Пауло Коэльо - НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

– Идем? – спрашиваю я.

– Ну конечно! Положись на меня.

И проникнув в отверстие, проделанное рядом с водопадом, мы начали спуск. Нас окружала тьма, но мы знали, куда идем, – и ведь он просил положиться на него.

«Благодарю Тебя, Господи, – думала я, пока мы все глубже проникали в лоно земли. – Ибо я была заблудшей овцой, Ты же вернул меня в стадо. Ибо жизнь моя была мертва, Ты же возродил ее. Ибо любовь давно не жила в моем сердце, а Ты вновь одарил меня ее благодатью».

Я держалась за плечо моего возлюбленного, и он направлял мои шаги по темным дорогам, зная, что скоро вновь воссияет нам свет и возрадуемся мы. Очень может быть, что грядущее переменит роли – я, вооружась такой же любовью и такой же уверенностью, буду вести его, пока не окажемся в месте безопасном, и тогда мы отдохнем.

Мы шли медленно, и пути этому, казалось, не будет конца. Может быть, этот новый ритм знаменует собой окончание целой эпохи в моей жизни – когда ни единый лучик света не озарял ее. Шагая по этому тоннелю, я вспоминала, сколько же времени убила впустую, сидя сиднем на одном и том же месте, пытаясь пустить корни в почву, на которой ничего не растет и вырасти не может.

Но Господь милосерден, и вот я обрела вновь и былое воодушевление, и радость бытия, и приключения, о которых мечтала, и человека, которого, сама того не зная, ждала всю жизнь. Я не испытывала никаких угрызений совести оттого, что он бросил семинарию, – я помнила, как отец-настоятель сказал, что есть разные способы служить Богу, а наша любовь умножит эти способы. С этой минуты и я получаю возможность служить и помогать – и все это благодаря ему.

Мы выйдем к людям, он будет вселять мир в их души, я – в его.

«Благодарю Тебя, Господи, за то, что помог служить Тебе. Научи, как быть достойной этой чести. Даруй мне силы стать частицей его предназначения, идти рядом с ним по земле, возродить мою духовную жизнь. Пусть станут наши дни такими, как были эти, – пусть будем мы переходить из края в край, исцеляя больных, утешая отчаявшихся, неся слово любви Великой Матери ко всем нам».

Внезапно вновь стал слышен шум водопада, путь наш осветился, и черный тоннель сделался одним из прекраснейших мест на Земле. Мы находились внутри огромной – размерами с кафедральный собор – пещеры. Три стены ее были из камня, четвертую образовывала стена воды, падающей с высоты в сине-зеленое озеро у наших ног.

Лучи заходящего солнца пронизывали ее, и мокрые камни сверкали.

Не произнося ни слова, мы в изнеможении привалились к стене.

В детских наших играх, в ребяческих фантазиях это место было сокровищницей, где пираты хранили награбленное. Теперь оно стало чудом Матери-Земли: я чувствовала, что нахожусь в ее лоне, я знала – Она здесь, три ее каменных стены защищают нас, а четвертая, водяная, – смывает с нас грехи.

– Спасибо, – произнесла я вслух.

– Кого ты благодаришь?

– Ее. И тебя, ставшего орудием Ее воли, вернувшей мне былую веру.

Он подошел к берегу подземного озера. Поглядел на сине-зеленую воду и улыбнулся.

– Иди сюда.

Я приблизилась.

– Мне надо рассказать тебе то, чего ты еще не знаешь.

Эти слова встревожили меня, но взгляд его оставался покоен, и я успокоилась тоже.

– Каждый человек, сколько ни есть их на Земле, наделен даром, – начал он. – У одних он проявляется сам собой, другим надо приложить усилия, чтобы отыскать и выявить его. Я, например, трудился все те четыре года, что провел в семинарии.

Теперь, если вспомнить словечко, которое употребил он в тот день, когда старик-сторож хотел преградить нам путь в часовню, мне следовало «подыграть» ему.

Надо было сделать вид, что я ничего не знаю.

«Ничего страшного», – подумала я, а вслух, желая выиграть время, чтобы получше сыграть свою роль, сказала:

– И что же ты делал в семинарии?

– В общем, это неважно, – ответил он. – Важно, что я сумел развить и укрепить свой дар. Когда Господь того хочет, я способен исцелять недуги.

– Но это же замечательно! – воскликнула я, притворяясь удивленной. – Нам не надо будет тратить деньги на врачей.

Однако он не улыбнулся моей шутке. И я почувствовала себя дурой набитой.

– Я развил мои дарования благодаря харизматическим ритуалам, которые ты видела. В ответ на мою молитву Святой Дух нисходил ко мне и осенял меня, я лечил больных наложением рук и исцелял их. Вскоре молва об этом распространилась по всей округе, и с утра у монастыря выстраивалась длинная вереница страждущих, недужных, увечных, которые ждали от меня помощи. В каждой гноящейся и зловонной ране виделись мне язвы Иисуса.

– Я горжусь тобой, – прошептала я.

– Многие в монастыре были против этого, но отец-настоятель оказывал мне неизменную поддержку.

– Мы продолжим это. Вместе пойдем по свету. Я буду промывать раны, ты – благословлять их, а Господь – являть Свои чудеса.

Он отвел от меня взгляд, устремил его на озеро. Как в ту ночь в Сент-Савене, когда мы пили с ним вино у колодца, я ощутила рядом некое присутствие.

– Я уже рассказывал тебе, но повторю, – продолжал он. – Однажды ночью я проснулся. Моя келья была ярко освещена. Я увидел лик Великой Матери, Ее взгляд, исполненный любви. С той минуты Она стала являться мне время от времени. Я не могу призвать Ее, но иногда Она предстает мне.

А сам я тогда уже был в числе истинных преобразователей Церкви. И твердо знал: мое земное предназначение – не только исцелять недуги, но и пролагать пути, по которым придет в мир Бог-Женщина. Укрепится женское начало, вновь воздвигнется столп Милосердия – и Храм Мудрости вознесется в сердцах человеческих.

Я глядела на него неотрывно. Лицо его, минуту назад выражавшее такое напряжение, смягчилось.

– Это предполагало свою цену, и я был готов платить.

И он замолчал, словно не зная, что сказать.

– Что значит «был»? – спросила я.

– Путь Богине мог бы быть проложен лишь словом и чудом. Но наш мир устроен не так. Все окажется труднее. Будут слезы, непонимание, страдание.

«Это работа отца-настоятеля, – мелькнуло у меня в голове. – Это он постарался вселить в его сердце страх. Но я стану для него утешением и ободрением».

– Это путь не страдания, а славы, – ответила я.

– Большая часть людей все еще не доверяют любви…

Я чувствовала – он хочет, но не может что-то высказать мне. Быть может, ему надо прийти на помощь?

– Я думала об этом, – перебила я. – Тот, кто первым покорил высочайшую вершину Пиренеев, понял, что жизнь без риска лишена благодати.

– Что ты знаешь о благодати?! – воскликнул он, и я увидела, что спокойствие вновь покинуло его. – Одно из имен Великой Матери – Пресвятая Дева Благодатная, и ее руки щедро осенят благословением каждого, кто умеет принимать его.

Нам не дано судить о жизни других людей, ибо каждый знает свое собственное страдание и проходил через собственное отречение. Одно дело – считать, что ты нашел верный путь, и совсем другое – уверять себя и других в том, что этот путь – единственный.

Иисус сказал: «В доме Отца моего обителей много». Дар есть благодать. Но благодати полна и просто достойная жизнь, где есть труд и есть любовь к ближнему. У Марии был на Земле супруг, который сумел показать ценность безымянного труда. Оставаясь в тени, он обеспечил крышу над головой и пропитание своей жене и сыну и дал им возможность свершить то, что они свершили. Его труды важны не менее, хоть почти никто не оценил их по достоинству.

Я промолчала. Он взял меня за руку.

– Прости, я резок и нетерпим.

Я поцеловала его ладонь и прижалась к ней щекой.

– Я хочу объяснить тебе вот что, – сказал он, и на его лице появилась улыбка. – С той минуты, как мы вновь встретились с тобой, я понял, что не смогу обречь тебя на страдания, а они – неотъемлемая часть моей миссии в этом мире.

Я почувствовала беспокойство.

– Вчера я солгал тебе. Солгал в первый и последний раз. Я сказал, что иду в семинарию, а на самом деле поднялся на гору и говорил с Великой Матерью.

Я сказал ей, что если Она захочет, я отдалюсь от тебя и продолжу идти своей стезей – с толпой больных у двери, с поездками глубокой ночью, с непониманием тех, кто хочет отвергнуть веру, с глумливыми взглядами тех, кто не верит, будто любовь приносит спасение. Если так пожелает Великая Мать, я откажусь от самого дорогого – от тебя.

И вновь в этот миг припомнился мне отец-настоятель. Он оказался прав. В то утро был сделан выбор.

– Но все же, если можно сделать так, чтобы миновала меня чаша сия, я обещаю служить миру через посредство моей любви к тебе.

– Что ты говоришь? – в испуге спросила я. Но он словно и не слышал.

– Чтобы доказать крепость своей веры, не нужно сдвигать горы, – продолжал он. – Я готов в одиночку принять и вытерпеть страдание, но – не затем, чтобы разделить его с тобой. Если я пойду прежней стезей, у нас с тобой никогда не будет дома с белыми занавесками на окнах, глядящих на горы.