Андрей Ефремов - Я успею, ребята!

Гудилин от злости прямо ошалел. Как двинет своим кулачищем!

Он и не понял, что случилось. Юра ему под руку нырнул и чуть-чуть только за рукав его дернул. Так Гудок со своим магнитофоном и посыпался. Свалился и лежит. Думал, наверное, мешок кулаков на него высыплют. Понял, что не на того нарвался.

Юра магнитофон поднял, из сумки вынул.

— Нет, ты послушай, какой звук! Ему, наверное, падать полезно. Ты, друг, знаешь, грохнись с ним пару раз — такая вещь будет! Или помочь?

Гудилин совсем обалдел: ступеньки ногой пинает, а кругом малыши смеются. Юра говорит:

— Это надолго. Пошли, парни!

Вышли на остановку, он меня по плечу хлопнул.

— Слушай, я с этим дефективным все на свете забыл. К твоему отцу сегодня можно зайти?

Юра уже уехал, а мы с Ваньчиком еще на остановке постояли.

— Слушай, — говорю ему, — Ваньчик, почему это всякая сволочь в темпе договаривается, а нормальные ребята так в одиночку и ходят? Это ведь Юре повезло просто, что Гудок сегодня один был.

— Ха, — говорит Ваньчик, — нормальные-то, они и по одному нормальные, а этим-то в одиночку никак.

А все-таки здорово Юра Гудилину нос натянул.

В сентябре диктанты устраивать — это только у нас в школе могут. Тут писать как будто заново учишься, а в диктант таких слов натолкают, что нормальному человеку в голову не придет. Я как про завтрашний день подумал, так сразу «русский» в портфель убрал. Сопротивление бесполезно, я по русскому раньше ноябрьских в форму не вхожу. А у меня еще и по физике сплошной туман образовался. Папа пришел с работы, говорит:

— Напрягайся, отрок.

Хорошо ему говорить «напрягайся» — знать бы как! У нашего физика не угадаешь, к чему готовиться. Вон на прошлом уроке Ваньчику велел свой год рождения в двоичном коде записать. Ну при чем тут физика? Ваньчик всю доску нулями с единицами изрисовал — смотреть страшно. И ведь ничего не скажешь, он нам это дело в прошлом году целый урок объяснял. Записывали.

Папа за дверью кричит:

— Витяй, ты что там, заснул?

Я в коридор выскочил — дядька какой-то незнакомый стоит. Что, думаю, за ерунда, я-то здесь при чем? Потом только увидел: Юра у него за спиной был.

— Вот, — Юра говорит, — Дмитрий Алексеевич, как договаривались. Познакомьтесь.

Тот, который с Юрой пришел, руку папе подает.

— Холстов.

Посмотрел я, как они в комнату пошли, и опять у себя закрылся. Холстов как Холстов. Старше Юры, конечно, а вообще-то, ничего особенного. Я физику отложил, начал по устным готовиться.

За стенкой двумя голосами говорили, потом только папа, а потом такой смех начался, что я взял и вышел.

— Картина следствию ясна, — сказал папа. — Ладно уж, посиди тут, потом доделаешь.

Он, наверное, что-то веселое рассказывал.

— Нет, вы погодите, еще вот история была, когда меня на практику отправили. Там в лаборатории два остряка были, так чего они мне только в приборах не устраивали… Все проверить хотели, соображает студент или штаны просиживает. Один раз капсюль на двух проводочках в осциллограф подвесили. Как бабахнуло, я уж думал — все, до пенсии за прибор не расплатиться. Потом-то сам разобрался: эти оболтусы здорово меня натренировали.

Юра говорит:

— А сейчас вам капсюли не подвешивают?

Папа засмеялся.

— У меня, Юра, теперь и без капсюлей голова другой раз разламывается. Системы на руках сложнейшие, отказы самые неожиданные. Вот и вертись.

Он к Холстову повернулся:

— Вы-то, конечно, представляете себе.

Холстов на стуле поерзал.

— Не знаю, чего Юрка тут про меня наговорил, а я ведь в это ателье только пришел. Ну буквально две недели работаю, понимаете? И надо вот вертушка попалась! Как пластинку до середины проиграет — стоп, звука нет. А все смотрят: как, мол, новенький выкрутится? У меня и схема тут…

— Не надо схему, — папа так внимательно на Холстова посмотрел, — там в звукоснимателе проводок сломан. Изоляция цела, а внутри он сломан. Как до середины диска дойдет, тут и песне конец. Еще что?

И чего это Юра его классным мастером назвал? Как про свой проводок узнал, так и ушел. Ничего больше не спрашивал.

Мы втроем в комнате остались. Юра опять свои блестящие бумаги из портфеля достает. Папа говорит:

— Намек понял. А ты сделай милость, у архаровца пока физику посмотри.

Минут через двадцать папа в комнату заходит.

— Ну и как оно?

— Нормально, — говорим, — чего же тут?

А он Юрину блестящую книжку раскрывает.

— Я, если хочешь, могу все подробно объяснить. А в двух словах так: это, Юра, аппаратура экстра-класса и лучше этого центра я ничего сегодня представить не могу. Даже худшая аппаратура пластинки не портит, а уж про это и говорить нечего. Ты говоришь, из твоих знакомых кто-то купил это?

— Да вроде бы, Дмитрий Алексеевич.

— А ты знаешь, сколько это стоит?

— Не я же покупаю.

— Ну да, конечно, не ты. Только кто они, знакомые твои? Откуда столько денег?

Я у Юры за спиной был. Он на меня оглянулся, покашлял.

— Так ведь, Дмитрий Алексеевич, люди-то по-разному живут. Одни — богатые, другие — бедные.

Папа на чурбак перед Юрой уселся, быстро так на меня посмотрел.

— Ну, с бедными понятно. Нам с Витяем такую музыку не купить, стало быть, бедные. А богатый кто? За какую работу этим богатым платят столько?

Юра тихонько засмеялся, только я-то видел, что совсем ему не смешно.

— За нужную работу платят, Дмитрий Алексеевич. Это только дураки воруют, умным-то деньги сами отдают. А что у кого-то денег много — так в магазинах дорогих вещей вон сколько. Что же они, просто так лежать должны? Это вам, может, не надо, а другим хочется. Сами же понимаете.

— Умный ты, Юра, парень.

Совсем мне не понравилось, как папа с Юрой говорит. Чего он, правда? Ну, купили его знакомые аппаратуру, а он тут при чем? Я подошел и сел рядом с Юрой на свободный пенек. Папа еще Юрину книжку полистал.

— Ладно, братцы, будем жить как умеем.

Дернул меня за ухо и вышел. Юра долго молчал, я уж думал — обиделся, а он меня по коленке хлопнул, смотрю — улыбается. Я обрадовался.

— Слушай, поехали в парк в воскресенье. Нет, правда. Электричкой-то двадцать минут всего. Мы с Ваньчиком полянку знаем: две березы, ну точно как ворота стоят, и народу нет. Постукаем по очереди, а потом полазить можно. Там башня развалившаяся рядом.

Юра сощурился, смотрит куда-то за меня, потом вздохнул:

— Не выйдет с полянкой. Я отцу на прошлой неделе одну штуку обещал в гараже сделать. Сколько откладывать-то?

Меня как понесло:

— Ну ее, башню! Излазили мы ее всю уже. Честное слово! Хочешь, я тебе в воскресенье помогу? Или мы с Ваньчиком придем. Ты не думай, Ваньчик много чего может.

Юра подумал, подумал.

— А правда, приходите, мужики! Веселей будет.

В общем, договорились. А до воскресенья-то два дня еще.

Я же Ваньчика уговорил, а сам проспал. Он нашу любимую остановку вдоль и поперек исходил.

— С ума, — кричит, — сошел! Тут его люди ждут, а он неизвестно где болтается!

Еле успокоился.

Около гаражей шлагбаум и собака пыльная на веревке. Дядька вышел. Кашлял, кашлял.

— Чего вам? — говорит.

А чего нам? Я и говорю:

— Мы к Юре.

Дядька живот чешет, а я вижу: погонит он нас сейчас отсюда за милую душу. И тут — Юра.

— О, — говорит, — привет трудящимся, а я уж думал — не придете.

Он нам из гаража два старых халата вынес.

— Фирма обеспечивает бесплатным обмундированием.

Ему, оказывается, с проводкой помочь надо было. Юра инструменты притащил, деревяшки для пробок.

— Поехали, — говорит.

Так колотили — чуть не оглохли. Потом дядька какой-то в гараж заходит. Посмотрел на нас, посмотрел.

— Здорово, отцы, — кричит, — хозяин где?

Мы стучать перестали, а из-за верстака Юра встает, он там у самого пола дырку долбил.

— Юрка, — говорит дядька, — вон ты где! А машину куда поставил?

Юра рукой куда-то махнул, дядька и ушел. Ваньчик спрашивает:

— Это кто?

Юра из дыры крошки выгреб.

— Близкий родственник, — говорит, — отец.

И опять молотком грохает.

Юра провода к рубильнику нам подсоединять не дал, сам там крутил-вертел. Мы вышли, стоим у ворот, а в гараже напротив Юрин отец разговаривает. Он говорит, а перед ним какой-то мужчина суетится, молнию на куртке туда-сюда гоняет.

— Прямо не знаю, Аркадий Васильевич, как быть-то? Тут подумать надо.

Юрин отец его по плечу хлопнул.

— Ага, только ты долго, мыслитель, не думай. Другие-то не спрашивают, как да откуда. Другие резину берут и спасибо говорят. За полцены же, философ!

Тут Юра с проводами возиться кончил, из гаража выходит.

— Подождите, парни, я сейчас.

Минут через пять к воротам «Жигули» подъезжают, а за рулем-то Юра! Мы с Ваньчиком к нему забрались, Ваньчик говорит: