Ирина Пивоварова - Рассказы Люси Синицыной (сборник)

Глава 6

Сон Павлика Помидорова

Всю ночь беспокойно ворочался на постели Павлик.

В туманных, неясных обрывках дрёмы грезились ему какие-то гнусные мошенники в меховых лисьих шубах и блестящих чёрных цилиндрах. У одного в руках была сабля, у другого из-за пазухи выглядывал пистолет.

Кривляясь и злобно ухмыляясь, они крались друг за другом по бесконечным полутёмным залам с натёртыми до блеска полами. В залах висели ковры и картины, на полках стояли вазы и самовары, и Павлик понял, что это музей.

Лифтерша тётя Катя дремала в углу на табуретке. Мошенники скрутили ей руки, сунули в рот огромную ириску.

«Караул!» – хотела закричать тётя Катя и превратилась в Павлика.

«Караул!» – хочет крикнуть Павлик, но ириска залепила ему рот, склеила зубы. А мошенники, мерзко захохотав, подскочили к тёмной стене, на которой висела закрытая занавеской картина.

«Вот она! Я давно за ней охочусь!» – заорал один и сдёрнул занавеску.

На картине улыбалась старинная дама с розой в руках, в кружевном жабо и в поролоновой курточке. На шее у дамы блестело ожерелье из пуговиц.

«Тебе показалось, – качала она головой. – Вечно вы, мальчишки, бог знает что придумаете!»

Но мошенники не дали ей договорить. Они сдёрнули картину со стены и потащили её по Краснобаррикадному переулку.

Павлик хотел броситься за ними, но откуда-то выскочил Финдлей и стал громко лаять.

А мошенники удалялись. Один из них повернулся, скорчил рожу и сделал Павлику нос.

«Иди-ка ты лучше спать! – крикнул другой. – Эх ты, Тефтеля!»

«Тефтеля! Тефтеля!» – захихикала дама в прореху пальто.

«Да! Да! Да!» – лаял Финдлей.

Только под утро заснул Павлик крепким сном.

Проснулся он, как ни странно, лёгким и весёлым.

«Что-то мне снилось, – вспомнил он. – Какая-то чепуха: машины, преступники…»

Мама уже ушла на работу. На столе лежала записка: «Не могла тебя добудиться. Ешь винегрет, пей какао». Павлик раздёрнул занавески, распахнул окно.

Был уже почти день. Яркое солнце заливало сквер перед домом. На деревьях трещали воробьи, в песочнице рылись дети.

Братья Петуховы вместе со Светкой прыгали в классики. Рядом на лавочке сидела светловолосая девушка. Наклонив голову, она что-то чертила прутиком на земле. Вот она подняла лицо и задумалась…

О-о-о-о!

Павлик разом всё вспомнил! Вечер. Зелёные «Жигули».

Зловещий разговор. Девушка с таксой.

В сильном возбуждении схватил Павлик с полки серванта маленький, театральный, украшенный перламутром бинокль и стал бешено крутить окуляры.

Окуляры заскользили по земле, по деревьям. В них попали веснушчатое лицо Тольки Петухова, нарисованные на земле мелом классики, Светкино голубое платье… Но всё это сейчас ни при чём. Павлику нужна девушка! Только она!

Так. Вот её лицо. Видно отлично, каждую чёрточку.

Кто же она такая?

Собственно говоря, девушка как девушка. Красивая, но, в общем, ничего особенного. Вот только взгляд очень серьёзный, у девушек редко такой бывает.

А что она там чертит на земле? Какие-то линии, треугольники… Посмотрит в книгу на коленях и чертит. Снова посмотрит и снова чертит… Вот формулы начертила, какие-то буквы, знаки. Жаль, видно плохо. От большого куста слева падает на землю густая тень…

«Постой-ка, постой! – вдруг сказал сам себе Павлик, и сердце его гулко заколотилось. – А что это там, в кустах, за тёмно-коричневое пятно? Да-да, в самой серёдке?»

У Павлика перехватило дыхание, высохло в горле. В кустах кто-то прятался!

Павлик чуть не выронил бинокль, но тут же принялся изо всех сил крутить окуляры, наводя их на кусты.

Да! Так и есть! В кустах прятался человек!!!

Скрючившись, согнувшись в три погибели, он стоял на одном колене и держал в руках какой-то чёрный предмет.

Вот он поднял предмет к глазам… Фотоаппарат! Он целился в девушку из фотоаппарата! А девушка сидела рядом, водила глазами по строчкам, чертила прутиком по земле и ничего, ровным счётом ничего не замечала!

Павлик опустил бинокль и вытер вспотевший лоб.

Сомнений не оставалось.

Девушке грозила опасность.

Недолго думая Павлик схватил первое, что попалось ему под руки (а под руки попался сачок для бабочек), и бросился во двор.

Низко пригибаясь и осторожно перебегая от дерева к дереву, он стал приближаться к кустам, в которых прятался неизвестный. Судя по всему, это был один из тех, вчерашних. Павлик отчётливо видел его спину в коричневом клетчатом пиджаке.

Сделав ещё шага два, Павлик тихонько присел за кустом.

«Если он меня заметит, притворюсь маленьким и глупым, навру чего-нибудь», – решил он.

Сквозь ветки Павлику было хорошо видно задумчивое лицо девушки. Она сидела вполоборота и, положив ногу на ногу, что-то писала в тетрадке.

Неизвестный, опустив фотоаппарат, пристально на неё смотрел. Потом нагнулся, щёлкнул. Осторожно отодвинул ветку, щёлкнул ещё раз. Потом выкрутил из фотоаппарата какую-то длинную трубу, снова прицелился и щёлкнул.

Павлик сидел на корточках затаив дыхание. Букашка ползла по его шее, было очень щекотно, но он терпел. Вдруг ветка под его ногой хрустнула! Неизвестный резко повернулся, и глаза его встретились с глазами Павлика. В них зажёгся злобный огонь.

– Что ты тут делаешь? – спросил он грубым сдавленным голосом.

– Я, дяденька, гусениц ловлю, – запинаясь, ответил Павлик. И принялся для виду хлопать сачком по земле.

Неизвестный усмехнулся.

– Шустрые, видно, у тебя гусеницы, – сказал он. – Знаешь что, приятель, пойди-ка поищи их в другом месте! Ты мне мешаешь, понял?

– А что вы, дяденька, делаете? – спросил Павлик с самым дурацким видом (уж он постарался!). – Вы воробьёв фотографируете, да?

Неизвестный фыркнул. Подумал, наверное, что Павлик кретин какой-нибудь.

– Угадал! Ну, иди-иди, тебе же сказали!

Вид у него был зловещий. Чёрные лохматые волосы торчали во все стороны. На голове еле держалась щеголеватая замшевая кепчонка. Он пристально глядел Павлику в глаза, как будто хотел просверлить его насквозь. Честно говоря, Павлику стало не по себе. Он хотел уже уйти, как вдруг Лохматый скомандовал:

– А ну-ка, стой! – поднял фотоаппарат и сфотографировал Павлика.

После этого, как тигр, выпрыгнул из зелёной гущи и исчез в доме № 12.

Лихорадка била Павлика.

Подождав минуты две, с тяжело колотящимся сердцем Павлик направился следом.

Лифт дома № 12 гудел. На табло светилась кнопка десятого этажа.

«На десятый поехал», – понял Павлик.

И, плохо соображая, что делает, пешком бросился на десятый. На десятом было четыре двери.

Отдуваясь, смотрел Павлик по очереди на все четыре. Одна обита чёрной клеёнкой, другая – с какими-то кнопками посередине, третья – с фамилиями жильцов, четвёртая… Возле четвёртой лежал смятый половик. Похоже было, что кто-то только что вытер ноги и вошёл.

Павлик подкрался на цыпочках. За дверью явственно бормотало радио. Павлик глянул в замочную скважину. Полный мрак. Нет, Лохматый вошёл не сюда…

И как только подумал это Павлик, дверь распахнулась, будто угадав его мысли и насмехаясь над ним, и Павлик нос к носу столкнулся с Лохматым!

От неожиданности оба отпрянули.

На сей раз на Лохматом был не клетчатый пиджак, а длинный ярко-жёлтый домашний халат. За спиной его царила кромешная тьма, только где-то в глубине квартиры слабым светом мерцал маленький красный огонёк.

– Слушай, да, никак, это опять ты? – подозрительно вглядываясь в Павлика, прогудел Лохматый. – Всё гусениц ловишь?..

И вдруг схватил Павлика за плечо:

– Скажи-ка, брат, честно, что ты ко мне привязался? Чего тебе надо, а ну говори! А впрочем, зачем здесь стоять? Входи!

«Конец!» – подумал Павлик и пошатнулся.

Да, мы не знаем, не знаем мы, чем кончилась бы для Павлика эта неприятная история, если бы… Видно, родился он на свет в счастливой сорочке, ибо в самую критическую минуту, в ту минуту, когда Павлик, закрыв глаза, уже прощался с жизнью, в тёмной прихожей Лохматого, рядом с его ухом, где-то справа и чуть выше от него, резко и пронзительно зазвонил телефон.

Лохматый выпустил Павликино плечо и схватил трубку.

– Алло! – закричал он. – Это ты, Борода? Да, завтра жди меня на Трубе! Ровно в шестнадцать!

Это Павлик успел услышать, изо всех сил улепётывая вниз по лестнице.

Ах, как хорошо было на улице! Какое ласковое, весёлое светило солнце!

Какие нежные зелёные листья трепетали на деревьях! Какие белые облака бежали по небу!

Как звонко, истошно, как беспечно и отрадно для уха чирикали на ветках воробьи!

Какой душистый прохладный ветерок остужал разгорячённое от пережитого волнения Павликино лицо!

Хорошо было оказаться снова в скверике, среди толстых малышей, уютных старушек, порхающих белых бабочек и нежного запаха растений!