Андрей Жвалевский - Я хочу в школу

Впалыч тяжело вздохнул:

– Не ту проблему решаете, пернатые. Вас чуть ли не из школы гнать хотят за ваши художества.

– Ну и ладно! – мотнула головой Кошка. – Мы и в другой школе устроим!

– Это если вас возьмут всех вместе в одну школу. Что, с учетом обстоятельств, вряд ли.

Все снова поникли. Теперь они действительно напоминали стаю грустных разномастных птиц: взъерошенный воробушек Аня, настороженный дрозд Молчун, аккуратный голубь Димка, нервная трясогузка Юля и печальный гусь Женька.

– Не выгонят! – вдруг заявила Кошка. – Знаете, как нас на карате учили? «Падая – нападай!»

«Стая» встрепенулась. Они уже были готовы ввязаться в новую авантюру.

«А может, – подумал Впалыч, – не такие уж они у меня неприспособленные?»

Колюня с парой приятелей подловили Димку возле самого подъезда:

– Ну что, стукач, пойдем выйдем!

Димке стало смешно.

– Так мы уже вышли!

– Юморист, да? Шутник? – Колюня заводил себя в полном соответствии с дворовым этикетом. – Сейчас ты у меня пошутишь…

Но Димке было не до этикета, он спешил к своим – надо было утрясти последние детали завтрашнего серьезного разговора.

– Колюнь, – сказал он мягко, – я на тебя стучал? Или на твоих… братьев по разуму?

– На меня – нет… И чё? На Эльку стучал…

– А ты, значит, ее рыцарь? Парень? Бойфренд?

Колюня смутился. Он, конечно, был за «понятия», но признать себя Элькиным бойфрендом ну никак не мог. Да и не хотел.

– Причем тут?.. Раз настучал – значит, стукач! А со стукачами…

– Твоя Элька, – ровным голосом продолжал Димка, – стерва и сволочь. Она Юльку подставила, хотела, чтобы ее из школы выгнали. Или ментам сдали.

Колюня сглотнул и заморгал. Он не любил людей, которые кого-нибудь сдают ментам.

– Вот и получается, что Элька за что боролась, то и получила.

Колюня замотал головой. Он явно запутался.

– Ну смотри, – Димка перешел на язык примеров, – вот если я тебе в глаз дам, ты ответишь?

– Я тебе так отвечу!..

– Вот видишь! На удар надо отвечать ударом. На подставу– подставой. Все честно!

Это окончательно замутило неизобретательный мозг Колюни. Он беспомощно оглянулся на секундантов, но те вообще не понимали, что тут происходит.

– Ладно, – сдался Колюня после мучительной внутренней борьбы, – живи пока. Но чтоб не стучал, понял?

– Не буду, – пообещал Дима. – И бухать с вами больше не буду… То есть вообще бухать не буду. И курить. Это как какашки жевать.

– Ты чего? – Колюня смотрел на Димку как в первый раз. – Прикольно же…

– Ага. Вон, возле гастронома каждое утро собираются такие… прикольные. Чирики сшибают на пиво. Извините, мужики, у меня реально важное дело.

И Дима ушел, не отказав себе в удовольствии на прощание пожать неживую, как у манекена, ладонь Колюни.

Хотя мероприятие называлось «расширенное заседание научного совета музея», больше всего оно напоминало выездную сессию инквизиции. Два года назад Птицы ее изображали, но тогда они были в роли судей, очень повеселились, добиваясь от Ворона признания того, что Земля плоская. В шкуре подсудимых это оказалось не так весело.

Кроме самих сотрудников музея за длинным столом сидели несколько чиновников районного масштаба, задумчивые женщины из РОНО, несчастный Павел Семенович и торжествующая Злыдня. Виктор Павлович тоже расположился за столом, но так отдельно, что Птицы не поняли, входит он в комиссию или нет. Человек пять журналисток с диктофонами наперевес и два свирепого вида фотографа готовились выжать этот информационный повод досуха. Телеоператор с важным видом водил камерой, словно гранатометом.

Председатель – директор музея, похожий на одуванчик-переросток, – все чего-то или кого-то ждал, но потом махнул рукой и сказал:

– Ладно, давайте начинать. Суть, я думаю, все знают?

Злыдня тут же вскочила с намерением высказаться, но один из районных начальников солидно уронил:

– Ваше мнение, Елена Ивановна, нам хорошо известно.

Злыдня на удивление покорно опустилась на место. Наверное, это был важный начальник.

– Чтобы не тянуть кота за хвост, – он повернулся к виновникам переполоха, – давайте сразу послушаем ребят. Что вы скажете в свое оправдание?

Птицы переглянулись. Не от растерянности – роли были распределены заранее – а просто зябко было вот так стоять шеренгой перед внимательными, как пулеметы, взрослыми.

Начал Женька, сурово и даже как будто с упреком:

– Да, мы признаем, что подделали это письмо. Потому что иначе вы нас и слушать не стали бы!

«Падая – нападай!» – с удовлетворением подумала Юля.

А Женька продолжил. Он говорил про то, что закрытие школы никого не волнует, то ли дело флешмоб или фальсификация исторических документов. Про уникальную школу, в которую хотелось ходить, а ее прикрыли за какие-то бумажные нестыковки. Про то, что опыт 34-й школы даже не изучает никто, хотя такого, может быть, ни в одной стране мира нет.

Про «ни одну страну мира» чиновникам и дамам из РОНО понравилось.

Потом вступила Кошка:

– Понимаете, мы за школу что угодно сделать можем, хоть подделать письмо, хоть убить!

– Это она в переносном… – попытался уточнить Дима, но Юлю уже несло.

– Она нам как дом была, как семья, ясно?! Мы туда каждое утро хотели! Вот ваши дети хотят в школу по утрам?

Лица членов комиссии затуманились. Каждый вспоминал своих детей… да и свое детство. «Хочу в школу»? Нет, такого они припомнить не могли.

Кошка развивала успех, объясняя, как здорово было в 34-й и как здорово может быть в каждой школе. Тут, правда, заранее согласованный порядок выступления поломался. И Димка, и Анечка, и даже Женька то и дело встревали в Юлин спич, приводя примеры, от которых даже у старых опытных педагогов загорались глаза.

Впалыч не знал, радоваться такому выверту или не очень. Конечно, сейчас члены комиссии слушают, раскрыв рот, но что будет, когда Кошка и остальные выдохнутся? К счастью, очень вовремя в зале появился последний член расширенного ученого совета. Это был очень целеустремленный старичок в потрепанном, но стильном джинсовом костюме. Он вошел безо всяких «здравствуйте, извините за опоздание» и начал говорить, не дожидаясь окончания очередной тирады Кошки.

– Это очень профессионально! Очень! Что вы мне про детей рассказываете? Откуда у детей такие навыки!

Даже Кошку такое энергичное выступление смутило, она поперхнулась и закашлялась.

– Это Лев Аристархович, наш эксперт, – пояснил директор музея. – Мы ему показали работу школьников…

– Каких школьников?! – похоже, Лев Аристархович наплевательски относился ко всем церемониям и условностям. – Это высокопрофессиональная работа! Если бы ваш музей не имел счастья сотрудничать со мной…

Тут Юля справилась с кашлем и решила, что перебивать невежливых взрослых – вежливо.

– Это сделали мы, понятно? Вот этими самыми руками!

И в доказательство она подняла и потрясла в воздухе рукой Молчуна. Тетеньки из РОНО посмотрели с одобрением: руки были чисто вымытые и с идеально подстриженными ногтями.

Однако одному из чиновников, наконец, пришла в голову мысль прекратить это явное отклонение от регламента.

– Ну-ка, дети, – приказал он, – выйдите за дверь!

Птицы не успели даже дернуться, когда их остановил окрик профессора:

– Стоять!

Чиновник попытался возмутиться:

– Мы узнали от них все необходимое!

– Узнали? – рыкнул на него Лев Аристархович. – Вот и идите сами! Или сидите! Короче, не мешайте!

Чиновник поперхнулся и деревянно сел. Профессор повернулся к «подследственным».

– Своими руками? И как именно вы «своими руками» получили чернила?!

– Мы изучили несколько вариантов. И взяли наиболее распространенный в то время в России.

К изумлению Птиц, это произнес Молчун. Впрочем, он и сам удивился, но решил не задумываться пока над этим и продолжил:

– Основной ингредиент – чернильный орех…

Под надзором комиссии Молчун выводил письмо. Благо, помнил он его наизусть, столько раз переписывал, что был уверен – не забудет до конца жизни.

Комиссия молчала. Тетеньки из РОНО опасливо косились на чиновников. Чиновники делали вид, что в регламенте появились изменения, которые заставляют их молча сносить все это безобразие.

– Ручкой не то, почерк не совпадает, – сказал Молчун, – надо пером.

– Ладно, ладно, – махнул рукой Лев Аристархович, – верю! Хотя с трудом, честно говоря… Но откуда вы выкопали всю эту историю с Анной? Кто вам подсказал?

– Никто нам не подсказывал, – устало вздохнула Аня, – мы ее сами придумали. Понимаете?

И она потрясла ладошкой перед носом у профессора.

– Как? – еще больше удивился тот.

– Головой! Боже, как же вы профессором стали, если вы такой непонятливый!

– Не смей хамить старшим! – взвилась Злыдня.