Дженнифер Нельсен - Сбежавший король

– Но как ты можешь доверять ему? После всего, что он сделал.

– Когда мы сражались в последний раз, он мог легко расправиться со мной, ударив по ноге. Но он не сделал этого, ни разу. Если бы он хотел убить меня, я был бы убит.

Мотт кивнул.

– Тогда я тоже научусь доверять ему. У тебя есть друзья, Джерон. Мы всегда будем стоять за тебя.

Теперь я понимал это. Я указал на его руку, все еще туго перевязанную.

– Прости меня за это.

– В ту ночь я только-только приехал. Харлоу всячески отрицал, что видел тебя, но я сразу все понял. – Мотт улыбнулся одним уголком рта. – Он думал, что ты сбежавший слуга, может быть, какого-нибудь придворного в Дриллейде.

Почему-то это рассмешило меня. Я хихикал, пока не стало больно, а потом сказал:

– Харлоу хороший человек. Я попросил его стать моим первым регентом.

Мотт удивленно приподнял брови.

– Первым? Это не понравится другим регентам. Некоторые из них заняли свой пост еще до твоего рождения.

– Они собирались передать Картию в руки изменника. Теперь, когда измена Грегора раскрыта, они будут сговорчивее. Харлоу – хорошая кандидатура.

– Он будет хорошо служить тебе. – Мотт сжал губы. – Он не мог понять, как король может бросить все и уйти к ворам и пиратам. Он боялся, что ты изменишь себе.

– Я никогда не изменяю себе, – проговорил я. – Это самое сложное. – Потом посмотрел Мотту в глаза. – И я никогда не прощу себя, если ты не простишь меня.

– За это? – Он наклонил голову. – Тут нечего прощать.

– Нет, за то, что я сделал. – Я опустил глаза и намотал на палец нитку, торчащую из одеяла. – Прости меня за то, что я такой, какой есть. Мне всегда будет нелегко служить.

Глаза Мотта увлажнились.

– В этом я не сомневаюсь. Но я все равно буду служить тебе.

Я положил голову на подушку и расслабился. Потом Мотт снова заговорил, а я открыл глаза, но не поднял головы.

– Мне следовало лучше знать тебя и ни в чем не сомневаться. – Мотт положил руку мне на плечо. – Сегодня ты жив, потому что все в своей жизни делал правильно. Ты справился.

Я улыбнулся, засыпая. Он не смог бы найти более добрых слов.

Когда я проснулся, рядом снова была Имоджен. Должно быть, я проспал всю ночь, потому что в комнату заглядывало утреннее солнце. На этот раз она помогла мне сесть и поставила мне на колени поднос с едой.

– Ты снова похож на самого себя, – сказала она. – Кем бы ты ни был.

Я моргнул несколько раз, чтобы до конца проснуться.

– На инвалида похож? Это настоящий я?

– Конечно, нет. Но… – Всегда немногословная, она и теперь только пожала плечами. – Ты выглядишь… умиротворенным. Это тебе идет.

Я усмехнулся.

– Нет, не идет.

– Может быть, и нет. – Она помолчала минутку. – Я должна была пойти к пиратам, хотя бы по приказу Амаринды.

– Согласен.

– Мы надеялись, что я смогу помочь. Шпилька, цветы – они должны были спасти тебя.

– Нет. Имоджен, – сказал я. – Это ты спасла меня. И не только от пиратов. Ты нужна мне. Когда мы вернемся в замок…

– Я не вернусь. – Она медленно выдохнула, будто хотела сказать самое страшное без слов. – Джерон, пожалуйста, пойми. Я больше не могу жить там.

– Почему? – Конечно, она поедет со мной. Как же иначе может наладиться моя жизнь? Теперь мой голос звучал резко: – Это слуги или принцесса?

– Это ты. Я не могу вернуться и жить рядом с тобой. – Она нахмурилась, крохотная морщинка появилась между бровей. – Все изменилось. Разве ты не чувствуешь?

В ту минуту я не чувствовал ничего, кроме разочарования. Отослав ее из замка, я знал, что делаю ей больно, но, конечно, теперь она понимает, почему я это сделал. Я сказал:

– В ту ночь, когда я прогнал тебя, это было просто…

– Ты сделал все правильно. И мы оба это знаем. Девлин использовал бы меня, чтобы отнять у тебя королевство.

Я покачал головой.

– Да, он пытался. Но это не сработало.

– Что, если бы он не стал драться с тобой? Ты сказал бы ему о пещере, чтобы он не бил меня?

Она все понимала. Что бы ни случилось, я никогда не позволил бы им причинить ей боль. И все же это был неразрешимый вопрос. Наконец я пробормотал:

– Ты должна вернуться. Это просто дружба, Имоджен.

На глазах у нее блеснули слезы.

– Нет, Джерон, нет. Может быть, ее никогда и не было. Разве ты не видишь, что мне больно оставаться рядом с тобой?

Боль – вот что чувствуют все мои близкие из-за меня. Может быть, все, что я делал в последние дни, и было необходимо Картии, но за все свои дела я платил все ту же цену. На этот раз ценой была самая дорогая мне дружба.

Имоджен вытерла слезы кончиками пальцев.

– Кроме того, если я вернусь, я буду мешать вам с Амариндой.

– Так тебя это беспокоит? Тогда я могу все уладить.

Она нахмурилась, и даже сквозь слезы голос ее зазвучал резко.

– Как же это? Выберешь меня и откажешься от принцессы? Уничтожишь мирные отношения с ее страной и потеряешь единственного союзника? – Она покачала головой. – Народ любит ее, Джерон, и это правильно. Выбери меня, и ты потеряешь свой народ.

Выбери?Я был так поражен, что мог лишь пробормотать:

– Я никого не выбираю!

– Тебе и не придется. Я уже сделала свой выбор. – Имоджен опустила глаза. – Харлоу предложил мне остаться здесь и заботиться о Ниле, и я приму его предложение. Ты должен вернуться в Дриллейд и научиться верить Амаринде. Научиться нуждаться в ней.

Я фыркнул и отвернулся. Я зашел так далеко, и вот теперь вернулся к самому началу. Имоджен села и коснулась рукой моего плеча.

– Джерон, она всегда была на твоей стороне…

– Она водит дружбу с предателем.

– Она твой друг. И ты знал бы об этом, если бы дал ей шанс это показать. Как у тебя получается так хорошо распознавать врагов и не видеть друзей? – Имоджен закрыла глаза, всего на миг, будто проверяя себя. – Ты король, а она должна стать твоей королевой. Однажды ты женишься на ней.

На этот раз я уловил дрожь у нее в голосе и подумал, что, может быть, все это время я ошибался. Может быть, Имоджен не говорила мне, что мы больше не друзья? Может быть, она сказала, что мы больше, чем просто друзья.

Не в силах поднять на нее глаза, я пробормотал:

– Имоджен, ты любишь меня?

Мое сердце замерло в ожидании ее ответа. С каждой бесконечной секундой я все яснее осознавал, что никогда не должен был задавать этого вопроса. Я знал, что такое любовь, но не думал, что кто-то может испытывать это чувство по отношению ко мне. Я мог надеяться на дружбу Имоджен, но теперь, похоже, и эта надежда рушилась.

После долгого и ужасного молчания она покачала головой и прошептала:

– Я не принадлежу к твоему миру, Джерон. У тебя есть принцесса. Завоюй ее сердце. Будь с ней.

Я смотрел в лицо Имоджен, надеясь найти там что-то, что выдало бы ее истинные чувства. В конце концов, я ведь скрывал свои чувства, когда говорил ей все те ужасные вещи, выгоняя ее из замка. Буря самых разных эмоций словно взметнулась во мне. Наверное, Имоджен чувствовала что-то подобное в ту ночь: будто весь мир разваливается на части. Она только скрывала свою боль. Я слишком хорошо знал ее, чтобы этого не заметить. Я не мог понять почему, но причиной ее боли был я.

Я молча кивнул. Она встала и принялась прибирать в комнате.

– Тебе пора готовиться к отъезду. Харлоу соорудил повозку с постелью.

Как будто мне было до этого дело.

– Хватит постелей, – проворчал я. – Я поеду в карете.

– Хорошо. Если ты готов к этому.

Она больше не смотрела на меня. И это было ужасно. Но, думаю, было бы куда страшнее посмотреть в ее глаза и не увидеть там ничего, кроме безразличия.

Я попытался еще раз, надеясь, что она поймет меня.

– Куда бы нас ни привела жизнь, в одном ты должна не сомневаться. Мы с тобой всегда будем связаны. Ты можешь это отрицать, а я не могу. Даже я не настолько хороший лжец, чтобы суметь так солгать.

Имоджен кивнула, потом повернулась и присела в глубоком почтительном реверансе.

– Пожалуйста, извините меня… ваше величество. Мы, скорее всего, больше никогда не увидимся. Будьте счастливы.

И она вышла.

По дороге в Фартенвуд Мотт и Роден правили каретой. Харлоу сидел рядом со мной, а Финк – напротив него. Сидеть мне было еще немного больно, но не слишком. Нога моя покоилась на сиденье напротив, завернутая, наверное, во все имевшиеся в Либете одеяла. Если бы Картия содрогнулась от землетрясения до самого основания, то и тогда моя нога едва ли почувствовала бы тряску.

Большую часть пути мы не говорили. Я был рад молчанию Харлоу. Он не пытался вести многозначительных разговоров или остроумничать, а, казалось, хотел просто слушать и смотреть вокруг себя. В отличие от него, Финк, казалось, с трудом сдерживался, чтобы не заговорить просто для того, чтобы выплеснуть накопившуюся в нем энергию. Но кто-то, должно быть, пригрозил ему, потому что каждый раз, когда он смотрел на меня и открывал рот, он закрывал его снова и отворачивался к окну.