Люси Монтгомери - Энн в Грингейбле

«Мне стало бы ужасно скучно, — думала Энн. — А у Джильберта такой решительный вид — наверное, он дал себе слово завоевать золотую медаль. Какой у него мужественный подбородок — как это я раньше не замечала. Жалко все-таки, что Джейн и Руби не захотели пойти в нашу группу. Впрочем, когда я познакомлюсь с однокурсниками, я, наверное, перестану чувствовать себя кошкой, забредшей на чужой чердак. Интересно, с кем из этих девочек мне предстоит подружиться? Правда, я обещала Диане, что с кем бы я ни подружилась в колледже, она навсегда останется моей самой дорогой подругой. Но почему бы мне не завести несколько менее дорогих подруг? Мне нравится та девочка с карими глазами в малиновом платье: у нее такое веселое румяное лицо; а вон еще симпатичная девушка — бледненькая блондинка, которая все время смотрит в окно. Какие красивые волосы, и, похоже, она тоже любит помечтать. Я бы с удовольствием подружилась с обеими. Но пока я с ними незнакома, а они — со мной и, возможно, вовсе не жаждут познакомиться. Как мне все-таки одиноко!»

Энн почувствовала себя еще более одинокой, оказавшись вечером одна в своей комнате. У всех остальных девочек из Эвонли в Шарлоттауне были родственники, которые взяли их жить к себе. Мисс Жозефина Барри с Удовольствием приняла бы Энн, но ее дом расположен слишком далеко от колледжа, и Энн пришлось бы каждый день совершать далекие путешествия. Поэтому мисс Ьарри нашла для Энн комнату в «приличном» пансионе.

— Пансион содержит обедневшая вдова английского офицера, — успокоила она Мариллу и Мэтью, — и у нее не бывает случайных жильцов. Так что там Энн не встретит сомнительных личностей. Стол у нее очень хороший, и дом расположен на спокойной улочке недалеко от колледжа.

Все это оказалось сущей правдой, но вовсе не утешило Энн, которую в тот вечер охватила невыносимая тоска по дому. С унынием озирая свою маленькую узкую комнатку со скучными однотонными обоями, пустыми стенами без единой картинки, узкую железную кровать и пустой книжный шкаф, она вспомнила свою беленькую комнату в Грингейбле, где ее никогда не покидало сознание, что за стеной простираются зеленые поля и леса, что в саду растет сладкий горошек, лунный свет заливает сад и ручей у подножия склона, а елки за ручьем помахивают пушистыми ветками от ночного ветерка; и что сверху ее накрывает купол звездного неба, а между ветвями деревьев виднеется освещенное окошко Дианы. Здесь ничего этого не было. За окном шумела мощеная улица, над которой тянулись телефонные провода. Энн слышала топот чужих ног и представляла себе чужие лица, освещенные электрическими фонарями. Ей ужасно хотелось плакать, но она сдерживалась изо всех сил.

— Не буду плакать — ни за что не буду: нельзя быть такой глупой и слабой. На уик-энд я поеду домой, но до пятницы, кажется, еще сто лет. А Мэтью, наверное, уже подъезжает к дому, и Марилла ждет его у ворот… Ой, одна слеза капнула… вторая… третья… да нечего и считать, того и гляди польются ручьем. Я не могу утешиться… и не хочу. Мне больше нравится грустить.

Через минуту слезы, несомненно, хлынули бы ручьем из глаз Энн, если бы к ней не пришла Джози Пайн. Энн была так рада видеть знакомое лицо, что даже забыла о своей неприязни к Джози. Достаточно того, что она тоже из Эвонли.

— Я очень рада, что ты пришла, — искренне сказала Энн.

— Я вижу, ты плакала, — заметила Джози, и Энн совсем не понравилась нотка жалости в ее голосе. — Небось, скучаешь по дому — некоторые совсем не умеют держать себя в руках. А я так совсем не собираюсь скучать по дому. Здесь так весело — не то что в нашей паршивой деревушке. Не надо плакать, Энн, тебе не идет красный нос и красные глаза — кажется, что ты вся красного цвета. В колледже мы сегодня чудесно провели время. Наш преподаватель французского — просто душка. Посмотришь на его усы — и сердце замирает. У тебя нет чего-нибудь поесть, Энн? Я умираю с голоду. А, я так и знала, что Марилла напечет тебе в дорогу пирожков и булочек, поэтому и пришла. А то бы пошла в парк послушать, как играет оркестр Фрэнка Стокли. Фрэнк живет в одном доме со мной, и он отличный парень. Он тебя заметил сегодня в классе и спросил у меня: кто эта рыжая девушка? Я ему сказала, что ты сирота, которую удочерили Кутберты, и никто не знает, кто были твои родители.

Энн стала подумывать, что, пожалуй, одиночество и слезы все же предпочтительнее ехидных замечаний Джози Пайн, но тут появились Джейн и Руби с гордо приколотыми к груди лилово-красными розетками колледжа. Поскольку Джози была в ссоре с Джейн, ей пришлось умолкнуть. Молча она уже не могла каждую минуту кого-нибудь обижать.

— У меня такое ощущение, будто с утра прошло несколько месяцев, — вздохнула Джейн. — Надо было бы провести вечер дома и зубрить Вергилия — этот противный старикашка-профессор задал нам на завтра двадцать строчек. Но я просто не в состоянии сегодня сесть за учебу. А ты, я гляжу, всплакнула, Энн! Признавайся, что плакала! Мне тогда будет не так стыдно. Когда пришла Руби, я ревела на весь дом. Все-таки легче, когда узнаешь, что кто-то другой тоже плакса. Ой, что это? Кекс? Можно мне ма-а-аленький кусочек? Как пахнет! Сразу чувствуется, что его испекли в Эвонли.

Увидев у Энн на столе календарь занятий в колледже, Руби спросила, не хочет ли Энн попробовать завоевать золотую медаль?

Та покраснела и смущенно кивнула.

— Да, кстати, — вмешалась в разговор Джози, — Куинс-колледж все-таки получит одну из стипендий Эве-ри. Сегодня это стало точно известно. Мне сказал Фрэнк Стокли, а его дядя — член Распорядительного совета колледжа. Завтра будет сделано официальное объявление.

Стипендия Эвери! У Энн учащенно забилось сердце, и перед ней забрезжила новая, еще более честолюбивая цель. До того как Джози сообщила эту новость, устремления Энн не шли дальше получения диплома первой степени и в самом лучшем случае — золотой медали. А теперь она уже увидела в мечтах, как завоевывает стипендию Эвери, едет учиться в Редмондский университет и получает там степень бакалавра. Ведь стипендию Эвери дают за выдающиеся успехи в английской литературе, а это — любимый предмет Энн.

Эвери был богатый промышленник, который недавно умер и в своем завещании назначил несколько стипендий особо отличившимся студентам различных колледжей Приморских провинций. До сегодняшнего дня не было уверенности, что хоть одна такая стипендия достанется Куинс-колледжу, но вопрос наконец-то решен, и в конце года студент, у которого будут самые высокие оценки по английской литературе, получит эту стипендию — двести пятьдесят долларов в год на все четыре года обучения в Редмондском университете. Так что нет ничего удивительного, что Энн легла спать, окрыленная новой надеждой.

«Из кожи вылезу, а завоюю эту стипендию, — дала она себе слово. — Как будет гордиться Мэтью, если я получу степень бакалавра гуманитарных наук! Все-таки это замечательно, когда у тебя есть честолюбие! Едва добьешься одной цели, как тут же начинает манить другая. Когда есть честолюбие, интересно жить!»

Постепенно Энн перестала так мучительно тосковать по дому, тем более что каждую пятницу вечером она приезжала в Грингейбл и оставалась там до конца воскресенья. Пока не выпал снег, студенты Куинс-колледжа на уик-энд ездили до Кармоди по только что построенной железнодорожной ветке. Там их обычно встречала Диана и еще кто-нибудь из молодежи, и они все вместе шли пешком до Эвонли. Для Энн эта дорога домой среди золотеющих осенних холмов по свежему воздуху, эти мелькающие в конце пути огоньки Эвонли были самой большой радостью, скрашивающей остальные дни недели в чужом городе. Джильберт Блайт почти всегда шел рядом с Руби Джиллис и нес ее сумку. Руби была очень привлекательная девушка, которая считала себя — да, собственно, это так и есть — совершенно взрослой особой. Она носила длинные юбки и в городе зачесывала волосы кверху, хотя по приезде домой ей приходилось опять распускать их по плечам. Руби имела большие голубые глаза, нежную бело-розовую кожу и пухленькую, но стройную фигурку. Она часто смеялась, никогда не сердилась и откровенно любила вкусную еду и развлечения.

— А по-моему, она все-таки не подходит Джильберту, — как-то прошептала Джейн на ухо Энн. Энн тоже так считала, но не признала бы этого вслух даже за стипендию Эвери. Ей часто приходило в голову, как было бы приятно иметь такого друга, как Джильберт, с которым можно обсуждать прочитанные книги, занятия и жизненные планы. У Джильберта тоже хватало честолюбия, Энн это знала, но Руби Джиллис вряд ли могла всерьез интересоваться его планами и надеждами.

Мысли Энн о Джильберте были лишены всякой романтической окраски. Молодых людей она представляла себе только товарищами. Если бы она подружилась с Джильбертом, ее совсем не волновало бы, с кем еще он дружит или кому носит сумку. У Энн был талант на дружбу. Но при том, что она имела массу подруг, она смутно сознавала, что дружба с молодым человеком расширила бы ее жизненный кругозор и взгляд на человеческие отношения. Разумеется, эти мысли не получали столь четкой формулировки в ее сознании. Просто Энн думала, что если бы они с Джильбертом вместе шли от станции до Эвонли сначала через затихшие поля, а потом по лесным тропинкам, то с ним, наверное, было бы очень интересно поговорить об открывающейся перед ними новой жизни и о своих надеждах и устремлениях. Джиль-берт очень умный юноша, у него твердые взгляды и решимость взять от жизни все, что она может дать, и отдать ей все лучшее, что в нем заложено. Руби Джиллис призналась Джейн Эндрюс, что часто не понимает и половины из того, что ей говорит Джильберт: он иногда разговаривает так же чудно, как Энн, когда погружается в свои мечтания. Сама Руби считала, что незачем тратить на книги и учебу больше сил, чем это необходимо. Фрэнк Стокли — вот это лихой парень, с ним всегда весело. Но Джильберт куда красивее. Так что Руби никак не могла решить, который из них ей нравится больше.