Мария Нарышкина - Вавка

У матери навернулись слезы на глаза.

Вава видела, как она опустила голову на руки, видела узелок волос на затылке, заколотый гребешком. И такая жалость поднялась в Вавином сердце, что она чуть не заревела. Она не была плаксой, а если случалось плакать, то плакала больше по стратегическим соображениям — для морального воздействия на противника. Зато когда действительно можно было заплакать, она только отворачивалась, переглотнув слезы.

— Эх, Валентина, Валентина, — сказала тетя Даша, — не ждала я от тебя такого, чтоб ты честь Блинковых не соблюла.

Ночью Вава долго ворочалась, все не могла уснуть. Она вспомнила, как мать однажды сказала тете Даше: «Что там говорить. Вавка у меня не святая». «Уж какая там святая», — согласилась тетя Даша, но тут же добавила: «А вот главное, что справедливость она понимает. Вся в батьку пошла. Блинкова… Одним словом, рабочий класс».

О лучшей похвале Ваве не мечталось. А теперь она лежала, уткнув нос в мокрую подушку, и тихо всхлипывала…

Мать и тетя Даша как ни в чем не бывало разговаривали о разных своих делах. Ваву это злило: ее на Совет дружины вызывают, а они о пустяках болтают!

Говорили о каком-то интернате, который организуется рядом с фабрикой и о том, что работницы берут над ним шефство.

— Работы будет много, хоть завались, — неторопливо говорила тетя Даша. — Мебель в комнатах красивая. Оборудование что надо. А все ж таки — дом казенный. Материнской теплой руки не хватает. Понимаешь? Придут ребята из семьи, надо, чтобы дом стал родным, чтоб жилось уютно, весело. Мы с бабами прикинули: занавески нужны? Нужны. Кроватки чистенькие, беленькие, с накидочками… Нужны?

«Накидочки! Больно нужны ваши накидочки. Человеку нужно сочувствие… внимание!»

Утром Вава не успела еще как следует проснуться, как вспомнила про Совет дружины, и настроение ее сразу же испортилось.

Матери уже не было дома. Позавтракав, Вава взяла сумку и вышла на улицу. Но в школу не пошла. Еще ничего не было решено, одно было ясно — учиться она больше не будет. Пойдет на производство и будет работать, как тетя Даша — одна на четырех станках. Ее, Вавин, портрет в золотой рамочке будет висеть на красной доске почета. Или еще лучше: она уедет на целину и будет работать на тракторе. О ней напишут во всех газетах. И мать, и тетя Даша, и Александра Александровна прочитают о знатной трактористке Валентине Блинковой… Мать заплачет от радости, а тетя Даша скажет: «Молодец наша Валентина. Вся в батьку, одним словом — рабочий класс». Девчонки в школе будут удивляться, только одна Александра Александровна нисколько не удивится. «А я всегда знала, что из Блинковой получится толк», — скажет она. В школе уже, наверно, давно прозвенел звонок, идут уроки. Девчонки думают — Вава опять опоздала. Пусть… А ей теперь до этого нет ровным счетом никакого дела.

Вава шла большими шагами, с отчаянным ожесточением размахивая сумкой. И вдруг, в двух шагах прямо перед собой она увидела Александру Александровну. Вава испуганно метнулась за газетный киоск и притаилась. Несколько минут она ни за что не решалась выглянуть, потом любопытство взяло верх. Вытянув шею, Вава осторожно высунулась и сейчас же отпрянула назад: Александра Александровна стояла совсем близко в своей круглой меховой шапочке, надвинутой на лоб, с портфелем, набитым ученическими тетрадями. Ваву сразу точно протрезвило. Она вдруг испугалась, что не пошла в школу, и забеспокоилась: как она объяснит Александре Александровне? Сердце ее стучало часто-часто. Прошла секунда, другая… Вава стояла не дыша, прижавшись к голубой фанерной стенке киоска. Но Александра Александровна все не появлялась. Тогда Вава набралась храбрости и еще раз осторожно выглянула. Александра Александровна, ступая большими развернутыми в стороны ступнями, шла к школе. Вава подождала, чтобы расстояние между нею и Александрой Александровной стало вполне безопасным, и тогда решительно, деловито размахивая портфелем, направилась тоже в школу. У нее был вид человека, хорошо знающего, что он делает.

На лестнице Геня с разбегу чуть не наскочила на Александру Александровну, поспешно поздоровалась с ней. Прижавшись к перилам, чтобы дать дорогу, она только ждала, когда пройдет учительница, и уже готова была броситься дальше. Но Александра Александровна удержала ее. Геня покраснела. Последнее время она боялась разговора с Александрой Александровной. Геня знала, что разговор этот непременно состоится, и все-таки почувствовала себя застигнутой врасплох.

Они стояли на лестничной площадке, и Александра Александровна отвела ее к окну. Мимо мелькали девочки и мальчики, одни бежали вверх, другие вниз. Гене казалось, что все смотрят на нее с любопытством, и потому она старалась стоять спокойно и непринужденно, в душе готовая сопротивляться изо всех сил. Но Александра Александровна ни о чем не расспрашивала, не делала даже попытки выведать Генину тайну.

— Я хотела просить тебя об одном деле, очень важном для класса, а, значит, и для меня лично, — сказала она. — Прямо тебе скажу — дело трудное.

Геня насторожилась: вот именно такое дело и нужно ей!

Александра Александровна смотрела на Геню внимательно, так, словно непременно хотела найти в ней то, что искала.

— Видишь ли, иногда помочь бывает труднее, чем сделать самой. Я хочу тебя просить — помоги Тусе Николаевой. Ты знаешь эту работу, а ей пока очень трудно.

Геня покраснела еще сильнее: навязываться к Тусе со своей помощью — это не только трудно, это невозможно. Но как отказаться от работы, которую поручает Александра Александровна?..

— Может быть, Туся не хочет, чтобы ей помогали, — нерешительно сказала Геня.

— А ты спроси у нее.

Геня хотела объяснить, что с того самого сбора, когда Тусю выбрали председателем отряда, она, Геня, не сказала Тусе ни одного слова, и что теперь Туся посмотрит на нее, как на сумасшедшую, если вдруг ни с того, ни с сего взять и предложить ей свою помощь. Еще, чего доброго, вообразит, что Геня лезет в председатели или, может быть, подлизывается. Но как это все объяснишь Александре Александровне?

— Вот сейчас, я уверена, — сказала Александра Александровна, — Туся сидит в пустом классе и ждет Блинкову заниматься, а Блинковой, наверное, уж и след простыл. Вот пойди, помоги.

Брови у Гени строго сошлись на переносице.

— Хорошо, сказала она, готовая уже идти.

Александра Александровна остановила ее.

— Я тебя предупредила — дело трудное. И если ты берешься помочь, помоги от души. Так, чтобы это было не очень заметно и не унижало бы Тусю. Только так можно выручить товарища. Справишься?

Она испытующе смотрела на Геню.

— Справлюсь.

Взгляды учительницы и ученицы встретились. Геня поняла: Александра Александровна уверена в ней.

— Ну, иди.

Геня подошла к двери своего класса и, приоткрыв ее, заглянула в класс. Ветер с громким шелестящим звуком взмыл плакаты и карты, развешенные по стенам. Класс был пуст. Окна открыты настежь. Геня не сразу заметила Тусю: та вытирала тряпкой чистую доску. Вид у Туси был невеселый. Геня тихо прикрыла дверь и побежала вниз, в раздевалку.

Вава Блинкова, в пальто внакидку, стояла уже у самой выходной двери и, размахивая портфелем, оживленно разговаривала с девочками.

— Что там Генькины сидухты! — орала она. — Можно придумать в сто раз интересней. Можно взять и шефствовать над кем-нибудь. Это, знаете, как здорово! Ого!

— Почему ты уходишь, — подошла к ней Геня, — разве ты не знаешь, что тебя ждет Николаева?

Вава удивленно посмотрела на Геню:

— А тебе-то что?.. Сама отказывалась, а теперь твое дело маленькое, председатель в отставке. Сиди и занимайся своими личными делами. Ясно? — и Вава демонстративно повернулась к Гене спиной.

Геня побледнела: Вава, которая в прошлом году всегда набивалась в помощники и считала за честь выполнить Генино поручение, теперь совсем не признавала ее.

Геня схватила Ваву за болтающийся сзади рукав пальто.

Вава мигом сбросила пальто с плеч и кинулась к двери. Но Геня тут же крепко схватила ее за руку.

— Нет, от меня не уйдешь. Я тебе не Туся.

Вава предприняла последнюю отчаянную попытку вырваться; она изо всех сил колотила Геню портфелем, но та не выпускала ее руку, сжав, словно клещами.

Неожиданно Вава покорилась и пошла за Геней. Она шла, слегка упираясь, для виду, и с любопытством поглядывала сбоку на Геню. Что случилось с Геней? Почему она целый месяц совершенно не вникала в дела класса, а теперь вдруг, как гром среди ясного неба, обрушилась на ее бедную голову?

Но Геня молча и решительно тащила ее за собой.

Когда они подошли к двери класса, Геня тихо, но внушительно предупредила: