Александр Етоев - Уля Ляпина против Ляли Хлюпиной

Папа сплюнул в тарелку куриный хрящик, предварительно его обсосав.

– А на пляже у Петропаловки? – Мама хмуро посмотрела на папу. – Это надо же, до чего мы дожили – акула напала на иностранца! Хорошо он оказался профессиональным ныряльщиком с Соломоновых островов!

– Это оттого, что Нева все никак не может замерзнуть, – ответил на это папа. – Был бы лед, была бы зима, никакие акулы из-подо льда не лезли б. А вообще, конечно, полное безобразие. Экология совсем никуда. Всемирное потепление климата.

– Нет, а этот-то! – возмущалась тетя. – Тот, который крылья ангелам резал. Сам-то, хам, небось из тюрем не вылезает, а туда же: мол, хватайте бандитку! Вроде как она это ты. – Тетя пальцем показала в Ульяну. Затем грозно потрясла кулаком. – Обознался, так и пасть свою схлопни. Выясни сначала, потом ори. А то – племянницу родную позорить! Обвинять ее на весь магазин! Даже в сердце пересохло, как вспомнила. – Тетя Соня хлебнула кофе. – Я им объяснила, что это ложь, только эти двое уже исчезли. Будто испарились – момент, и нету.

– Как исчезли? – спросила Уля.

В этом месте тети Сонин рассказ вдруг вернул ее отсутствующее внимание. Что-то щелкнуло в голове Ульяны. Мигом вспомнилась вчерашняя мысль про заслоночку на часах времени: «А не пользуется ли ими ее двойник? Не потому ли он… то есть она такая неуловимая?»

А еще из памяти выплыла фраза Санчо: «Эта фальшивая супердевочка специально все так подстраивает, чтобы настоящей супердевочке не досталась роль».

И вот тут она впервые задумалась: а не одна ли это персона – самозванка, что ее подставляет, и Ляля Хлюпина, таинственный вундеркинд из заведения, несуществующего в природе.

«Что ж, – сказала себе Ульяна. – Завтра генеральная репетиция. Эта Хлюпина появится в школе. Там и выясним, что она за фигура. Разберемся, где гений, а где злодейство».

– Шут гороховый, – ругался Аэрозоль, вспоминая кольцо Сатурна из полей бутафорской шляпы и пронзительные дула очков, нацеленные в дверной глазок. – Ишь как вырядился, думает, не узнали! Хило дело, – добавил он и поцокал своим ангельским зубом. – Нет, не хило. – Ангел почесал кончик носа. – Мы ему устроим такой шпильгаген, никакое чаромутие не поможет.

– Кто он хоть, этот барбудос в шляпе? – вяло спросила Хлюпина. Эти муторные прыжки во времени – из сегодня во вчера и обратно – укатали ее, как Сивку, – поэтому и голос был вялый.

– Так, один провинциальный учителишко. Вел в Лапландии школу дедов-морозов, – воровато отмахнулся Аэрозоль, явно что-то скрывая от своей ругливой помощницы.

– Ага, провинциальный учитель. А ты не выучил формулу глюконата кальция, поэтому и слинял в прошлое. – Ляля Хлюпина злорадно расхохоталась. – Чтобы не поставили двойку. – Ее буквально трясло от смеха. – Сами кушайте позавчерашнюю лягушатину. И снимайте лапшу с ушей. Думаешь, такая я идиотка, чтобы верить сказкам из секонд-хенда. А ну колись, налим без костей, чем так страшен этот бородатый дедуля? Не то устрою культурную революцию, уволюсь на фиг из твоей унылой шараги, вот и колдуй тогда один-одинешенек.

Последний довод, видимо, озадачил ангела. С досадой крякнув и уныло поморщившись, Аэрозоль зашевелил ртом.

– Санта-Клаус, – сказал он тихо. – А приперся он сюда за часами. – Ангел хлопнул по карману пальто. – Типа хочет возвратить собственность.

– Санта-Клаус! Мужчина моей мечты! – Ляля Хлюпина так и взвизгнула от восторга. Даже тусклая кожа ее тронутого молью лица раскраснелась на некоторых участках. – О! И я от него бежала! Ангелочек Аэрозольчик, миленький! Ну пожалуйста, только одним глазком, ну хоть маленьким сегментом зрачочка! Санта-Клаус – это же как Париж – раз увидеть и умереть от счастья!

– Ишь, расквакалась: «Париж», «умереть»… Ну насчет последнего это просто. Умереть? Пожалуйста, в чем проблема! Вот сорвет нам Санта-Клаус наш праздник, и покатимся мы оба в тартарары. Ты останешься по жизни старухой, я… – Он плюнул под ноги и замолк. – Ладно, хватит, возвращаемся в будущее. Чем травить себя досужими разговорами, будем думать, как избежать сложностей.

Ляля Хлюпина продолжала хлюпать.

– Ты ревнуешь меня к этому человеку, – неожиданно сказала она. – Ну конечно, интересный мужчина, модный, видный, в шляпе, очках. Не какой-нибудь грубиян, как некоторые.

– Я? Ревную? – рассмеялся Аэрозоль. – К этому занюханному хмырьку? К этому «дорогие деточки, ой, а что это под елочкой за коробочка»? Было бы к кому ревновать! – Ангел снова плюнул себе под ноги. – И из-за кого, выдра!

– Я-то? Выдра? А ты – удод! Штопанный удод в огороде!

– От такого же удода и слышу. – Ангел вынул из кармана часы. – Всё, отставить, болтовню по боку! Вот отправлю вплавь на голодный остров, будешь тень свою с пола языком слизывать.

Ляля Хлюпина мгновенно умолкла, испугавшись предложенной перспективы.

Ангел щелкнул на часах кнопочкой и, пока они летели сквозь время, наставлял свою напуганную помощницу:

– Завтра генеральная репетиция. Ты должна быть на недосягаемой высоте. Танцевать, как Майя Плисецкая. Очаровывать публику, как Мэрилин Монро. Петь, как Верка Сердючка в дуэте с Эдитой Пьехой. И смешить смешнее, чем Клара Новикова. Ты должна им всем показать, что самая лучшая снегурочка это ты. Чтобы не было никаких сомнений. Не то отыщется какой-нибудь злобный критик, напишет кляузу министру по новогодним праздникам и поломает весь наш замечательный план.

– «Что общего у снега с животным?» – прочитал Санта-Клаус вслух.

Он чаевничал, лениво листая знаменитое сочинение Кеплера, – то есть думал и делал выводы.

Санта снова был в привычной одежде, маскировочные очки и шляпа, длинный плащ и флибустьерские сапоги воротились на обычное место, борода была отмыта до белизны и искрилась, будто снежная вата…

Санчо тоже поменял цвет. Если кузов был до этого радужный, то теперь стал долматинской породы – в черных пятнах на белом поле. Занавески тоже стали другие – не в горошек, а в веселую дрипушку. И покрышки вместо угольно-черных превратились в шаловливо-сиреневые.

Все эти серьезные перемены имели целью отвлечь внимание нежелательных посторонних глаз – если таковые имелись – от примелькавшегося средства передвижения.

Кеплеров трактат о снежинках неожиданно был отложен в сторону. Санта вырвал из усов волосинку и пустил ее летать по салону.

– Ляля Хлюпина! – сказал он уверенно. – Похититель часов она. Доказательства? Первое – фотография с изображением и адресом кочегарки. Ляля Хлюпина в качестве компромата подсовывает фотографию завучу. Та уверена, что на фото Ляпина, и лишает ее роли Снегурочки. То есть эта Хлюпина таким способом убирает претендента на роль. И второе доказательство – главное: сегодняшний мой визит в котельную. Украденные клепсидры там, я их слышал, они со мной говорили. Складываем первое со вторым и получаем: преступник – Хлюпина…

– Стоп-стоп-стоп, – остановил его Санчо. – Получается какая-то неувязка. Получается, что в школе дедов-морозов целый год проучилась девочка и никто этого не заметил. Но девчонок там в принципе быть не может – она, что же, так удачно маскировалась?

– Ну, не знаю. Накладные усы, брови, борода – что тут сложного? В любой лавке такого добра навалом. Нарумянила нос румянами, посох в руку, и все дела.

– А обязательный для всех медосмотр? Традиционная сауна по субботам? Общежитие? Тренажерный зал? Не поверю, чтобы никто ни разу не обратил на нее внимание.

– Все, я понял! Хлюпина не девчонка. – Санта-Клаус чуть не прыгал от возбуждения. – Она просто переоделась в девочку. Сбрила бороду, причесала брови, наманикюрилась, напедикюрилась, пирсинг, дансинг… В общем, полная перемена облика от носков до ушей и пяток. Оригинальный криминальный прием, но мы тоже не подбородком думаем. Раскусили тебя, дедушка-отморозушка, – как веревочке, как говорится, не виться…

– Вот так новость, – перебил его Санчо, слушая одновременно и Санту и новостные сообщения из Нетунета. – Астрономы обнаружили в космосе одинокую кочующую звезду. Звезда абсолютно черная. Движется в направлении Солнца. Ты когда-нибудь о подобном слышал?

Санта-Клаус наморщил лоб. Переключка с Ляли Хлюпиной на Вселенную потребовала промежутка секунды в три. Наконец он поднялся с места и потопал по салону сантамобиля к шкафчику с походной библиотекой. Открыл дверцу и с дальней полки, где хранились древнеегипетские папирусы, взял какой-то из драгоценных свитков. Развернул его, пробежал глазами. И мгновенно уши у Санта-Клауса сделались прозрачными, как аквариум. Что, напоминаю, показывало высший градус Санта-Клаусова волнения.

– Катастрофа, – сказал он тихо и, задумавшись, поплелся к столу.

Нос у Санты обвис и съежился. Санта дернул его за кончик и вернул в первоначальное положение. Никая катастрофа на свете еще не повод, чтобы вешать носы. Это он понимал четко.