Юлия Кузнецова - Дом П

Прошло три дня. Главный врач реанимации оказался прав – сильный организм бабушки Жени и правда поборол болезнь! Она пришла в себя, и её перевели в общее отделение.

Папа спал в машине, когда ему позвонил главный врач и сказал, что с его мамой всё в порядке.

– Ура! – воскликнул папа, выскочил из машины и помчался в общее отделение.

Дракончик поспешил за ним.

– Не смей! – рычал он, выдыхая облако дыма. – Не ходи к ней, она тебя не любит! Не любит! Ты ей не нужен!

Но папа бежал как сумасшедший. В коридоре он споткнулся о порог и растянулся посреди отделения. Дракончик настиг папу, уселся ему на грудь и сказал:

– Раз ты меня не слушаешься, вот тебе!

И пыхнул дымом папе в глаза.

– Помогите! – воскликнул папа, прикрывая лицо.

К нему тут же подкатили два старичка на инвалидных креслах, убедили подняться, спросили, к кому он пришёл.

– А, к Спящей Красавице! – обрадовался один из старичков.

Оказывается, бабушку Женю в этом отделении уже знали и, раз она спала в реанимации целых три дня, её прозвали Спящей Красавицей.

Старички помогли папе добраться до палаты бабушки Жени. Дракончик держался на расстоянии, но, как только папа вошёл в палату и за ним закрылась дверь, он снова бросился на папу. Подпрыгнул повыше и вцепился папе в волосы.

– Больно! – закричал папа, хватаясь за голову.

Бабушка Женя, дремавшая в палате, открыла глаза и увидела своего сына Серёжу, который держался за голову и плакал как маленький. А на голове, вцепившись когтистыми лапами в волосы, сидел злой дракончик. Бабушка Женя была ещё очень слаба, но всё же отбросила одеяло, вскочила с кровати, подбежала к папе и сдёрнула с него за хвост маленького дракончика. Схватила за шкирку и отшлёпала по попе. Дракончик зарыдал. Тогда бабушка Женя опомнилась, посадила дракончика на пол, села рядом с ним и сказала:

– Прости… Прости, пожалуйста, что я тебя отшлёпала. Просто ты напал на моего сыночка и сделал ему больно…

Она погладила дракончика по голове. От ласки бабушки Жени дракончик уменьшался, уменьшался и в конце концов превратился в крошечную зелёную ящерку с глазками-бусинками, которая замерла и, как только бабушка Женя перестала её гладить, побежала к подоконнику и юркнула в щёлочку между створками.

– Мама, – растерянно сказал папа, – спасибо…

А бабушка Женя протянула к нему руки и крепко его обняла.

В тот же день к бабушке Жене пришли гости. Первые – Таня, Вика и Тиночка. Девочки долго и крепко обнимали бабушку, а затем подарили ей – чуть заранее – подарок на Восьмое марта. Это были билеты: на автобус, на электричку, а ещё на метро. Все три билета были нужны, чтобы добраться из санатория до дома. И девочки всей душой желали, чтобы бабушка Женя воспользовалась билетами и вернулась. Мама Таня была с ними полностью согласна.

– Теперь я не в санатории, а в больнице, – посмеиваясь, сказала бабушка Женя, – это ещё дальше, четвёртый билет нужен!

– Никаких билетов не нужно! – воскликнул папа. – Я отвезу тебя на машине, как только разрешат! В тот же день, в ту же секунду. Прости меня… Я не понимал, как важно, чтобы ты была рядом… Я так тебя люблю…

– Ой, – послышался за дверью голос бабушки Лиды, – кажется, мы не вовремя.

– Заходите-заходите! – закричала Тиночка. – Стёклышко моё не потеряли?

– Как можно, – с укором произнесла бабушка Лида, обнимая её, пока инженер дарил бабушке Жене большой букет огненно-рыжих, как солнце, тюльпанов, – я даже прихватила его с собой. Оставлю у Женьки, на счастье, чтобы стёклышко помогло ей поскорее выбраться отсюда.

А ещё бабушка Лида объявила, что они с инженером собрались пожениться. Она простила ему его бесконечную болтовню – ведь он спас её лучшую подругу, – и решила, что, раз бабушка Женя уезжает из санатория, инженер – не такая уж плохая компания, чтобы жить вместе.

– Мы тоже решили уехать, – поделилась с подругой бабушка Лида, когда все поздравили её и пожали руку инженеру, – поселимся где-нибудь рядом с вами, будем ходить к тебе, Женя, в гости. Конечно, как только тебя выпишут.

Бабушку Женю почти вылечили. Но дым, который попал бабушке Жене в лёгкие, повредил горло, и она говорила очень тихо. Теперь все внимательно слушали её, боясь пропустить хоть слово.

Наконец настал день возвращения, и папа забрал бабушку Женю домой, где её ждали плакаты, нарисованные Викой и Тиной, и рогалики, ни капельки не подгоревшие, испечённые мамой Таней.

Вот только грушу свою бабушка Женя больше не увидела! Теперь ей нельзя было заниматься боксом – врачи опасались, что это может повредить её лёгким, пострадавшим от дыма. Так что грушу из бабушкиной комнаты увезли. Однако папа нашёл такой вид спорта, который никак не мог лёгким повредить: занимаясь им, нужно было делать дыхательную гимнастику. Этот вид спорта назывался айкидо. Бабушка Женя была довольна айкидо – оно оказалось японским боевым искусством, а такое было ей по нраву. Но больше всего она была довольна тем, что с ней на занятия ходил папа Серёжа. Он пошёл на айкидо с бабушкой Женей, чтобы она не стеснялась, что старше всех в группе. А потом решил, что айкидо с бабушкой Женей – это гораздо интереснее игры в сквош с Мишей.

И вообще, папа Серёжа тоже был очень доволен: бабушка Женя теперь всегда была рядом, и, вздумай дракончик вернуться, она бы легко справилась с ним, применив приёмчик айкидо.

По вечерам бабушке Жене звонил Валерьич – читал стихи. Стихи у него в последнее время были про прекрасную спортсменку, которая занимается айкидо, поэтому бабушка Женя слушала их с большим удовольствием.

Наверное, всем интересно знать, куда же девался директор Миша при пожаре? Я отвечу: он ел шоколадные конфеты с женьшенем. Но поскольку много женьшеня есть нельзя, у него здорово разболелся живот. Старички пожалели бедного директора и принесли ему плакат – чтобы он тоже немного пальцами порисовал. Говорят, после этого директор многое в санатории поменял. И лампочки в коридоре повесил, и ключи от замков на решётках всем раздал. Открыл студию пения, танцев и оригами и на порог не пускает молодых людей из социального центра, разносящих приборы «Вепрь».

Говорят, плакат стоит у него в кабинете, и он часто приглашает к себе старичков со старушками – порисовать вместе пальцами, окуная их в гуашь. Но, может быть, так только говорят…