Мы с Витькой(Повесть) - Бедарев Олег Кельсиевич

— Чего нет, того нет, — соглашается Витька, перекатывая очередную картофелину из одной ладони в другую.

— То-то же, будете вспоминать нашу картошку, — продолжает Ванюшка. — У нас еще и не то есть. Знаешь, как из фуражки зеркало делать?

— Нет, — простодушно отвечает Витька.

— Хошь покажу?

— А как это?

— Давай свою кепку.

— Испортишь еще…

— Честное слово, не испорчу, — клянется Ванюшка.

Витька подает свою серую кепку, а Ванюшка вертит ее в руках и разочарованно говорит:

— Ничего из нее не выйдет, больно светлая.

— На мою, — с готовностью протягивает свою черную фуражку Петька.

— Это другое дело…

Мне кажется, что готовится какой-то подвох, и я готов тихонько толкнуть Витьку в бок, предупредить, но Петькин жест с кепкой несколько успокаивает меня. Я с любопытством наблюдаю, что будет дальше.

— Только, ребята, не смейтесь, — серьезно говорит Ванюшка, — этот опыт вроде бы физический, обман зрения, и, если смех будет, ничего не выйдет…

Он оставляет у себя серую кепку, а фуражку отдает Витьке и велит ему повторять каждое свое движение. Он уверяет, что через некоторое время, взглянув в донышко фуражки, Витька увидит свое отражение, словно в зеркале. Начинаются сложные манипуляции. Витька внимательно следит за Ванюшкой и повторяет все его движения. Кое-кто из ребят не выдерживает и смеется.

— Так ничего не выйдет! — сердито заявляет Ванюшка и откладывает кепку в сторону.

— Не мешай же! — шумят ребята на провинившегося Петьку.

И тот падает на землю, уткнувшись в ладони лицом.

— Валяй, Ваня…

— Давай, он больше не будет…

Ванюшка наконец соглашается, берет в руки кепку и снова начинает сложные движения. Вот он проводит по донышку кепки, а потом по щеке. Витька в точности повторяет Ванюшкины движения, и я вижу, что на его щеке остаются следы сажи от всех четырех пальцев. Ясно, что дно фуражки, которая находится в руках у моего друга, вымазано сажей. Но Витька этого не замечает и продолжает разрисовывать свою физиономию сажей во всех направлениях.

— Ну, теперь гляди! — командует Ванюшка.

Витька смотрит в дно фуражки и, конечно, ничего не видит. Он обводит взглядом хохочущих ребят и только теперь начинает догадываться, что его разыграли.

Наше безудержное веселье, видимо, спугнуло соловья. Он улетел, и теперь его песня доносится откуда-то издалека. А у нас начинается чаепитие. Котелок с душистым малиновым настоем переходит из рук в руки. Каждый, сделав два глотка, передает котелок дальше. Теперь наши руки похожи на Витькины во время опыта, так как котелок весь закопчен.

— Витька, может, в дно котелка поглядишь? — подмигивает Петька.

— Ладно тебе! — сердится тот, но потом и сам улыбается.

Тут я тоже решаю провести опыт. Но, чтобы не спугнуть Ванюшку, подготовить его, начинаю издалека.

— Ты вот смеялся, в шутку опыт показывал, — серьезно говорю я, — а знаешь, как на небе созвездие Водолея отыскать?

Ванюшка осторожен, молчит, обдумывая вопрос со всех сторон, стараясь предусмотреть все заложенные в нем мины. Но ведь я не один, и добровольные помощники сейчас же включаются в работу.

— Есть такое созвездие, нам учитель говорил, — подтверждает Мишка, — оно в знаках Зодиака…

— Правильно, — отвечаю я, хотя сам об этом знаю очень мало. — А где оно на небе?

— Большая Медведица — вот она, — показывает Ванюшка, начиная помаленьку клевать на мою удочку.

— Медведицу всякий знает, даже первоклассник. А я говорю — Водолей.

Теперь я начинаю давать объяснения солидно, лекторским тоном, а все кругом молчат, внимательно слушают. Я чувствую, что бдительность Ванюшки притупляется, и подвожу его к опыту.

— Невооруженным глазом это созвездие увидеть почти невозможно, но в особо темные, безлунные ночи из глубокого колодца… — выкладываю я свои небогатые астрономические познания.

— Только из глубокого колодца? — спрашивает Ванюшка, окончательно проглотив мою наживку.

— Можно попробовать через рукав, — подумав, отвечаю я.

Ванюшка колеблется. Но любопытство берет верх. Да тут еще Мишка с Володькой вызываются первыми взглянуть на Водолея. Ванюшка решается.

Не проходит и полминуты, как он через рукав собственной телогрейки смотрит в темное небо. А я в тот же рукав выливаю целый котелок речной воды вместе с остатками малиновой заварки.

— Видал Водолея? — корчась от смеха, спрашивает приятеля Петька.

Смех постепенно затихает. Умолкают разговоры. Мы все разбредаемся по берегу и приносим по охапке сушняка. Когда я снова усаживаюсь около костра, то чувствую, как устало смыкаются мои глаза, И я не могу больше бороться со сном.

Утром мы с Витькой не ушли из полевого стана, как намеревались, и снова целый день простояли на скирдовке соломы. Не ушли мы и на следующее утро. К концу третьего дня в стане появился Василий Никанорович, приехал на подводе с горючим.

Первым делом он подошел к трактористу и поговорил о чем-то с ним. Потом они вместе, словно доктора, со всех сторон выслушали мотор. Перейдя к молотилке, долго и внимательно осматривали и выслушивали ее.

— Дядя Вася! — закричали мы сверху, когда он подошел близко к скирде.

— Э-э, вот вы куда забрались! — с улыбкой закричал он и начал карабкаться на скирду.

— Мы уже третий день работаем, — с удовольствием доложил я нашему тренеру.

— Да вы, я смотрю, совсем молодцы! — похвалил он, и в этих словах я услышал новый оттенок: дядя Вася был доволен нами.

— Мы и на пожаре работали, — сообщил с гордостью Витька.

— Это я знаю, люди говорили…

«Значит, замечают люди», — невольно подумал я.

— Сегодня домой пойдем. Я за вами зайду к вечеру, — сказал Василий Никанорович, спрыгивая со скирды.

Снова мы на мельнице. После трехдневного отсутствия я подходил к ней с тревожно замирающим сердцем. Хотелось скорее увидеть деда Никанора, бабку Аграфену, увидеть знакомые места: лавы, плотину, дом на горе, шумливое мельничное колесо, реку. А еще хотелось увидеть мамино письмо. Я даже представил себе конверт с кругленькими буквами, написанными ее рукой.

И мои ожидания не были напрасными: в моих руках мамино письмо.

Только теперь я совершенно ясно понимаю, что тосковал я вовсе не по мельнице и не по реке. Я понял, что меня уже давно тянет в далекую Москву, домой, к маме. Как же мне скучно без нее! Я читаю и перечитываю мамино письмо, и все в нем мне кажется необыкновенным.

«Дорогой мой, я наскучалась без тебя и жду не дождусь, когда ты вернешься домой. Деньги на дорогу перевела на имя Василия Никаноровича. Большой ему привет и благодарность. Кланяйся его родителям. Хоть я их и не знаю, но думаю о них с неизменным уважением.

Надеюсь скоро обнять и поцеловать моего единственного…»

Через два дня мы с Витькой уезжаем. Василий Никанорович выдает нам деньги на билеты и на дорогу.

— Лошадь бы взял в колхозе да проводил ребятишек, — ворчит бабка Аграфена, занятая около печки приготовлением нам в дорогу своих знаменитых ватрушек.

— Ребята молодые, — смеется дядя Вася, — ноги крепкие. Пешком добегут до станции, здесь рядом.

— Дойдем, — подтверждает Витька.

— И отвезти бы можно, — вставляет дед Никанор.

— Ничего, ничего, время горячее, в колхозе каждый конь на учете. Правда, Сергей?

Я, конечно, соглашаюсь, но знаю, что, если бы дядя Вася захотел, нашлась бы и лошадь, а то и полуторка. Тут, как я понимаю, есть другие причины. Потому дядя Вася и провожать нас не хочет. Один Сенька отправляется с нами на станцию.

Ну что ж, мы постараемся доказать нашему тренеру, что кое-чему научились за эти два с половиной месяца.

А то, что дядя Вася не будет с нами, пожалуй, даже и лучше. Я так боюсь разговоров о нашей дурацкой экспедиции в северные моря! Вдруг Василий Никанорович заговорит об этом при Сеньке? От стыда сгоришь! Сенька лучше всех знает, что мы можем и чего не можем.