Владимир Степаненко - Компасу надо верить

Так я сказал Насте. Почему она обиделась на меня? Я сказал правду!

Пропало всякое желание писать. Настя должна уехать! Лучше бы уезжал кто-нибудь другой. Из всей Встреченки Настя — самый лучший друг!

Стерто еще одно белое пятно. Может быть, мне стать исследователем Арктики? Нет, не изменю мечте. Я буду летать!

Здорово, сегодня в 12 часов 15 минут по Московскому времени наш санно-тракторный поезд прибыл в район Южного географического полюса.

От станции «Мирный» прошли более двух тысяч километров по снегам в страшный мороз!

Короткие холодные зимние дни казались бесконечно долгими. Через затянутое морозом окно не видно улицы. Напрасно я часто смотрю в него. Дома поселка ушли от школы в степь и жили своей обособленной жизнью.

На другой день в класс вбежала испуганная Зина Кочергина. На секунду задержалась на пороге, глотнула воздух и, надув щеки, выпалила:

— Юра Мурашкин, тебя директор вызывает!

Пока я пытался представить, что натворил, и старался вспомнить свои отметки в дневнике, Зина перевела дух. Внимательно осмотрела ребят. Вдруг взгляд ее остановился на звеньевом:

— Федя Зайцев, и тебя требуют!

— Меня? — голос у Феди осекся. По лицу звеньевого пошли красные пятна. Федя скоро пришел в себя и спросил:

— Юра, зачем нас вызывают?

— Не знаю.

— Может быть, Витька Лутак пожаловался? Джека хочет отобрать?

— Пусть попробует!

«Почему я сразу не подумал о Джеке? — тревога не давала мне успокоиться. — Он сам прибежал в сад. Настя видела раны. Пусть у дяди Макария спросит! Не получит Витька Джека!»

Я дождался Федю. Выходя из класса, оглянулся. Насти Вяткиной не было за партой. «Опаздывает? Не знает, что меня вызывают к директору!»

Я старался вспомнить все свои проступки. Занятый собой, забыл о Насте. Вдруг страшная догадка, как молния, обожгла меня. Сергея Даниловича арестовала милиция. Насте стыдно, она не придет в школу.

Ребята всем классом провожали нас с Федей к директору.

Мы остановились перед высокой дверью директорского кабинета. Федя положил ладонь на дверную ручку. Я тяжело вздохнул и постучал.

За дверью послышался глухой голос Андрея Петровича.

— Держись, Юрка! — кто-то из мальчишек хлопнул меня по спине.

Несколько раз мне приходилось бывать в этом кабинете. Справа высокая этажерка с книгами, на стене большая географическая карта. Перед высокой печкой поленница дров. Горьковато пахло сосной.

Директор что-то дописал и поднял голову.

— Садитесь, ребята. Расскажите мне, как все вчера произошло на реке?

Мы переглянулись с Федей. Я облегченно вздохнул. Разговор пойдет не о Джеке.

— Как удалось спасти Тарлыкова?

— Мы с Вяткиной катались на санках, — начал я рассказывать, — слышим — кричат на реке. Обогнули кривуль, а это Вовка Тарлыков в полынье. Держится за край льда, а выбраться никак не может. Пополз я к нему, а дотянуться не могу. Настя слегу мне подала. Не знаю, где она ее взяла.

— Вяткина? И не испугалась?

— Нет, Настя не трусиха.

— Да, хороший она товарищ. Будьте к ней внимательны. Отца у нее арестовали за хулиганство. Вы знаете?

— Знаю, — твердо сказал я.

— Трудно ей сейчас. Откуда же она взяла слегу?

— Я подал Насте слегу, — оживился Заяц. — Хорошо, что догадался. Уж больно тонкий лед на реке. Побежал, да на льду упал. Настя слегу подпихнула Мурашкину.

— Просто все было! — добавил я.

— Просто… Да… Не все еще пока просто… — нахмурился Колобок. — Помните, ребята, о чем я с вами говорил. Поддержите Вяткину. Она хороший ваш товарищ!

«Откуда Колобок успел все узнать? — подумал я. — Значит, беспокоится».

Не зря я утром несколько раз проходил мимо дома Матрены. Окна в комнате Насти были завешаны одеялами. Вяткины собирались уезжать.

Мы вернулись с Федей в класс. Место Насти за партой по-прежнему пустовало. Настоящий страх овладел мной.

Ирина Капитоновна внимательно посмотрела на нас и открыла классный журнал. Острый карандаш заскользил по странице.

— Вяткина, к доске!

Лучше бы учительница не вызывала Настю.

— Вяткиной нет! — Маша Шустикова доверчиво посмотрела на учительницу, хлопая длинными ресницами.

— Что с ней? — Ирина Капитоновна выжидающе посмотрела на учеников. — Кто из Встреченки?

Над партами поднялся лес рук.

— Мурашкин, ты знаешь?

— Я не заходил…

Настя не пришла в школу и на следующий день. Напрасно я поджидал ее около магазина и в булочной.

В классе не говорили о Насте Вяткиной. Зина Кочергина собирала деньги на подарок Баскету, к которому решили идти в больницу.

— Ребята, у меня рубль двадцать копеек! Что купить Володьке?

— Мятные пряники! — сказала Маша Шустикова, облизывая кончиком языка губы. — Люблю мятные пряники.

— Лучше сливочных тянучек! — сказала Эля Березкина.

— К Вяткиной надо зайти! — Федя торопливо принялся поправлять галстук. — Узнать надо!

— Очень нужно! — Кочерга презрительно скривила губы. — Отца в милицию забрали!

Мне с трудом удалось досидеть до конца уроков. Жалко, что ушла домой Ирина Капитоновна. Мне хотелось ей все рассказать! Не мог отыскать я и Алешку, чтобы с ним посоветоваться, что делать. Мне пришлось воспользоваться попутной машиной. Сильный толчок ногами — и я в кузове.

Встречный ветер обжигал лицо. Мое старое пальто со сбившейся ватой совсем не грело.

Оттирая замерзшие щеки, я вошел в кухню. В печке весело потрескивал уголь.

— Герой, на машине ехал? — спросил дядя Макарий.

— В кузове.

— Юра, садись ужинать! — сказала мама и загремела тарелками.

Почему мама опустила глаза? Может быть, она что-то знает о Насте и ничего мне не говорит?

— Что с тобой, Юра? — спросила тревожно мама. — В школе что-нибудь? Почему молчишь? Ужинать будешь?

Я досадливо махнул рукой, приготовившись выскочить во двор. Мой взгляд был нацелен на вешалку, где висело пальто и заячья шапка-ушанка.

— Ты куда собрался? — дядя Макарий сильной рукой остановил меня. — Надо научиться матери отвечать вежливо. Так что там у тебя стряслось? — широкая ладонь дяди заскользила по моей голове.

— Вас не вызывают… в школу… Довольны… Настя уже три дня не занимается. Я бегал к ним… на окнах одеяла висят.

— Стыдно… от людей прячутся, — сказала мама. — Валентину Васильевну и Настю жалко…

— Они уедут! — выкрикнул я. — Андрей Петрович вызывал к себе в кабинет. Он сказал, чтобы Вяткину не бросали. Настя хороший товарищ!

— Знаю! — медленно сказал дядя Макарий. — За длинным рублем Сергей Данилович гоняется. Исключили мы его из партии… Взял он расчет в карьере, — голос дяди зазвучал требовательно и сурово. — Солдат всегда должен понимать, что он в строю. Забыл он об этом. Сам себя разжаловал из рядовых партии!

— Валентина Васильевна тоже уезжает? — спросила мама, беспокойно крутя на груди пуговичку.

— Не знаю, как она решит. Жена она ему!

«Неужели Настя действительно уедет из Встреченки?»

Вчера первый раз с Алешкой печатали фотокарточки. Стояли и увеличивали по очереди. Учились точно и ровно считать: двадцать три, двадцать четыре… Здорово проявлять! Бумага начинает чернеть, а потом появляется изображение. Три карточки получились особенно здорово! У меня есть снимок Насти!

Учителя словно сговорились. Во всех классах дали задание: написать сочинение про участников Великой Отечественной войны, живущих в поселке и у нас на Встреченке.

Я напишу о папе и его товарищах-танкистах, а потом еще и о дяде Макарии. Заяц говорил, что будет писать о Герое Советского Союза Александре Горобце.

Когда в ноябре отмечали Праздник Советской артиллерии, Алексей сделал доклад. Интересные привел примеры. За три дня на Курской дуге огнем артиллерии было уничтожено более 1500 фашистских танков! Здорово!

В боях под Москвой было по 30 орудий на один километр, а в 1945 уже по 250!

Железная руда — это танки и самолеты! Спутники! Нужна курская магнитная руда! Нужна!

Прикатал фотокарточки к большому стеклу окна, чтобы блестели. Пришел Заяц. Фотокарточки не отрывались. Бегали к Алешке за советом. Надо было фотокарточки подержать в содовом растворе. Придется еще раз увеличивать.

Ирина Капитоновна попросила ее записать в разведгруппу. Будет одиннадцать разведчиков!