Любовь Воронкова - Девочка из города (сборник)

– В воде был! Сама видела – разрази меня гроза! – тараторила черненькая женщина. – Уже нырял, уж совсем воду хлебал, вот разбей меня гром!

– Иди домой! – крикнула тетка Анна Аниске. – Чтоб ноги твоей не было у речки!

Женщины вернулись на покос. Тетка Анна тоже ушла, но, уходя, погрозилась граблями.

– Пойдем! Скорей! – торопила Аниска.

Но Гришутка упирался:

– А что я, голый пойду, да?

– Ну и что же? Не замерзнешь.

– А вороны утащат!

Но Аниска уговорила его. Они шли рядышком. Гришутка скоро и позабыл совсем, что он голый, – бегал за бабочками, ловил кузнечиков, разглядывал мышиные норки…

Аниска сушила на ветру его рубашку, неся ее над головой. А когда подошли к усадьбам, рубашка уже высохла и Гришутка оделся.

Аниска с трепетом ждала, когда придет тетка Анна.

«Может, она до вечера-то забудет, – думалось ей, – а хоть и не забудет – все-таки не так уж будет злиться!»

Но тетка Анна, хоть и вернулась домой очень поздно, все-таки ничего не забыла.

– Завтра же домой отправляйся! – сурово сказала она. – Завтра же! – И пробормотала вполголоса: – С дураками свяжешься – только горя наживешь.

Утром Аниска ушла домой. Как она ждала этого дня! А день-то этот получился грустный. Даже спасибо ей не сказали за все эти долгие томительные часы, за то, что потешала Гришутку, за то, что убиралась в избе, за то, что так молчаливо тосковала по дому… Ни одного хорошего словечка ей не сказали!

Только одно порадовало: Гришутка догнал ее и сунул ей в руку обсосанную конфетку. И пробурчал на прощание:

– Как вырасту большой, так и я к тебе в царство-государство приду!

Аниска улыбнулась ему:

– Ладно. Обязательно приходи. Я ждать буду!

И пошла. Хотела еще что-нибудь сказать милому светлоглазому парнишке, но только махнула рукой и торопливо зашагала по тропинке.

Сухая желтая рожь кланялась ей налитым колосом.

«Скоро жниво… – подумала Аниска. – Малина поспела… Теперь на Ясной вырубке что делается! Если б не пироги эти!..»

Воспоминание о пирогах вызвало снова чувство тоски и недоумения – хотела порадовать Светлану, а только рассердила и сама оказалась жульницей… Но за эти пироги она уж расплатилась еще раз: тетка Анна тогда целых полдня ругала и стыдила ее. Неужели и этого еще мало?

Аниска не знала, какой разговор произошел возле большой теплой лужи, в которой торчали крупные стебли золотого, уже отцветшего чистяка. А разговор был такой. Первой начала Светлана, потому что Катя молчала и глядела в сторону.

– Вы подумайте, девочки! Украла пироги и принесла мне. Ну, я и откусила – я же ведь не знала, что они утащенные!

Танюшка всплеснула руками:

– Украла! Воровка! Надо смотреть за ней, а то придет да чего-нибудь украдет!

– Она не воровка, – сказала Катя, – и ничего не украдет. Не придумывай.

Это неожиданное возражение сбило Танюшку, и она умолкла. Светлана обиделась:

– А ты что думаешь – я неправду говорю, да? Она же при тебе созналась, что жульница!

Но Катя, не отвечая, повернулась и пошла – пошлепала по теплой луже.

– Теперь Косуле попадет!.. – сунулся было Прошка.

Но Верка оборвала его:

– Смотри, как бы тебе самому от Косули не попало.

Друг за другом побрели по воде. Снимали с чистяка коричневые коробочки с семенами. Потом собрались в кружок и стали считать, у кого этих коробочек больше. Светлана тоже ходила с ними и тоже собирала коробочки… Почему это никто не возмутился вместе с нею, как будто она зря наговорила на Аниску? А может, и правда зря? Скорее всего, поэтому и случилось так, что когда Аниска вошла в свою деревню – ей пришлось и удивиться и обрадоваться: Светлана встретила ее с улыбкой.

– Совсем пришла, да? Вот и хорошо! Теперь пойдем за малиной – помнишь, ты меня в какое-то местечко отвести собиралась?

Есть в лесу потаенный уголок. Туда ведет только узенькая, полузаросшая тропочка, да и ту мало кто знает.

Идти туда надо сумрачным ельником, пробираться сквозь заросли можжевеловых кустов, прокладывать путь среди густых спесивых папоротников. Светлана шла следом за Аниской, поторапливаясь, чтобы не отстать, и в то же время робко поглядывала кругом. Ей казалось, что лес становится все угрюмей, какие-то сухие елки – снизу совсем нет ни веток, ни зелени, только лохматая макушка темнеет где-то наверху. И так они густо растут, что и неба не видно.

Иногда путь преграждала валежина – рыжая, суковатая, с торчащими корнями… А то возвышался на пути огромный муравейник. Светлана обегала далеко стороной, потому что боялась муравьев, и тогда Аниска ждала ее.

– Ой, этому лесу конца нет! – крикнула Светлана, уморившись. – Ты заблудилась, наверно!

– Лесу конца нет, – ответила Аниска, – а нашей дороге конец есть. Видишь – светлеет?

Лес расступился как-то внезапно и встал по сторонам со своим сумраком, холодком и сырыми травами. Щедрое солнце заливало вырубку, полную пней и малиновых зарослей. Малинник пышно заполнил поляну, и даже издали было видно, что тонкие белесые ветки гнутся от красных ягод. Светлана захлопала в ладоши:

– Ой, сколько! Ой, я с ума сойду!

Девочки приподнимали ветки, прозрачные алые ягоды сами ложились в руку. А темные, перезрелые – не успеешь подхватить, только дотронешься, а уж они падают вниз, в спутанную траву. Очень скоро кринки стали полны, а на языке появилась оскомина. Но сладкие ягоды манили и не отпускали и не давали уйти…

Все шло хорошо и весело до той минуты, когда из малинника выпорхнула птичка-славочка. Светлана даже вздрогнула – чуть не из-под руки порскнула эта птичка.

– Тут, значит, гнездышко есть, – сказала Аниска, – отойди.

– Почему же – отойди? – возразила Светлана. – Я хочу посмотреть!

– Отойди, не надо. Эти птички очень пугливые…

– А я хочу!

– Ну ведь она может совсем гнездышко бросить! Знаешь, эта птичка какая? Потрогаешь гнездышко рукой, а она уж и не сядет. А вдруг там детки? Останутся без матери. Нет, нельзя.

– А я посмотрю!

Аниска встала между кустом и Светланой.

– А! Не даешь? Не буду с тобой водиться! И даже разговаривать не буду. Покажи мне дорогу, я домой пойду!

– И я пойду…

– Нет! Я одна пойду!

У Аниски потемнело лицо. Вдруг душной и тесной показалась вырубка и стало непонятным – для чего здесь родилось столько малины, если ее и собирать некому?…

Аниска вывела Светлану на тропочку. Светлана шла, вздернув испачканные малиной губы. Аниске было невесело. Ну что ж – значит, дружбе опять конец. Очень хотелось заплакать, но Аниска крепилась, и светлые глаза ее блестели от удержанных слез. Ну пусть Светлана не разговаривает с ней, пусть не водится. Все равно Аниска больше не знает, что еще для нее сделать.

Обратный путь показался еще длиннее. Светлана скоро начала уставать. Она останавливалась, пристраивала кринку где-нибудь возле пенышка, обмахивалась вышитым фартуком, вытирала пот со лба. А потом снова со вздохом брала кринку и молча шла дальше.

Там, где тропочка через овраг пошла в гору, Аниска нерешительно предложила:

– Давай, я твою малину понесу?

Светлана, не глядя, протянула ей кринку, и Аниска сразу повеселела.

Прошли болотце, и сухую валежину, и рыжий муравейник… Сквозь деревья замелькало светло-желтое поле.

– А хочешь, я тебе свою малину отдам? – сказала Аниска. – Мне ничуть не жалко. Ничуть даже!

Светлана потрясла косичками:

– Нет, спасибо.

Хоть и скупо она разговаривала, но все же Аниска заметила, что голос ее стал помягче и синенькие глазки глядят приветливей.

У околицы Светлана повернулась к ней:

– Ну, теперь давай. Сама донесу.

Аниска отдала кринку. Вот сейчас уйдет ее капризная подружка, как тогда с ней помириться?

– А хочешь, я тебе яблоков из сада принесу?

Светлана с усмешкой покосилась на нее:

– Утащишь?

– Нет. Не утащу. У сторожа выпрошу. Возьмешь?

– Не возьму. Это нищие выпрашивают.

Несколько шагов прошли молча.

– А если я ронжу поймаю, – вдруг сказала Аниска, – возьмешь?

Светлана фыркнула:

– Так и поймала!

– А если поймаю?

– Ну поймай.

– А возьмешь?

– Возьму.

– Ну так я поймаю. Поймаю, вот увидишь. Пойду и поймаю!

В эти дни в своих скитаниях по лесу Аниска увидела, что многое в лесу изменилось. На полянках уже не было ягод. Облетели малиновые цветы иван-чая. И злое деревце – волчье лыко – украсилось яркими, алыми ягодами. Если попробуешь такую ягоду, на языке вздуется пузырь. А если съешь этих ягод побольше, то замучаешься и умрешь. Среди вершин еще порхали птицы, но песен уже совсем не было слышно. И Аниска с неясной тревогой и печалью поняла, что лето проходит…