Андрей Жвалевский - Смерть мертвым душам!

Единственное, что не мог спокойно переносить Фагот, — война. Стоило ему только краем уха услышать о том, что где-то начинается война, он не находил себе покоя и вспоминал то давнее время, когда был свободен, когда выезжал на поле боя рука об руку с такими же, как он, и наслаждался предвкушением победы.

После случая с Врубелем он опасался сильно воздействовать на людей и на какое-то время ушел в себя еще глубже, стал прогуливаться в одиночестве по людным местам; там, один среди компаний людей, чувствовал он себя свободнее, чем можно было предположить. Редкая компания захочет принимать в себя новых, тем более таких несуразных участников, как господин Коровьев. Случайный разговор с очередным пьяным поэтом (им оказался Есенин во время его пребывания в Америке) закончился тем, что белокурый певец полей повесился, перед смертью мучаясь видениями («Черный человек»).

Людей рыцарь так и не смог понять и полюбить. Они казались ему слишком слабыми, лживыми. Проведя многие века среди среднестатистических представителей рода человеческого, он разочаровался в них и перестал вдохновлять поэтов и художников, наталкивая на верный путь, а, напротив, стал всячески глумиться, создавать нелепые ситуации и просто пакостить по мелочам. Устал. Мысли о былом могуществе покинули его разум, все то, чем он был до той дурацкой шутки, оставляло его. Тогда и случилась московская история, после которой он обрел свободу и вернулся к истинному себе.

«Ночь обгоняла кавалькаду, сеялась на нее сверху и выбрасывала то там, то тут в загрустившем небе белые пятнышки звезд.

Ночь густела, летела рядом, хватала скачущих за плащи и, содрав их с плеч, разоблачала обманы. И когда Маргарита, обдуваемая прохладным ветром, открывала глаза, она видела, как меняется облик всех летящих к своей цели. Когда же навстречу им из-за края леса начала выходить багровая и полная лупа, все обманы исчезли, свалилась в болото, утонула в туманах колдовская нестойкая одежда.

Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозваного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. Он уперся подбородком в грудь, он не глядел на луну, он не интересовался землею под собою, он думал о чем-то своем, летя рядом с Воландом.

— Почему он так изменился? — спросила тихо Маргарита под свист ветра у Воланда.

— Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, — ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, — его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл!»

В 19:50 в Санкт-Петербурге на улице Г*** темная комната озарилась ярким светом. Его включил мужчина средних лет, одетый в строгий костюм с галстуком. Слабо покряхтывая, он начал расставлять стулья по кругу. Здесь что-то должно было произойти с минуты на минуту. Расставив стулья, мужчина замер на месте, любуясь своей работой, и, подойдя к старому деревянному столу, включил старинный проигрыватель. Заиграла тихая и приятная музыка, поэтому вряд ли здесь намечалось что-то шумное и веселое. Спустя несколько минут идиллию прервал настойчивый стук в дверь.

— Проходите, присаживайтесь, уважаемый! — улыбаясь, предложил мужчина вошедшему молодому человеку, одетому по последней моде. Парень, недолго думая, присел на ближайший стул и стал ждать, пока подтянутся другие участники.

Буквально через пять минут в комнате собралось много народу: тут были и богатые, и победнее, и нищие. Внезапно в комнату вбежала часто дышавшая страшная старушонка:

— Доктор, я не опоздала?

— Нет, уважаемая, не опоздали! Присаживайтесь рядом с этим молодым человеком, прошу, — мужчина указал на стул, рядом с которым сидел парень лет двадцати.

Когда молодой человек посмотрел на старушку, его взгляд вмиг изменился: казалось, что парень сейчас свалится в обморок. Бабка же, заметив его, закричала: «Ах ты, подлец окаянный! Сталина на тебя не хватает! Я тебе сейчас покажу, как меня топором дубасить!» — и, подбежав, обхватила своими тонкими пальцами шею парня, начиная душить. Насилу их расцепили и рассадили подальше друг от друга, предварительно сделав замечание старухе.

Пока происходил этот инцидент, в комнату зашли двое, которые с любопытством наблюдали за происходящим. Один из них — странный субъект с торчащими во все стороны волосами, другой — собака.

С трудом пробравшись в центр круга, организатор сбора начал говорить:

— Дорогие дамы и господа! Добро пожаловать в Анонимное общество литературных героев! Сегодня мы собрались здесь, дабы обсудить ваши проблемы. Итак, давайте знакомиться, и начнем с меня. Я — Наумов Иван Сергеевич. Мне пятьдесят четыре года, работаю психологом около тридцати лет. Теперь пусть каждый участник нашего мероприятия поочередно встает со своего места, произносит свое имя, возраст (по желанию) и проблему, с которой он пришел сюда. Начнем с вас, сударыня!

Доктор поклонился очень необычной даме. А необычность ее заключалась в том, что она была… ледяной.

— Здравствуйте. Меня зовут Снежная королева. Мне 1349 лет, и я люблю воровать маленьких мальчиков зимой.

— Похлопаем! — с улыбкой произнес Иван Сергеевич и захлопал в ладоши, а вслед за ним и вся аудитория. На многих лицах читалось сочувствие и жалость к этой женщине.

Далее встал молодой человек, который немного задержался.

— Добрый день, дамы и господа. Меня зовут Александр Андреевич Чацкий, и я разочаровался в людях.

И снова в аудитории раздались аплодисменты, которые потом звучали после каждого признания.

Далее очередь дошла до собаки. Она начала гавкать, поэтому за нее ответил тот самый странный тип, который вошел вместе с ней в комнату. Он был пьян.

— Сударыня плохо знает русский язык, поэтому, если позволите, я буду переводить сказанные ею слова.

Все закивали головами в знак согласия.

— Она поздоровалась со всеми вами, сказала, что ее зовут Муму и что ее утопили. Ну а я — Полиграф Полиграфович Шариков, и я хочу избавиться от моего хозяина и зажить один в его огромной квартире!

— Здравствуйте! Меня зовут Родион Романович Раскольников. Мне двадцать три года, и я… убил старуху-процентщицу Алену Ивановну.

Таково было признание молодого человека, которого несколькими минутами «до» хотели задушить. Этот персонаж выглядел жалко, одежда на нем была нищенская, а в глазах до сих пор присутствовал испуг. Казалось, что Раскольникова хватила горячка.

Вслед за ним поднялся молодой человек с ехидным лицом, и светлыми волосами. На вид ему было не намного больше, чем Родиону Романовичу.

— Приветствую вас! Меня зовут Евгений Васильевич Базаров, и я считаю, что лягушке лучше без аппендикса.

Далее взял слово полный мальчишка. Сразу было видно, что он избалован родителями.

— Здравствуйте! Меня зовут Митрофанушка, и я считаю, что двери бывают существительные и прилагательные.

— Похлопаем! — уже в который раз чуть ли не со слезами на глазах произнес доктор.

— Здравствуйте, товарищи! Меня зовут Иван Бездомный. Мне не прислали мотоциклеты в психиатрическую лечебницу. Еще я стихи пишу и…

— Достаточно, Иван, мы выслушаем вашу полную историю чуть позже. Итак, похлопаем несчастному поэту!

Вновь раздались аплодисменты, после чего поднялся мужчина средних лет, который сразу произвел прекрасное впечатление на гостей.

— Здравствуйте, господа! Меня зовут Павел Иванович Чичиков, и я собираю мертвые души.

Следующим встал очень красивый мужчина в военном мундире.

— Здравствуйте! Меня зовут Андрей Николаевич Болконский. Мне тридцать лет, и я разговаривал с дубом.

Не передать словами, какое сочувствие отразилось в глазах у пришедших!

— Bonjour! Меня зовут Евгений Онегин. Я люблю провоцировать своих друзей на дуэль.

Наконец очередь дошла до нервной старушки, которая с самого начала вела себя очень странно.

— Здравствуйте! Меня зовут Алена Ивановна, и меня убила топором вошь, которую вы не дали мне задушить.

— Уважаемая Алена Ивановна! Держите себя в руках! — строго произнес Иван Сергеевич. — Раз Родион Романович пришел сюда и рассказывает о вашем убийстве как о проблеме, то, скорее всего, он в этом раскаивается. Ведь так, Родион Романович? — доктор повернулся к Раскольникову, который так и не изменил выражения своего лица. Нервно сглотнув, бывший студент лишь кивнул, не в силах ничего произнести.