Андрей Жвалевский - Я хочу в школу

— Не выгонят! — вдруг заявила Кошка. — Знаете, как нас на карате учили? «Падая — нападай!»

«Стая» встрепенулась. Они уже были готовы ввязаться в новую авантюру.

«А может, — подумал Впалыч, — не такие уж они у меня неприспособленные?»

Колюня с парой приятелей подловили Димку возле самого подъезда:

— Ну что, стукач, пойдем выйдем!

Димке стало смешно.

— Так мы уже вышли!

— Юморист, да? Шутник? — Колюня заводил себя в полном соответствии с дворовым этикетом. — Сейчас ты у меня пошутишь…

Но Димке было не до этикета, он спешил к своим — надо было утрясти последние детали завтрашнего серьезного разговора.

— Колюнь, — сказал он мягко, — я на тебя стучал? Или на твоих… братьев по разуму?

— На меня — нет… И чё? На Эльку стучал…

— А ты, значит, ее рыцарь? Парень? Бойфренд?

Колюня смутился. Он, конечно, был за «понятия», но признать себя Элькиным бойфрендом ну никак не мог. Да и не хотел.

— Причем тут?.. Раз настучал — значит, стукач! А со стукачами…

— Твоя Элька, — ровным голосом продолжал Димка, — стерва и сволочь. Она Юльку подставила, хотела, чтобы ее из школы выгнали. Или ментам сдали.

Колюня сглотнул и заморгал. Он не любил людей, которые кого-нибудь сдают ментам.

— Вот и получается, что Элька за что боролась, то и получила.

Колюня замотал головой. Он явно запутался.

— Ну смотри, — Димка перешел на язык примеров, — вот если я тебе в глаз дам, ты ответишь?

— Я тебе так отвечу!..

— Вот видишь! На удар надо отвечать ударом. На подставу — подставой. Все честно!

Это окончательно замутило неизобретательный мозг Колюни. Он беспомощно оглянулся на секундантов, но те вообще не понимали, что тут происходит.

— Ладно, — сдался Колюня после мучительной внутренней борьбы, — живи пока. Но чтоб не стучал, понял?

— Не буду, — пообещал Дима. — И бухать с вами больше не буду… То есть вообще бухать не буду. И курить. Это как какашки жевать.

— Ты чего? — Колюня смотрел на Димку как в первый раз. — Прикольно же…

— Ага. Вон, возле гастронома каждое утро собираются такие… прикольные. Чирики сшибают на пиво. Извините, мужики, у меня реально важное дело.

И Дима ушел, не отказав себе в удовольствии на прощание пожать неживую, как у манекена, ладонь Колюни.

Хотя мероприятие называлось «расширенное заседание научного совета музея», больше всего оно напоминало выездную сессию инквизиции. Два года назад Птицы ее изображали, но тогда они были в роли судей, очень повеселились, добиваясь от Ворона признания того, что Земля плоская. В шкуре подсудимых это оказалось не так весело.

Кроме самих сотрудников музея за длинным столом сидели несколько чиновников районного масштаба, задумчивые женщины из РОНО, несчастный Павел Семенович и торжествующая Злыдня. Виктор Павлович тоже расположился за столом, но так отдельно, что Птицы не поняли, входит он в комиссию или нет. Человек пять журналисток с диктофонами наперевес и два свирепого вида фотографа готовились выжать этот информационный повод досуха. Телеоператор с важным видом водил камерой, словно гранатометом.

Председатель — директор музея, похожий на одуванчик-переросток, — все чего-то или кого-то ждал, но потом махнул рукой и сказал:

— Ладно, давайте начинать. Суть, я думаю, все знают?

Злыдня тут же вскочила с намерением высказаться, но один из районных начальников солидно уронил:

— Ваше мнение, Елена Ивановна, нам хорошо известно.

Злыдня на удивление покорно опустилась на место. Наверное, это был важный начальник.

— Чтобы не тянуть кота за хвост, — он повернулся к виновникам переполоха, — давайте сразу послушаем ребят. Что вы скажете в свое оправдание?

Птицы переглянулись. Не от растерянности — роли были распределены заранее — а просто зябко было вот так стоять шеренгой перед внимательными, как пулеметы, взрослыми.

Начал Женька, сурово и даже как будто с упреком:

— Да, мы признаем, что подделали это письмо. Потому что иначе вы нас и слушать не стали бы!

«Падая — нападай!» — с удовлетворением подумала Юля.

А Женька продолжил. Он говорил про то, что закрытие школы никого не волнует, то ли дело флешмоб или фальсификация исторических документов. Про уникальную школу, в которую хотелось ходить, а ее прикрыли за какие-то бумажные нестыковки. Про то, что опыт 34-й школы даже не изучает никто, хотя такого, может быть, ни в одной стране мира нет.

Про «ни одну страну мира» чиновникам и дамам из РОНО понравилось.

Потом вступила Кошка:

— Понимаете, мы за школу что угодно сделать можем, хоть подделать письмо, хоть убить!

— Это она в переносном… — попытался уточнить Дима, но Юлю уже несло.

— Она нам как дом была, как семья, ясно?! Мы туда каждое утро хотели! Вот ваши дети хотят в школу по утрам?

Лица членов комиссии затуманились. Каждый вспоминал своих детей… да и свое детство. «Хочу в школу»? Нет, такого они припомнить не могли.

Кошка развивала успех, объясняя, как здорово было в 34-й и как здорово может быть в каждой школе. Тут, правда, заранее согласованный порядок выступления поломался. И Димка, и Анечка, и даже Женька то и дело встревали в Юлин спич, приводя примеры, от которых даже у старых опытных педагогов загорались глаза.

Впалыч не знал, радоваться такому выверту или не очень. Конечно, сейчас члены комиссии слушают, раскрыв рот, но что будет, когда Кошка и остальные выдохнутся? К счастью, очень вовремя в зале появился последний член расширенного ученого совета. Это был очень целеустремленный старичок в потрепанном, но стильном джинсовом костюме. Он вошел безо всяких «здравствуйте, извините за опоздание» и начал говорить, не дожидаясь окончания очередной тирады Кошки.

— Это очень профессионально! Очень! Что вы мне про детей рассказываете? Откуда у детей такие навыки!

Даже Кошку такое энергичное выступление смутило, она поперхнулась и закашлялась.

— Это Лев Аристархович, наш эксперт, — пояснил директор музея. — Мы ему показали работу школьников…

— Каких школьников?! — похоже, Лев Аристархович наплевательски относился ко всем церемониям и условностям. — Это высокопрофессиональная работа! Если бы ваш музей не имел счастья сотрудничать со мной…

Тут Юля справилась с кашлем и решила, что перебивать невежливых взрослых — вежливо.

— Это сделали мы, понятно? Вот этими самыми руками!

И в доказательство она подняла и потрясла в воздухе рукой Молчуна. Тетеньки из РОНО посмотрели с одобрением: руки были чисто вымытые и с идеально подстриженными ногтями.

Однако одному из чиновников, наконец, пришла в голову мысль прекратить это явное отклонение от регламента.

— Ну-ка, дети, — приказал он, — выйдите за дверь!

Птицы не успели даже дернуться, когда их остановил окрик профессора:

— Стоять!

Чиновник попытался возмутиться:

— Мы узнали от них все необходимое!

— Узнали? — рыкнул на него Лев Аристархович. — Вот и идите сами! Или сидите! Короче, не мешайте!

Чиновник поперхнулся и деревянно сел. Профессор повернулся к «подследственным».

— Своими руками? И как именно вы «своими руками» получили чернила?!

— Мы изучили несколько вариантов. И взяли наиболее распространенный в то время в России.

К изумлению Птиц, это произнес Молчун. Впрочем, он и сам удивился, но решил не задумываться пока над этим и продолжил:

— Основной ингредиент — чернильный орех…

Под надзором комиссии Молчун выводил письмо. Благо, помнил он его наизусть, столько раз переписывал, что был уверен — не забудет до конца жизни.

Комиссия молчала. Тетеньки из РОНО опасливо косились на чиновников. Чиновники делали вид, что в регламенте появились изменения, которые заставляют их молча сносить все это безобразие.

— Ручкой не то, почерк не совпадает, — сказал Молчун, — надо пером.

— Ладно, ладно, — махнул рукой Лев Аристархович, — верю! Хотя с трудом, честно говоря… Но откуда вы выкопали всю эту историю с Анной? Кто вам подсказал?

— Никто нам не подсказывал, — устало вздохнула Аня, — мы ее сами придумали. Понимаете?

И она потрясла ладошкой перед носом у профессора.

— Как? — еще больше удивился тот.

— Головой! Боже, как же вы профессором стали, если вы такой непонятливый!

— Не смей хамить старшим! — взвилась Злыдня.

Лев Аристархович поморщился, уселся на стул верхом, причем спиной к комиссии и лицом к Птицам, и с наслаждением произнес:

— Рассказывайте!

В следующие несколько минут он доказал, что профессором стал совершенно заслуженно. Птицы заговорили разом. Анечка кричала и подпрыгивала, Кошка тараторила со скоростью бешенного пулемета, Дима несколько раз пытался начать историю с самого начала, Молчун вставлял отдельные слова то в речь Анечки, то Димы, а Женя старался коротко резюмировать сказанное. Лев Аристархович все понял. Глаза его сияли.