мы теперь там будем жить.

— Как же так? — растерянно спросила Анна Ивановна. — Зачем так спешить? Я поговорю с твоей мамой — ты должна хотя бы год закончить!

— Не надо говорить, — сказала Аня. — Раньше мама и сама не хотела… И я тоже… Мы папу все время уговаривали, чтобы он совсем сюда перебрался. А он уговаривал, чтобы мы к нему…

— А теперь?

— А теперь мы согласны… И не говорите мне ничего, Анна Ивановна, а то я заплачу.

Перед Анной Ивановной стояла серьезная, решительная и совсем взрослая девочка. Анна Ивановна поняла, что в семье Мельниковых все уже решено бесповоротно.

— Ну что ж, поезжайте. Раз решили, значит — так… — сказала Анна Ивановна.

— Вы за меня не беспокойтесь. Я там буду учиться. Там прекрасная школа… — Тут глаза решительной девочки подозрительно заблестели, и она всхлипнула. — Двухэтажная… Я вам буду писать…

— А может быть, все-таки мне поговорить с твоими родителями?

— Нет, мы вместе решили, — твердо сказала Аня. — До свидания, Анна Ивановна. Можно я вас поцелую?

Аня подбежала к Анне Ивановне, чмокнула ее в щеку и скрылась за дверью.

Анна Ивановна вернулась за стол. Она сидела и бездумно смотрела на анкету, в которой не было пункта для ее ученицы Ани Мельниковой.

Но дверь учительской тут же открылась снова, и в комнату ворвался Олег Кузнецов с Викой Богатыревой.

— Анна Ивановна, когда она уезжает? — заорал возбужденный Олег.

— А ты-то откуда узнал?

— Ха! — сказал Олег. — А правда, она уезжает?..

— Это правда.

— А мы этого не допустим! — заявил Олег.

— Каким образом?

— Мы ее догоним! Мы уговорим! Верно, Вика? Бежим!

Олег дернул Вику за руку и они с грохотом умчались по коридору.

«Как это все у них просто: догнал — и все наладилось, — подумала Анна Ивановна. — Ну что ж, пусть догонят… Может быть… Мало ли что может быть…»

Думать над анкетой Анне Ивановне уже не хотелось. Она положила черновик и анкету в портфель и только тут спохватилась.

— Да у них же сейчас урок идет! — сказала сама себе Анна Ивановна.

Анна Ивановна подошла к расписанию и глазами отыскала колонку шестого «в».

— Интересно, с какого это урока они удрали?