Гудрун Мёбс - Бабушка! — кричит Фридер

— Смотри, бабушка! — ликует он и мчится на кухню, где бабушка, стоя у плиты, повязывает фартук.

— Бабушка! — кричит Фридер, — бабушка, теперь у меня все-таки есть Микки-Маус!

— У меня тоже, — говорит бабушка и поворачивается к нему, широко улыбаясь. Тут Фридер замечает, что на бабушкином фартуке тоже нарисован Микки-Маус. Огромный, от бабушкиной груди до бабушкиного живота.

— В магазине было такое специальное предложение, — говорит бабушка и подмигивает Фридеру. — А теперь давай есть, грязная твоя рожица…

И вот бабушка и Фридер сидят за ужином, едят макароны и любуются своими Микки-Маусами!

А потом Фридер помогает бабушке в ванной. Они вместе стирают красную, синюю и зеленую рубашку. Рубашки снова будут как новенькие. Ну, или хотя бы почти.

— Бабушка! — кричит Фридер и дергает бабушку за юбку. — Бабушка, я сегодня не буду мыться, вот!

— Да отстань ты от меня ради бога, внук! — ворчит бабушка. Она стоит на кухне и моет посуду. И грозит Фридеру щеткой.

— Не смей говорить мне таких вещей, — говорит она. — Вечером все люди умываются, если хочешь знать. И точка!

— Но я же совсем не грязный, — ноет Фридер и протягивает бабушке руки. Они черного цвета, особенно большие пальцы.

— Я, конечно, старая, но не слепая, — говорит бабушка и снова шурует щеткой в раковине. — А теперь марш в ванную. И будь добр, умывайся как человек, а не как кошка!

— Так я же только совсем немножко грязный, — бормочет Фридер и плетется по направлению к ванной. Ему совершенно не хочется умываться, ну просто вообще.

Всегда нужно умываться. Утром и вечером. Это уж слишком. Но у двери в ванную ему кое-что приходит в голову. Он поворачивается и кричит:

— Бабушка, а как кошки умываются?

— Так, как ты не должен умываться, — отзывается бабушка, и Фридеру становится интересно. Это звучит неплохо.

Фридер снова бежит на кухню и подскакивает к бабушке, которая все еще моет посуду.

— Расскажи мне про это, — просит он, — милая, милая бабушка!

— Ну ладно, — говорит бабушка и трет щеткой сковородку. — В общем, кошка, когда она умывается, себя лижет. Так она себя чистит.

И бабушка гремит посудой.

— А чем она себя лижет? — осведомляется Фридер.

— Глупый, — говорит бабушка. — Языком, конечно. Чем же еще.

И начинает вытирать тарелки.

— Ты еще не в ванной, озорник?

— Неее, — кричит довольный Фридер, одной ногой уже выйдя из кухни. — Мне сегодня не нужно в ванную, я буду умываться, как кошка!

И прежде чем бабушка успевает что-то сказать, он уже мчится в детскую и со всей силы захлопывает за собой дверь. Быстро-быстро подтаскивает к двери свой детский стульчик и подпирает его спинкой дверную ручку. Так! Теперь бабушка не войдет.

А бабушка уже стоит в коридоре и трясет ручку двери.

— Внук, — громко кричит она, — внучек, какая муха тебя укусила? Сейчас же открой!

— Неее, — отзывается Фридер и хихикает. — Я же моюсь!

Он прислушивается к тому, что происходит за дверью.

Бабушка что-то бормочет, а потом замолкает и уходит.

Фридер ухмыляется. Получилось! Он снимает с себя всю одежду и начинает мыться. Как кошка. Сначала садится на пол и мяукает — громко и долго. Потом начинает лизать левую руку. Сверху вниз. Язык добирается до ладони.

Это совсем не вкусно… Похоже на грязь…

Фридер пробует полизать правую руку. Опять сверху вниз. На вкус ничуть не лучше левой. А ладонь лучше совсем не трогать.

Интересно, кошкам тоже невкусно умываться?

Может быть, кошки не такие грязные… или им все равно, вкусно или невкусно.

Фридер решает, что ему тоже все равно, и принимается за ноги. Лижет их от бедра до колена. Сначала правую, потом левую ногу.

Ступни Фридер на всякий случай решает не трогать, потому что от них явно пахнет грязью. Даже и пробовать не надо.

Спину тоже приходится оставить в покое. До нее ведь не дотянуться, как ни выкручивайся.

«Наверно, у меня язык слишком короткий», — думает Фридер и пробует полизать живот.

Получается плохо. По правде сказать, совсем не получается.

Фридер перестает умываться и размышляет.

У кошек, должно быть, язык подлиннее, или они умываются как-то по-другому. Но как?

И тут ему кое-что приходит в голову.

Фридер громко мяукает, сжимает ладони, как будто они кошачьи лапы и плюет на них, пока хватает слюны. Обслюнявленными руками-лапами он трет себе лицо, натирает кончик носа, а потом и шею. Смотри-ка, вот так получается. И Фридер решает, что этого хватит.

Он в последний раз красиво, долго и громко мяукает, встает и надевает пижаму. Потом отодвигает стул от дверной ручки, прыгает в кровать и зовет:

— Ба! Можешь приходить. Чтобы сказать «спокойной ночи». Я чистый!

Но все тихо. Никто не отвечает.

Фридер зовет еще раз. И еще раз. Ничего. Бабушка не отвечает, бабушка не приходит. Где же она? Фридер вылезает из кровати и выбегает из комнаты. Мчится на кухню. Бабушки нет. Теперь в гостиную. Бабушки нет.

— Бабушка… — зовет Фридер, и в нем медленно поднимается страх, — Бабушка!

Бабушка не отвечает, но он слышит, как что-то журчит… это журчит в ванной комнате. Фридер несется туда… Бабушка стоит на коленях перед совершенно полной ванной. Приятно пахнет лимоном — это его любимая пена для ванны. Но бабушка не смотрит на Фридера, она занята: она пускает между горами пены кораблики. Фридер сразу замечает — среди них есть новый. Это парусная лодка. С зеленым в полоску парусом! Он давно уже хотел такую!

— Ух ты, бабушка! — кричит Фридер.

С быстротой молнии он сбрасывает пижаму и одним прыжком оказывается в воде. Посреди лимонной пены. Перед ним качается новая парусная лодка. С зеленым в полоску парусом.

— Грязнуля, — говорит бабушка и делает руками большие волны, так что лодку выбрасывает Фридеру на живот. — Ты же мальчик, а не кошка, заруби это себе на носу!

— Ага, — говорит Фридер и улыбается, и ныряет, и выныривает снова, и хватает парусник, и чмокает бабушку в щеку. А потом бабушка и Фридер играют в «Большое морское путешествие» и в «Подводную лодку», а потом устраивают соревнования всех корабликов. И побеждает… новая лодка.

С зеленым в полоску парусом.

— Бабушка! — кричит Фридер и дергает бабушку за юбку. — Бабушка, когда же ты мне дашь что-нибудь поесть? Я голодный!

— Да отстань ты от меня ради бога, внук! — ворчит бабушка. — И вообще, как ты со мной разговариваешь? Так послушные дети не разговаривают, если хочешь знать!

И она энергично мешает ложкой в кастрюле. Там варится манная каша, но она еще не готова.

— Бэээ, бэээ, бэээ! Я голодный, голодный, голодный! — весело горланит Фридер, скачет вокруг бабушки и барабанит по столу кулаками.

— Ну, сейчас я тебе задам! — кричит бабушка и вся краснеет. — Сейчас же замолчи, а не то дом обрушится!

— Бэээ, бэээ, бэээ, а вот и нет, а вот и нет! — продолжает вопить Фридер и барабанит по столу так, что тот весь трясется.

Тут бабушка хватает его, выпихивает из кухни и тащит в детскую.

— Сиди тут, — говорит она и сердито смотрит на Фридера, — пока снова не станешь послушным и не успокоишься! И чтоб ни звука, ты меня понял?

С этими словами она плотно закрывает за собой дверь и снова идет на кухню.

Фридер стоит в детской и сердится.

Вот всегда нужно быть послушным! Никогда нельзя шуметь, ну просто совсем никогда. А ведь шуметь и быть плохим гораздо интереснее!

Фу, какое все противное! И бабушка тоже противная! Фридер сердито топает ногами, но не громко — так, чтобы бабушка не услышала.

Только если она не услышит, тогда и делать это незачем. Фридер перестает топать ногами и размышляет.

Быть плохим интересно, когда кто-нибудь все это видит, и слышит, и сердится.

Фридер вздыхает. И вдруг ему кое-что приходит в голову. Ну хорошо, если ему не разрешают быть плохим, тогда он будет хорошим и послушным! Да еще каким!

Вот бабушка удивится! Пусть узнает, каково это!

Фридер ухмыляется сам себе и выбегает из комнаты. Перед кухонной дверью он глубоко вздыхает, а потом стучится — тихо и осторожно.

Очень нежным и очень тонким голоском он говорит:

— Добрый день, дорогая бабушка, можно мне, пожалуйста, войти? Большое спасибо!

С этими словами он сам открывает дверь и на цыпочках подходит к бабушке.

Она стоит у стола, в руках у нее — миска с манной кашей и соусник со сладким малиновым соусом.

— Оооо, какая замечательная кашка, — говорит Фридер сладким голоском, сделав губки бантиком, и три раза хлопает в ладоши, но совсем-совсем тихо и нежно, как самый что ни на есть приличный мальчик.

— Можно мне, пожалуйста, спасибо, получить совсем-совсем немножечко этой кашки, о, большое спасибо!