Мишель Пейвер - Брат Волк

Торак молча отломил верхушку отцветшего кипрея и ногтем большого пальца распотрошил сухие соцветия, выпуская семена на волю. Сразу стало ясно, что ветер по-прежнему дует в их сторону и олень их не учует. Ну и, естественно, Торак, отправляясь на охоту, натер кожу древесной золой.

Он бесшумно извлек из колчана стрелу и вложил ее в лук. Собственно, это был даже не настоящий олень, а всего лишь самец косули, животное небольшое, однако, если его все же удастся убить, для Торака это будет первая в жизни самостоятельная добыча. Ему очень нужна была еда, а дичь, как ни странно, попадалась значительно реже, чем должно было бы быть в это время года.

Волчонок опустил голову и прижался к земле.

Торак тоже.

И оба одновременно поползли вперед.

Этого оленя они выслеживали весь день. Весь день Торак замечал его следы — отломанные или откусанные веточки, отпечатки копыт — и все пытался угадать, что чувствует его жертва, что она сделает в следующий момент.

«Чтобы выследить зверя, — говорил ему отец, — нужно сперва научиться понимать его так, как если бы он был твоим братом. Нужно знать, что он ест и когда какое место выбирает для отдыха; быстро ли передвигается по Лесу». Уроки отца не прошли даром. Торак хорошо умел выслеживать зверя. Он знал, что нужно часто останавливаться и слушать, открывая душу тому, что говорит тебе Лес…

И теперь Торак отлично понимал, что самец косули начинает уставать. Если в начале дня отпечатки его копыт были глубокими и чуть скошенными, как бы вывернутыми наружу, а значит, он все время бежал галопом, то теперь его следы стали менее глубокими и расстояния между ними уменьшились: олень, можно сказать, перешел на шаг.

И почти наверняка страдал от голода и жажды — ведь времени попастись у него не было; и он безопасности ради все время скрывался в густых зарослях, где нет возможности напиться.

Торак огляделся в поисках ручья. К западу сквозь заросли орешника, примерно шагах в тридцати от тропы, он приметил несколько ольховин. Ольха растет только рядом с водой. Значит, именно туда и направляется олень.

Они с волчонком неслышно пробирались сквозь густой подлесок. Вскоре, приложив к уху согнутую ладонь, Торак уловил едва слышное журчание воды.

А Волк вдруг замер: уши торчком, одна передняя лапа приподнята и застыла в воздухе.

Да. Там. За ольховинами. Олень остановился, склонился к воде и пьет.

Торак осторожно прицелился.

Олень резко вскинул голову; с морды у него капала вода.

Торак видел, как он встревожено потянул носом воздух; светлая шерсть у него на загривке встала дыбом. Еще мгновение, и он снова исчезнет в чаще. И Торак выстрелил.

Стрела вонзилась оленю чуть пониже плеча. Он содрогнулся всем телом, колени подогнулись, и он рухнул на землю.

Торак издал торжествующий вопль и ринулся к подстреленному оленю. Волчонок бросился с ним наперегонки и легко его обогнал, но потом замедлил свой бег, давая Тораку возможность с ним поравняться: волчонок учился уважать того, кто был главным в их стае.

Задыхаясь, Торак наконец остановился. Ребра оленя все еще слабо вздымались, но смерть его была уже близка, и три его души готовились покинуть бренное тело.

Торак сглотнул. Теперь он должен был сделать то, что у него на глазах бессчетное множество раз делал его отец. Но для него это будет впервые, и он просто обязан сделать все правильно.

Опустившись возле умирающего животного на колени, он нежно погладил его по горячей, покрытой жесткой шерстью морде. Олень лежал совершенно спокойно.

— Ты здорово сражался, — сказал ему Торак. Голос его звучал неуверенно, словно ему неловко было произносить эти слова. — Ты проявил ум и храбрость, и за весь день почти не останавливался. Обещаю, что ничем не нарушу нашу договоренность с Великим Духом. Прими мое глубочайшее уважение. Иди с миром.

Некоторое время он смотрел, как смертная пелена затягивает большой блестящий глаз оленя.

Потом повернулся к волчонку и, склонив голову набок, весело наморщил нос и оскалил зубы в волчьей улыбке: «Отлично поработал, спасибо тебе!»

Волчонок радостно взвизгнул и прыгнул на Торака, чуть не сбив его с ног. Торак засмеялся и протянул ему горсть черники, достав ее из своего мешочка с припасами. Волк мгновенно проглотил угощение.

Прошло уже семь дней с тех пор, как они ушли от реки, но пока что не встретили ни малейших следов того медведя, не видели даже крошечного клочка бурой шерсти, зацепившегося за ветки. И того рева, от которого, казалось, содрогался весь Лес, они больше не слышали.

И все-таки в Лесу что-то было не так. Это был месяц Ревущих Оленей — в это время у благородных оленей происходят осенние поединки и свадьбы, повсюду слышится их рев и грохот скрещенных в схватке рогов, когда они бьются за олениху. Но вокруг царила тишина. Казалось, Лес постепенно пустеет; зверье словно разбегалось перед лицом невидимой угрозы.

За минувшие семь дней единственными, кого в изобилии встречали Торак и Волк, были птицы и мыши-полевки. А однажды Торак заметил — причем они появились так неожиданно, что у него сердце чуть не остановилось, — целую группу охотников: троих мужчин, двух женщин и собаку. К счастью, им с Волком удалось незамеченными ускользнуть прочь. «Держись от людей подальше, — предупреждал его отец. — Если они узнают, на что ты способен…»

Торак не понимал, что означает это предостережение, но знал, что отец прав. Впрочем, он вырос вдали от людей и не желал иметь с ними ничего общего. Кроме того, теперь у него был Волк. И с каждым днем они с Волком все лучше понимали друг друга.

Торак уже догадался, что язык волков — это сложная совокупность жестов, взглядов, запахов и звуков. Жесты включают в себя движения морды, ушей, лап, хвоста, плеч, шерсти или даже всего тела. Многие из них едва заметны: слабейшее покачивание или подергивание. Большая часть жестов не сопровождается звуками. Теперь Торак понимал довольно много таких жестов, хотя учить их ему не пришлось — скорее, он их постепенно вспоминал; во всяком случае, у него было именно такое ощущение.

И все же была одна вещь, которой, как он знал, он никогда овладеть не сумеет, потому что он — не волк. Он называл это про себя «волчьим чутьем»: дар Волка безошибочно улавливать любые мысли и настроения Торака.

У Волка, впрочем, тоже были свои настроения. Иногда он становился настоящим детенышем со щенячьей любовью к ягодам и полной неспособностью хотя бы минуту посидеть спокойно. Например, в тот раз, когда Торак проводил обряд наречения его именем Волк, он без конца дергался, вскакивал, а потом взял да и слизал весь красный ольховый сок, которым Торак намазал ему лапы. А в иных случаях он действительно был для Торака провожатым: Волк загадочным образом совершенно точно знал, куда им нужно идти. Но если Торак пытался спросить его об этом, он отвечал всего лишь: «Я просто знаю».

А в эти минуты Волк не был провожатым. Он был волчонком. И морда у него вся была перепачкана черникой, и он, повизгивая, просил еще.

Торак засмеялся и оттолкнул его.

— Больше не получишь! Мне дело нужно делать.

Волк отряхнулся, улыбнулся ему и отошел в сторонку, собираясь немного вздремнуть.

Целых два дня у Торака ушло на то, чтобы очистить скелет оленя от мяса. Он ведь дал обещание и обязан сдержать свое слово — ни крошки не должно пропасть зря. Этого требовал старинный договор, заключенный между охотниками и Великим Духом. Если охотник бережно относился к убитому животному, Великий Дух посылал ему новую добычу.

Но до чего же эта работа оказалась тяжелой! Чтобы быстро и правильно освежевать тушу и снять мясо с костей, нужна долгая практика. У Торака далеко не все получалось как надо, но он очень старался.

Сперва он вспорол оленю брюхо и отрезал кусок печени для хранителя племени. Остальную печень он нарезал полосками и положил вялиться. Поколебавшись немного, кинул небольшой кусок Волку, и тот моментально сглотнул подачку.

Затем Торак освежевал тушу, аккуратно и чисто отделив шкуру от мяса с помощью скребка, сделанного из оленьего рога. Шкуру он промыл в воде, посыпал ее толченой дубовой корой, чтобы потом легче было содрать шерсть, и растянул шкуру между двумя молодыми деревцами — повыше и подальше от жадного волчьего языка. Высохшую и распушившуюся шерсть он соскреб, по неумению несколько раз продырявив шкуру, и принялся размягчать кожу, втирая в нее кашицу из оленьих мозгов. Затем он еще раз вымочил кожу в воде, высушил ее и получил вполне приличный материал для плетения веревок и лесок.

Пока шкура сохла, Торак нарезал мясо тонкими полосками и подвесил над костром из березовых дров, дающих много дыма. Когда полоски мяса слегка подвялились, он старательно отбил их двумя камнями, делая как можно тоньше, и скатал их в небольшие, но очень плотные клубки. Мясо было отличное. Одна такая полоска — и можно запросто продержаться полдня.