Пауло Коэльо - НА БЕРЕГУ РИО-ПЬЕДРА СЕЛА Я И ЗАПЛАКАЛА

Подойдя к дверям, мы заметили, что очень много народа – чуть ли не все обитатели этого маленького городка – направляются к церкви. Я подумала, что это, быть может, последний целиком католический город в Испании – оттого, наверное, что мессы здесь проходят так весело и оживленно.

Садясь в машину, мы увидели траурный кортеж. Несли на руках гроб. Готовилось отпевание. Когда похоронная процессия вошла в двери храма, музыканты оборвали мелодию фламенко и заиграли реквием.

– Господи, упокой душу усопшего раба твоего, – перекрестясь, сказала женщина.

Я сделала то же и продолжала:

– Вот это и было знамением. Нам было возвещено, что конец всякой истории неизменно печален.

Женщина взглянула на меня и ничего не сказала. Потом вышла и тут же вернулась со стопкой бумаги и ручкой.

– Пойдем-ка наружу. Мы вышли. Рассветало.

– Дыши глубже, – попросила она. – Пусть утренняя свежесть проникнет в твои легкие, разбежится по крови. Ты вчера чудом осталась жива.

И судя по всему, ты и сама не понимаешь смысл той истории, которую только что мне рассказала. Ты увидела лишь ее печальный конец и забыла те счастливые мгновения, что были в церкви. Забыла, как показалось тебе – небеса спускаются на землю. Забыла, как думала – хорошо проживать все эти мгновения вместе и рядом с… – она помедлила и договорила, улыбнувшись и подмигнув:

– …твоим другом детства. Помнишь слова Иисуса: «Пусть мертвые хоронят своих мертвецов». Ибо Он знал, что смерти нет. Жизнь была до того, как мы появились на свет, и пребудет после того, как мы этот свет оставим.

У меня на глаза навернулись слезы.

– И то же самое происходит и с любовью, – продолжала она. – Она существовала раньше и будет существовать вечно.

– Мне кажется, вы знаете мою жизнь, – сказала я.

– У всех любовных историй – много общего. И мне в свое время пришлось пройти через это. Но я этого не помню. Помню, что любовь воскресла и вернулась в облике другого человека, новых надежд, новой мечты.

Она протянула мне бумагу и ручку.

– Напиши все, что чувствуешь. Извлеки эти чувства из своей души, излей их на бумагу, а потом выбрось. Легенда гласит, будто в Рио-Пьедра такая холодная вода, что все, попадающее в воды этой реки, – листья, насекомые, птичьи перья – со временем превращается в камни, устилающие ее русло. Как знать, может быть, полезно будет бросить в стремнину и страдание?

Она поцеловала меня и сказала, что, если захочу, могу вернуться к обеду.

– Не забудь! – крикнула она мне вслед. – Любовь пребудет вечно. Меняются возлюбленные.

Я засмеялась, она помахала мне рукой.

Я долго глядела на реку. Плакала до тех пор, пока не почувствовала – слезы иссякли.

И тогда я начала писать.

День, и другой, и третий я писала. Каждое утро приходила я на берег реки. Ближе к вечеру появлялась та женщина и, взяв меня за руку, уводила к себе – в свою келью в старом монастыре.

Она стирала мою одежду, готовила немудрящий ужин, говорила о пустяках, укладывала меня спать.

Однажды утром, когда работа моя близилась к завершению, я услышала – подъехал автомобиль. Сердце мое замерло, потом заколотилось, но я не хотела верить тому, что оно говорило мне. Я уже чувствовала себя свободной от всего, я была готова вернуться в мир и снова стать его частью.

Самое трудное уже минуло, оставив по себе светлую печаль.

Но сердце не обмануло меня. Не поднимая глаз от рукописи, я ощутила присутствие, услышала его шаги.

– Пилар, – произнес он, садясь рядом.

Я не отозвалась. Продолжала писать, но мысли уже разбредались, и собрать их мне было не под силу. Сердце билось, трепыхалось так, словно хотело выскочить из груди, кинуться ему навстречу. Но я не пускала.

Он сидел, глядя на реку, а я без остановки водила пером по бумаге. Так прошло все утро – никто из нас не произносил ни слова, – и я вспомнила безмолвие той ночи у колодца, когда мне внезапно открылось – я люблю его.

Руку свело от усталости, и я остановилась. Тогда он сказал:

– Когда я вышел из пещеры, было уже темно, и я потерял тебя из виду. Поехал в Сарагосу. Потом – в Сорию. Я исколесил бы весь мир, отыскивая тебя. Вернулся в монастырь Пьедра и тут встретил женщину. Она сказала мне, где ты. И добавила, что все эти дни ты меня ждала.

Слезы выступили у меня на глазах.

– Я останусь рядом с тобой, пока ты будешь сидеть здесь на берегу. А когда пойдешь спать – лягу у порога. А если уедешь в дальние края – последую за тобой.

Так будет до тех пор, пока ты не скажешь: «Уходи». Тогда я уйду. Но все равно буду любить тебя всю жизнь.

Я уже не могла скрывать слезы. Он тоже плакал.

– Хочу, чтобы ты знала… – начал он.

– Не говори ничего. Вот, прочти, – ответила я и протянула ему стопку исписанных листков.

Весь день до вечера я смотрела на реку. Женщина принесла нам бутерброды и вина, сказала что-то насчет погоды и снова оставила нас наедине. Не раз он прерывал чтение и в глубокой задумчивости устремлял невидящий взгляд к горизонту.

Мне захотелось пройтись по лесу, взглянуть на маленькие водопады, на склоны гор – каждый из них хранил свою легенду, каждый был исполнен тайного смысла. На заходе солнца я вернулась туда, где оставила его.

– Спасибо, – произнес он, протягивая мне рукопись. – И прости.

На берегу Рио-Пьедра села я и улыбнулась.

– Твоя любовь спасла меня и возвратила к моим мечтам, – продолжал он.

Я продолжала сидеть молча и неподвижно.

– Помнишь псалом 137-й? – спросил он.

Я покачала головой. Мне было страшно размыкать уста.

– При реках Вавилона…

– Да-да, конечно, помню, – сказала я, чувствуя, что мало-помалу возвращаюсь к жизни. – Там говорится об изгнании. О людях, повесивших свои арфы на ветви деревьев, ибо не могли играть то, чего просило сердце.

– Но потом, отплакав, со светлой печалью вспомнив землю своих снов, псалмопевец обещает себе самому:

Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня десница моя.

Прилипни язык мой к гортани моей,

Если я забуду тебя, Иерусалим.

Он снова улыбнулся:

– Я уже начинал забывать это. Ты заставила меня вспомнить.

– Как ты думаешь – вернется к тебе твой дар? – спросила я.

– Не знаю. Но Господь всегда давал мне вторую попытку. Он дает мне тебя. И ты поможешь мне вновь обрести мой путь.

– Наш путь, – поправила я.

– Да, наш.

Он взял меня за руки, помог подняться с земли.

– Собери свои вещи. Едем. Сами собой мечты явью не станут.

Январь 1994 г.