Люси Монтгомери - Эмили из Молодого Месяца. Восхождение

— Зачем? Зачем? Затем, что... мне это было бы приятно, — запинаясь, выговорил он.

— Мне — нет, — отрезала я.

Эндрю несколько мгновений таращился на меня, пытаясь осознать невероятное — то, что ему отказали.

— Но почему? — наконец спросил он — его тон и манера были в точности такими, как у тети Рут.

— Потому что я тебя не люблю, — сказала я.

Эндрю вспыхнул — по-настоящему. Я знаю, он счел такие речи в моих устах неприличными.

— Я... я... думаю... всем это было бы приятно, — выговорил он с трудом.

— Мне — нет, — повторила я. Я сказала это тоном, смысл которого смог безошибочно понять даже Эндрю.

Он был так удивлен — не думаю, что у него были еще какие-то чувства, кроме удивления... он не испытывал даже разочарования. Он не знал, что ему делать и что ответить — Марри не уговаривают, — так что он просто встал и вышел без единого слова. Мне показалось, он хлопнул дверью, но потом я узнала, что это был всего лишь порыв ветра. А хорошо бы, он действительно хлопнул дверью Это позволило бы мне сохранить чувство собственного достоинства. Так унизительно отказать мужчине, а затем обнаружить, что он испытал при этом главным образом растерянность.

Необычная краткость визита Эндрю, вызвала у тети Рут подозрения, и на следующее утро она прямо спросила меня, что произошло. Тетя Рут начисто лишена всякой деликатности. Я ответила на ее вопрос так же прямо.

— Какие недостатки ты видишь в Эндрю? — спросила она ледяным тоном.

— Никаких... но он скучный. При наличии всех добродетелей в нем не хватает «изюминки», — сказала я, задрав нос.

— Надеюсь, ты не сделаешь куда более плохую партию, — сказала тетя Рут зловещим тоном, явно имея в виду Стоувпайптаун. Я могла бы успокоить тетю Рут и на этот счет, если бы захотела. На прошлой неделе Перри пришел, чтобы сообщить мне, что поступает на работу в юридическую контору мистера Эйбела в Шарлоттауне, где будет изучать право. Для него это огромная удача. Мистер Эйбел слышал его речь на межшкольных дебатах и, как я понимаю, с тех пор наблюдал за ним. Я от всей души поздравила Перри. Я действительно была в восторге.

— Жалованья мне хватит, чтобы платить за жилье и еду, — сказал Перри, — а на одежду я смогу зашибить какой-нибудь побочной работенкой. Мне придется самому пробивать себе дорогу. Тетя Том не желает мне помочь. Ты знаешь почему.

— Мне очень жаль, Перри, — сказала я, слегка рассмеявшись.

— Может, согласишься, Эмили? — сказал он. — Мне хотелось бы решить этот вопрос окончательно.

— Он уже решен окончательно, — сказала я.

— Думаю, я свалял ужасного дурака насчет тебя, — проворчал Перри.

— Это так, — сказала я сочувственно... но по-прежнему со смехом. Почему-то я не могу принимать Перри всерьез — точно так же, как Эндрю. У меня всегда такое чувство, что он только воображает, будто влюблен в меня.

— Более умного мужчину, чем я, тебе вряд ли удастся найти, — предостерег Перри. — Я далеко пойду.

— Я уверена, Перри, что так и будет, — сердечно сказала я, — и никто не будет радоваться твоим успехам больше, чем твой друг, Эмили Старр.

— О, друг, — сказал Перри недовольно. — Ты нужна мне не как друг. Но я всегда слышал, что Марри уговаривать бесполезно. Скажи мне, пожалуйста, одну вещь... Это, конечно, не мое дело... но... ты собираешься замуж за Эндрю Марри?

— Это не твое дело... но я не собираюсь, — сказала я.

— Что ж, — сказал Перри, выходя за дверь, — если передумаешь, дай мне знать. Меня это устроит... если я сам не передумаю.

Я описала здесь эту нашу встречу такой, какой она была на самом деле, ничего не прибавив и не убавив. Но... я также описала ее в моей «книжке от Джимми» — такой, какой ей следовало быть. Я нахожу, что мне становится не так трудно, как прежде, заставлять моих воображаемых героев говорить о любви красноречиво. В придуманном мной диалоге мы с Перри выражались оч-ч-чень красиво.

Думаю, на самом деле Перри чувствовал себя несколько хуже, чем Эндрю, и я сожалела об этом. Перри очень нравится мне — как товарищ и друг. Мне ужасно жаль, что я обманула его надежды, но я знаю: он скоро оправится от разочарования.

Так что в следующем году только я одна останусь в Блэр-Уотер. Не знаю, какие я буду испытывать чувства. Смею думать, порой мне будет немного скучно... возможно, когда-нибудь в три часа ночи я пожалею, что не поехала с мисс Ройал. Но я намерена решительно взяться за упорный, серьезный труд. К альпийской вершине ведет долгий путь.

Но я верю в себя, и у меня всегда будет мой мир за завесой реальности.

********

Молодой Месяц

21 июня, 19~

Приехав сегодня вечером домой, я сразу почувствовала атмосферу явного неодобрения и поняла, что тете Элизабет уже известно все насчет Эндрю. Она была сердита, а тетя Лора огорчена, но никто ничего не сказал. В сумерки мы с кузеном Джимми обсудили все это в саду. Эндрю, похоже, чувствует себя довольно скверно с тех пор, как прошло оцепенение, вызванное неожиданным ударом. У него пропал аппетит, и тетя Адди с негодованием вопрошала, не рассчитываю ли я выйти за принца или миллионера, если ее сын недостаточно хорош для меня.

Кузен Джимми думает, что я поступила совершенно правильно. Кузен Джимми счел бы, что я поступила совершенно правильно, даже если бы я убила Эндрю и закопала труп в Краю Стройности. Очень приятно иметь одного такого друга, хотя в большом количестве они принесли бы человеку скорее вред, чем пользу.

********

22 июня, 19~

Не знаю, что хуже: когда делает предложение тот, кто не нравится, или когда не делает тот, кто нравится. То и другое довольно неприятно.

Я пришла к выводу, что тот взгляд Тедди в старом доме Джона Шоу был всего лишь игрой моего воображения. Боюсь, тетя Рут была права, когда говорила, что мою фантазию следует держать в узде. Сегодня в сумерки я бродила по саду. Сейчас июнь, но, несмотря на это, вечер выдался сырой и холодный, и мне было немного одиноко, неуютно и скучно... быть может, потому, что два рассказа, на которые я возлагала большие надежды, вернулись сегодня ко мне по почте. Вдруг я услышала донесшийся до меня из старого сада условный свист Тедди. Разумеется, я поспешила к нему. Со мной это всегда так: «Ты свистни, себя не заставлю я ждать»[129]... хотя я скорее умру, чем признаюсь в этом кому-либо, кроме моего дневника. Едва увидев его лицо, я поняла, что у него какие-то потрясающие новости.

Я не ошиблась. Он протянул мне письмо, адресованное «мистеру Фредерику Кенту». Я никак не могу запомнить, что полное имя Тедди — Фредерик... для меня он не может быть никем иным, кроме как Тедди. Ему дали стипендию в Монреальской Высшей Школе Дизайна — пятьсот долларов в течение двух лет. Я мгновенно пришла в такое же волнение, как и он... хотя под этим волнением было и другое, странное, сложное чувство — смесь страха, радостной надежды и ожидания... и я не смогла бы сказать, что в нем преобладало.

— Как тебе повезло, Тедди!— сказала я с легкой дрожью в голосе. — Ах, до чего я рада! Но твоя мама... что она об этом думает?

— Она позволила мне поехать... но ей будет очень одиноко и грустно, — сказал Тедди, мгновенно сделавшись очень серьезным. — Я хочу, чтобы она поехала со мной, но она никогда не согласится покинуть Пижмовый Холм. Мне ужасно тяжело оттого, что ей придется жить здесь совсем одной. Я... я хотел бы, чтобы она лучше относилась к тебе, Эмили. Тогда... ты могла бы оказать ей большую поддержку...

Я задумалась, приходит ли Тедди в голову, что я тоже могу нуждаться в некоторой поддержке. Наступило странное молчание. Мы шли по Завтрашней Дороге — она стала теперь такой красивой, что невольно спрашиваешь себя, неужели какое-то завтра может сделать ее еще красивее — шли, пока не добрались до изгороди старого пастбища возле озера. Там мы остановились под елями, в серо-зеленом сумраке. Я вдруг почувствовала себя очень счастливой и в несколько минут одна часть моего существа посадила сад, купила дюжину серебряных чайных ложечек, заполнила припасами великолепные буфетные, навела порядок на чердаке и подшила мережкой дамастовую скатерть... а другая часть моего существа лишь стояла и ждала. Я только сказала один раз, что погода прекрасная (она вовсе не была прекрасной), а несколько минут спустя добавила, что, похоже, будет дождь (даже намека на него не было).

Но кто-то должен был что-то сказать.

— Я собираюсь упорно работать... и намерен извлечь как можно больше из этих двух лет учебы, — сказал наконец Тедди, глядя на Блэр-Уотер, и на небо, и на дюны, и на тихие зеленые луга — на все вокруг, только не на меня. — Тогда, возможно, когда они пройдут, я смогу поехать в Париж. Поехать заграницу... увидеть шедевры великих художников... пожить в их атмосфере... увидеть пейзажи, которые обессмертил их гений... это то, чего я жаждал всю мою жизнь. А когда я вернусь...