Вот так барабанщик! - Каменский Александр Владимирович

Я наблюдал, как щенок с трудом приподнялся на заячьей шкурке и встал на все четыре лапы, шатаясь из стороны в сторону, будто его ветром покачивало.

До чего забавный этот щенок! Я схватил его на руки и чмокнул в черный мокрый нос.

— Нехорошо, Гриша, целовать собаку, — сказала бабушка, но я не растерялся:

— Это, бабуся, не собака, а маленький щенок!

— Все одно — собака ли, щенок ли, — не соглашалась бабушка.

Я положил щенка на заячью шкурку и стал его рассматривать. Над темными глазами щенка желтели два пятнышка, ну точь-в-точь брови! А грудь белая, как будто на щенка надели белоснежный фартучек; все четыре лапы тоже белые, а сам он черный-пречерный, с блестящей гладкой шерстью.

Потом я взял щенка на руки и перетащил на середину комнаты, на половик.

— А ну-ка, шагай вперед, — приказал я, и щенок послушался. Но как он косолапил, передвигаясь по комнате! Он все время валился на бок и тыкался мордочкой в половик. Он был совсем мал и весь поместился на папиной ладони.

— Как же ты, Гриша, назовешь щенка? — спросила меня бабушка. — Трезором? Волчком? Тузиком? Шариком?

— А может, Ромкой? — спросил я.

— Звучит, — одобрил папа.

Прошло много дней, а мой Ромчик был почти такой же маленький, каким я увидел его в первый раз. Но я уже не удивлялся: соседка, которая щенка подарила, сказала, что Ромчик не вырастет в большую собаку, такой уж он породы, и что у щенка хвост короткий потому, что отморожен. Я очень полюбил щенка и звал его то Ромкой, то Романом.

Когда я обедал, щенок всегда вертелся около меня, умильно смотрел на мои руки и весело крутил смешным коротким хвостиком. Хитренькие глазки Ромчика словно говорили: «Угости, Гриша, я буду тебе очень, очень благодарен!»

И я бросал Ромчику румяную корочку пирога.

Как-то, готовя обед, бабушка легонько пнула Ромчика валенком:

— Не мешайся, куш на место, Роман… Полканыч!.. — Поджав хвост, с опущенной головой щенок шмыгнул под печку.

Мне стало смешно, что бабушка назвала щенка Романом. Полканычем, и я спросил:

— А почему ты назвала его так?

— Когда я была девочкой, — рассказала бабушка, — у нас был пес по имени Полкан, я его очень любила и сейчас о нем вспоминаю. Да и походит твой Ромчик на моего старого приятеля Полкана, только ростом Полкан был больше Ромчика.

Мне это очень понравилось, и я стал называть щенка Романом Полканычем. Об этой кличке узнали товарищи, и с тех пор моего любимца стали называть по имени и отчеству.

Роман Полканыч в первые дни вел себя хорошо. Даже строгая бабушка полюбила его. Но недели через две он набедокурил: разбил кувшин с молоком.

— Куш на место! — крикнула бабушка, и Ромчик с виноватым видом скрылся под печку…

Когда Роман Полканыч снова в чем-то провинился, бабушка схватила ремень и с криком «куш на место!» кинулась к Ромке. Он нырнул под печку, а через минуту осторожно высунул мордочку.

Убедившись, что о нем уже забыли, Роман Полканыч вылез из-под печки. Подняв черный нос, он как ни в чем не бывало поглядывал на бабушку.

Ромчик стал проказничать все больше и больше: то мамин платок утащит под печку, то ботинок прогрызет, то чулки. Папа здорово рассердился:

— Чтобы духу его здесь не было! — крикнул он. А на другой день подарил Романа Полканыча старику-пчеловоду, который увез его в соседнее село.

Я даже есть как следует перестал — так расстроился. Бабушка все время хмурилась и часто с грустным видом заглядывала под печку, где спал наш Ромчик.

Через два дня Роман Полканыч снова появился. Я первый услышал его лай во дворе.

— Бабушка, Ромчик вернулся! — обрадовался я и кинулся открывать двери.

Роман Полканыч вбежал в квартиру. Он тяжело дышал, высунув узкий розовый язык. И сразу же повалился на половик посреди комнаты.

— Куш на место! — зашумела было бабушка, но, взглянув на усталого Романа Полканыча, махнула рукой: «Пускай спит, издалека, видать, бежал, беспутный пес»…

Я пошептался с бабушкой и постучал в дверь папиной комнаты.

— Папа, — сказал я, — а что, если бы Ромчик вдруг да прибежал к нам? Ты бы не очень, скажи, сердился?

— Почему ты задаешь мне такой вопрос? Ведь собака все равно не сможет возвратиться, раз ее увезли от нас далеко.

— Ну, а если бы прибежал на самом деле, взял бы да и прибежал, тогда как? — допытывался я. А сам с тревогой косился на дверь: вдруг Роман Полканыч начнет гавкать и все дело испортит.

— Вижу, что ты скучаешь о Ромчике. Но что поделаешь? Отбирать собаку у человека уже неудобно.

Тогда я запрыгал от радости и все рассказал.

— Верный пес, что и говорить, — сказал папа. — Пусть живет, не возражаю…

Скормил я Ромчику медовый колобок и побежал играть в лапту. А со мной и Ромчик помчался. Ребята играли дружно, только Пашка Щукин все время спорил и нарушал правила.

Я обиделся и решил сказать в глаза Пашке всю правду:

— Ты, Пашка, не прав, так в лапту не играют, да и вообще ты жулик хороший…

— Я тебя, Гришка, поколочу, если будешь совать свой нос в мои дела! — заявил Пашка и больно турнул меня плечом. Пашка был старше меня и выше ростом, но я не очень трусил: пусть полезет, все равно не убегу!

Только сдачи хотел дать, как Роман Полканыч весь ощетинился и с яростным лаем вцепился зубами в Пашкину штанину.

— Ой! — крикнул Щукин. Он здорово побледнел и замахал руками. Потом заорал и с разорванной штаниной помчался по улице. На бегу Щукин схватил с земли глызу и бросил ее в Ромчика, но не попал. И побежал еще быстрее.

— Ай да Роман Полканыч! Возьми, возьми его!.. Ату-ату его! — кричали ребята с нашей улицы.

…А дни шли да шли.

Своей понятливостью пес удивлял не только меня, бабушку и маму, но даже папу. И все-таки недели через две мой друг снова набедокурил: изгрыз папин фронтовой портсигар из желтой кожи и утащил под печку шелковый коврик.

Вот тут-то папа совсем вышел из себя и велел бабушке на другой же день избавиться от Ромчика. Он так и сказал: «избавиться надо от собаки». А я ничем не мог помочь моему Роману Полканычу!..

Бабушка рано утром пошла на базар и привела молодого колхозника из другого района. Я в то время сидел дома и все слышал.

— Вот собака. Берешь? — спросила бабушка.

— Ладно, бабка, согласен, — сказал парень и почему-то подмигнул мне. Я отвернулся.

А колхозник прицепил ремень к ошейнику Романа Полканыча и потащил его на улицу.

У ворот еще остановился и спросил:

— А деньги-то за пса надо?

Бабушка сердито замахала руками:

— Шагай знай! Какие там деньги.

Я видел из окна, как Ромчик рвался из чужих рук, упирался всеми лапами, а шерсть на его спине топорщилась, как травка.

В это время в комнату зашел наш сосед бухгалтер Вениамин Анатольевич.

— Бабушка-то где? — спросил он, протирая платком свои очки.

— Вон там, во дворе, — буркнул я и ткнул пальцем в стекло.

Вениамин Анатольевич увидел, как парень тащил Ромчика на веревке, и покачал лысой головой:

— Жаль песика. Хороший песик был…

А у меня так защемило сердце, что слезы брызнули из глаз.

Когда я пришел в школу, учительница Мария Васильевна взглянула на меня с удивлением:

— Что с тобой, Гриша? Здоров ли ты?

— Совсем здоров, — сказал я. Мне просто не хотелось рассказывать про Романа Полканыча.

А когда Мария Васильевна вызвала меня к доске, я никак не мог решить простую задачку. Вообще в тот день я здорово расстроился.

А когда пришел домой, бабушка совсем доняла меня:

— Не вернется теперь наш Полканыч.

Я рассердился и даже не стал есть жареные пельмени.

— Не горюй, Грибок, — тихим, добрым голосом говорила бабушка, — Ромчик любит тебя и помнит. Мне кажется, что он сейчас где-нибудь в конуре строит планы, как бы снова улизнуть домой.

— Не прибежит… заблудится, — вздохнул я.

Мама тоже хотела видеть Ромчика, и только папа все еще сердился на него.

Но Ромчик не посчитался с папой и через три дня опять появился в нашем доме, с обрывком веревки на шее.